глава № 8ВОЗМОЖНО ЛИ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО СРЕДИ ДРЯХЛЫХ СОКРОВИЩ ОСОБНЯКОВ?Граждане! Серебро, фарфор и иконы в доме Морозова – в опасности!
ИНФОПОВОД
15 марта 1918 г. МФАГ при помощи Реквизиционной комиссии Моссовета заняла особняк Алексея Викуловича Морозова (Подсосенский пер., д. 21, стр. 1). Это был, по сути, уже музей, который сам владелец готовил к открытию для посещений. Из особо ценного там имелись зал старинных икон и комнаты с коллекциями исторического фарфора и серебра. Все это хранилось на втором этаже. Ценные работы Врубеля, Левитана, Сомова и др., а также множество скульптур были размещены по всему дому. Анархисты изолировали музейные комнаты с экспонатами «вплоть до передачи их на хранение особым специалистам» и поручили охрану латышской группе «Лиесма». МФАГ предполагала устроить в особняке общественный музей и клуб. Утром 16 марта для осмотра и учета художественных ценностей в особняк пригласили специалистов из Союза художников. Но никто из них не явился.
Зато ночью неизвестный позвонил в МФАГ по телефону и сообщил, что вещи из особняка расхищают. Туда немедленно выдвинулась целая комиссия МФАГ. Но никакого хищения не происходило.
Сообщение в «Анархии» о том, что федерация заняла особняк Морозова, вызвало волнение в прессе: одни газеты «не верили» заявлению МФАГ о сохранности коллекций, другие ссылались на слухи «о расхищениях в особняке», третьи просто острили, а читающие эти сообщения музейщики то ли сильно беспокоились, то ли рассчитывали на пополнение своих фондов.
В недрах МФАГ в связи с этим общественным волнением образовалась инициативная группа свободной ассоциации художников, состоящая из Гана, Малевича и Моргунова. Ключи от морозовских сокровищ были переданы Гану; решили «допускать к осмотру всех причастных к искусству, членов профессиональных организаций и представителей Комиссий по охране памятников ежедневно»[493].
Серьезно к этому предложению МФАГ отнеслась только Комиссия по охране памятников при Моссовете, которая прислала двух представителей – художника Михаила Яковлева (о нем ниже) и архитектора Львова.
Их начальником по комиссии был архитектор Николай Виноградов. Малевич если и не знал его лично, то точно слышал легенды о нем. В 1905 г. Виноградов, вольнослушатель МУЖВЗ, был одним из руководителей «Фидлеровской дружины» художников, которые начали Декабрьское вооруженное восстание на Красной Пресне в Москве[494]. Малевич и сам в этом восстании участвовал[495]. Виноградов за это и другие «антимонархические» выступления неоднократно преследовался властями. Вернувшись в 1910 г. после нескольких отсидок в МУЖВЗ, он подружился с Михаилом Ларионовым, дал свою коллекцию китайских лубков[496] на его выставку[497] и увлек этим Наталью Гончарову, а может, и повлиял на них обоих. Во всяком случае, когда они уезжали в 1915 г. из России навсегда, именно Виноградову оставили на хранение свои работы, которые не могли увезти[498]. Легендарный в московских художественных кругах был этот человек, Виноградов.
Присланный им представитель – Михаил Яковлев – был известным живописцем и театральным художником, работал в Большом театре, участвовал в выставке нового искусства «Венок» в 1908 г.[499], был членом Союза русских художников, его картину приобрела Третьяковская галерея. Яковлев, кажется, втянулся тогда в эстетику «Ослиного хвоста». По крайней мере, в 1930-х гг., в эмиграции, он «вернулся» к ней и вполне преуспевал.
Михаил Яковлев. Кукла. 1907. Приобретено Советом Третьяковской галереи.
Источник: ГТГ
К тому же Яковлев был активным гражданином. Так, в 1905–1908 гг. он рисовал карикатуры на царские порядки в сатирических журналах («Шершень», «Маски», «Зритель», «Серый волк» и др.). К тому же Малевич его немного знал: Яковлев, как и он, был членом президиума Профессионального союза художников-живописцев Москвы.
Инициативная группа свободной ассоциации художников, то есть Ган, Малевич и Моргунов, постановила пригласить Яковлева в качестве хранителя морозовской коллекции, чтобы срочно открыть ее для общественного пользования. Но в то же время они, кажется, чувствовали что-то неладное. Во всяком случае, в тот же день втроем они написали программный текст с возбуждающим названием: «Задачи искусства и роль душителей искусства». А Ган добавил материал и от себя лично. В нем среди прочего говорилось: «И мы видим, как эти холопы, примиряясь с неизбежным, вылезают и со скромной улыбкой ушибленной невинности предлагают свои услуги в этой большой и сложной работе» (работе по созданию новых музеев, он имел в виду). Ну уж нет! «Только свободная ассоциация современных творцов обнаружит исторический интерес к этим музеям-гробницам и укажет живой эстетический интерес к современному новому творчеству гения нашего дня», – дописал Ган.
Свободная ассоциация сама для себя решила срочно приступить к созданию в Москве Центрального дома современного искусства и сети районных клубов. Малевич взялся написать проекты. И написал.
25 апреля Яковлев на роль хранителя, естественно, согласился. Ему выдали ключи от всех музейных помещений дома Морозова (безо всяких условий) и выписали мандат.
А 27 марта МФАГ получила распоряжение от Исторического музея, который возмыслил себя «центральным хранилищем памятников отечественной культуры». Исторический музей требовал передавать ему все «научные и художественные ценности, поступающие в распоряжение федерации».
Одновременно оказалось, что Яковлев – член Совета по управлению Историческим музеем и что он прямо в момент получения депеши отказывается пустить в свои новые морозовские владения членов свободной ассоциации художников.
Кое-как ключи и мандат у Яковлева отобрали. И выдали их Родченко. А чтобы ему одному в особняке не было страшно, поселили туда выпускника Московского археологического института художника Ивана Найдёнова (он работал с коллекцией Морозова еще до захвата здания), а также «бесприютных художников Иванова[500], Спасского[501], Кузьмина[502] и др.», которые «помогали тов. Родченко приводить в порядок музей для открытия некоторых комнат, почти законченных и оборудованных для осмотра».
Короче, дело приобретало опасный оборот. Судя по воспоминаниям Романа Якобсона, в особняке Морозова в это время жил и Давид Бурлюк[503].
29 марта Ган выступил на страницах «Анархии» с открытым обращением к Игорю Грабарю. Игоря Эммануиловича Моссовет только что зачем-то снял с поста хранителя Третьяковской галереи. А ведь именно Грабарь сделал Третьяковку открытым музеем и крупным научным центром. Ган выражал возмущение этим «гнусным поступком» Моссовета и приглашал Грабаря включиться в создание Дома современного искусства и сети музеев в московских особняках с помощью анархистов.
Художник и поэт Евгений Дмитриевич Спасский (справа) в «Большом Сибирском турне» вместе с Бурлюком. Спасский – один из хранителей художественных коллекций в доме Морозова. Омск, 1919.
Фото из фонда Е. Д. Спасского[504]
Грабарь, вероятно, Гану не ответил – Моссовет примерно тогда же одумался и вернул его в Третьяковку.
А 1 апреля Ган написал в «Анархии»: «Товарищи! Не доверяйте перебежчикам! Не любуйтесь и не увлекайтесь багажом их знаний, их профессиональным гноем». Статья называлась сильно: «Пойди и не возвращайся». Кажется, это была не только фигура речи, но и прямая реакция на поведение конкретного художника – Яковлева.
Родченко же с «бесприютными художниками» Ивановым, Спасским и Кузьминым хорошо потрудились: 7 апреля они открыли Пролетарский музей для 30 работников Пролетарского театра. Через несколько дней собирались пригласить на экскурсию сотрудников Первого московского рабочего театра, а потом и открыть музей для всех.
Зная Родченко, трудно сомневаться в том, что он подошел к новому музейному строительству изобретательно. Во всяком случае, из тогдашней либеральной прессы известно, что все имевшиеся в доме художественные произведения – картины, скульптуры – были тщательно укрыты чехлами[505]. Основу же музейной экспозиции, по сообщению витебских художников, бывавших в то время в доме Морозова, составляли произведения футуристов.
«Но с 11 на 12 апреля советский отряд вошел в особняк со штыками».
Важно, что в дальнейшем практически все молодые художники, вместе с Родченко готовившие к открытию Пролетарский музей в доме Морозова, стали известными персонами, а некоторые из них – пионерами в своих областях изобразительного искусства.
ТЕКСТЫ
‹Без подписи›ЗАНЯТИЕ ОСОБНЯКА А. МОРОЗОВА
Анархия. 1918. 16 марта. № 19. С. 4
Вчера членами М.Ф.А.Г., при посредстве Реквизиционной комиссии совета, занят особняк Александра[506] Викуловича Морозова на Покровке.
В огромном помещении жил один хозяин и 20 человек домашней прислуги.
Занятие особняка членами федерации было поручено членам латышской группы, которые взяли на себя ответственность по охране помещения и сохранению в неприкосновенности всех вещей и ценностей.
После занятия особняка в федерацию кем-то было сообщено, будто из занятого помещения расхищаются вещи. В особняк немедленно направились: секретарь федерации, член штаба боевых дружин, член жилищной комиссии по охране культурных ценностей.
Из опросов членов группы, часового у ворот, дворника и прислуги выяснилось, что никаких хищений не было.
Члены латышской группы вновь поручились за себя и за других товарищей, не принадлежащих к федерации, оказавшихся в помещении, за поддержание чистоты и сохранность всего обобществленного имущества.
Особняк Морозова хранит в себе множество всяких достопримечательностей, в особенности во втором этаже. Там находится в особом зале чрезвычайно ценное собрание старинных икон.
Несколько комнат занято коллекциями русского и заграничного фарфора. Имеется особая коллекция серебряных изделий, библиотека и прочее. Все эти помещения изолированы от всяких посетителей впредь до передачи их на хранение особым специалистам.
Кроме того, в особняке имеется ряд картин известных художников: большое панно работы Врубеля, картины Левитана, Сомова и друг., а также множество ценных художественных фигур.
Детальный осмотр и учет художественных ценностей со стороны специалистов, при участии членов союза художников, состоится сегодня в 11 ч. утра.
Особняк Морозова, по-видимому, помимо общественного музея и клуба, вряд ли будет еще пригоден для жилья.
Бывшему владельцу отведены две комнаты.
Алексей ГанОСОБНЯК МОРОЗОВА
Анархия. 1918. 19 марта. № 21. С. 4
В буржуазных газетах появилось несколько заметок относительно расхищений в особняке Морозова. Вчера по телефону мне звонил хранитель Третьяковской галереи, сегодня приходил беседовать худ‹ожник› Моргунов и другие. Все волнуются и хотят установить действительное положение вещей.
Все ценности, собранные Морозовым, не тронуты и бережно охраняются анархистами.
Созывается коллегия по охране и регистрации, и в ближайшем времени музей будет открыт.
Александр[507]К ВОПРОСУ ПО ОХРАНЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ЦЕННОСТЕЙ
Анархия. 1918. 21 марта. № 23. С. 4
Каждый день занимаются новые особняки. В каждом особняке реквизируются вещи подчас громадной художественной ценности. Нужно во что бы то ни стало уберечь эти художественные ценности от разрушения, пропажи, от возвращения их опять в частную собственность. Каждое художественное произведение, будь то картина, статуя, здания, вывески, фарфоровые, бронзовые и другие изделия, являются продуктом напряженной деятельности человеческого гения. Это оправдывает существование всякого художественного произведения, какому бы времени, народу и классу оно ни принадлежало. Кроме того, каждое художественное произведение заключает в себе тайны мастерства, изучение которых позволяет новым поколениям без излишней затраты, труда овладеть великой техникой и прокладывать новые пути для выявления своих человеческих ценностей. В наши дни, когда происходит перестройка, переоценка не только общественной жизни, но и в тайниках духовной жизни всякого человека, когда на арену культурной работы пытаются выступить широкие массы, когда нарождается возможность возникновения нового искусства, которое будет выражать все перипетии жизни широких масс, – в такое время перестройки особенно необходимо сохранить для новых работников искусства всякие художественные ценности. Для этого необходимо помещать все значительное в общедоступные музеи. Желательно было бы организовать в одном из замеченных особняков, наиболее интересном по архитектуре и удобном, новый музей. Но время и события не ждут. Каждый день несет, помимо воли разрушителей старого уклада жизни, гибель все новым и новым художественным произведениям. Поэтому скорее и проще было бы направить их в уже издавна организованные и систематически работающие музеи (Третьяковская галерея, Румянцевский музей, Музей изящных искусств на Волхонке). Выбор и уход за художественными ценностями требует много энергии, знания и особенной к ним любви, напряженная же политическая борьба и быстрота смены новых громовых событий не позволяют участникам уделять им достаточно сил и внимания. Кроме того, борцы большей частью ‹нрзб› необходимую любовь и представление о действительной ценности и нужности художественных произведений. Поэтому к делу сохранения их необходимо привлечь людей, интересы и знания которых всецело сосредоточены на искусстве.
Необходимо во что бы то ни стало сохранить художественные ценности от разрушения, пропажи и от возможности возвращения их опять в частную собственность.
Ал. Ган, А. Моргунов, К. МалевичЗАДАЧИ ИСКУССТВА И РОЛЬ ДУШИТЕЛЕЙ ИСКУССТВА
Анархия. 1918. 23 марта. № 25. С. 4
В момент коренной ломки старого уклада жизни, когда все новое, молодое стремится найти свою форму и проявить свое «я», выползают мертвецы и хотят наложить свои холодные руки на все живое.
Социальная революция, разбив оковы рабства капитализма, не разбила еще старые скрижали эстетических ценностей. И теперь, когда начинается новое строительство, создание новых культурных ценностей, необходимо уберечь себя от яда буржуазной пошлости. Яд этот несут жрецы буржуазного вкуса, короли, критики: Бенуа, Тугендхольды и Ko[508].
Прежде без «печати» Бенуа и присных не могло ни одно художественное произведение получить прав гражданских и благ жизни.
Так было с Врубелем[509], Мусатовым[510], П. Кузнецовым[511], Гончаровой[512], которых они, после долгих обливаний помоями, признали. А сколько осталось непризнанных!
Молодым художникам-новаторам, не хотевшим идти в соглашательство, приходилось с громадным трудом пробивать себе дорогу.
Нельзя было надеяться, что произведения их кто-либо купит без рекомендации «душителей».
А ведь продажа картины была единственным средством, чтобы художник мог кормиться и платить за помещение.
Положение искусства было случайным и зависело от критиков и коллекционеров.
Третьяковская галерея ведь создалась случайно.
Все частные собрания картин также собирались по прихоти владельца с художественных выставок.
И все те художники, которые не могли попасть на привилегированные выставки «Союза русских художников», «Мира искусства», «передвижников», оставались за бортом.
И вот теперь, когда буржуазия осталась не у дел, демократия создает пролетарскую культуру, ловкие Бенуа забирают судьбы русского искусства в свои руки.
Во главе петроградского художественного совета стоят Бенуа![513]
Опять жизнь искусства замыкается в официальные рамки.
Опять торжество гонителей искусства!
Опять те же лица за столом.
Опять покойники протягивают свои костлявые руки к светильнику и хотят потушить его.
Но этого не должно быть!
Прочь с дороги, палачи искусства! Подагрики, вам место на кладбище.
Прочь все те, кто загонял искусство в подвалы. Дорогу новым силам!
Мы, новаторы, призваны жизнью в настоящий момент отворить темницы и выпустить заключенных.
‹Без подписи›[514]К МУЗЕЮ МОРОЗОВА
Анархия. 1918. 23 марта. № 25. С. 4
Господа паразиты, которые всю свою жизнь пресмыкались у искусства, распинали в столбцах своих газет и журналов лучшие творческие силы, снова открыли свои пасти, заражая атмосферу своим подагрическим зловонием.
Мы заняли ряд особняков, в которых прятали художественные ценности.
Мы решили объявить общим достоянием то, что до сих пор оставалось собственностью случайных единиц.
И вот полетели крики злых и немощных.
Чувствуя свое бессилие, они хватаются за последнюю рукоять изношенного оружия и ложью и клеветой хотят всколыхнуть испуганного обывателя.
Они кричат:
– Величайшие ценности человеческого гения расхищаются!
Мы отвечаем:
– Они целы.
И больше того: мы говорим, что все это, спрятанное и замкнутое, отныне будет открыто, и не чиновники от искусства, не господа с кошельком с этого дня будут хранить и оберегать наследие творческой души и мозга, а живая душа современного гения.
Эпоха меценатства умирала еще в Октябрьские дни.
В суматохе революционного быта бесновались не только имущие, но и их холопы.
И мы видим, как эти холопы, примиряясь с неизбежным, вылезают и со скромной улыбкой ушибленной невинности предлагают свои услуги в этой большой и сложной работе. Но мы говорим определенно:
Нет, не вы, а те, кто до сих пор являлся носителем и творцом титанических напряжений, кто воистину совершал невероятные усилия в области строительства действительных ценностей и кто всегда оказывался за порогом вашего благополучия и каприза ваших покровителей, – вот кто будет с нами делать это серьезное дело.
Только свободная ассоциация современных творцов откроет двери в покои минувшего творчества и своим живым строительством опрокинет красоту прошлого.
Только свободная ассоциация современных творцов обнаружит исторический интерес к этим музеям-гробницам и укажет живой эстетический интерес к современному новому творчеству гения нашего дня.
Вот почему мы бережно относимся к тому, что было собрано до нас, вот почему и впредь мы будем продолжать это дело.
Недалеко то время, когда мы сломаем все замки и откроем все двери.
И скажем:
– Товарищи, смотрите, и, если хотите – учитесь.
И крикнем:
– Товарищи! А мы творим!
Вчера снова посетили федерацию художники М. Яковлев и Ильин и попросили разрешить им посетить пока закрытый музей Морозова, чтобы убедиться в его сохранности. Товарищ Чёрный вызвал по телефону хранителя музея товарища Гана, у которого находятся ключи.
После осмотра художники М. Яковлев и Ильин убедились в действительной неприкосновенности музея.
Товарищ Федоров и его друзья-анархисты бережно охраняют музей и удивляются, что художники заражаются обывательской трусостью и находятся под действием истеричных выкриков буржуазных газет.
Ал. ГанОХРАНА ПАМЯТНИКОВ
Анархия. 1918. 27 марта. № 28. С. 4
Управление российского Исторического музея в Москве передало через С. С. Игнатова в Московскую федерацию анархистских групп следующее заявление:
«Имея в виду, что федерация озабочена сохранением памятников искусства и старины и что российский Исторический музей является центральным хранилищем памятников отечественной культуры, союз служащих и ученая коллегия музея поручают подателю сего, С. С. Игнатову, войти в переговоры на предмет направления в музей научных и художественных ценностей, поступающих в распоряжение федерации.
Подписали: председатель союза служащих и ученой коллегии (подпись неразборчива).
Ученый секретарь (подпись неразборчива)».
В статье тов. Александра «К вопросу по охране художественных ценностей» («Анархия», № 23) вкралась редакционная ошибка. Тов. Александр, упоминая о московских музеях, не указал на Исторический музей. Союз служащих и ученая коллегия музея поняли эту ошибку иначе и решили, что Исторический музей попал в опалу.
Но это ложно.
Надо сказать, что все музеи г. Москвы одинаково плохи, в смысле тех отвратительных традиций, которыми они, очевидно, дорожат.
Новые музеи не могут дышать уставом грубого эгоизма и дерзким упорством бюрократизма.
Вот почему мы ни одному из этих допотопных учреждений не передадим ни одной даже археологической крошки.
Мы хотим теперь же открыть двери.
Мы знаем, что это трудно, но это не останавливает нас.
Нужно знать, что делается там, откуда высовываются теперь руки ученых-специалистов.
В Историческом музее, например, сейчас находятся «Эрмитаж», ревельский архив, ценности из Риги и целый ряд частных коллекций[515]. Все это в ящиках.
Помещение музея и без того мало, и устраивать склад в нем – преступление.
Тов. Александр написал статью, в которой высказал свое пожелание.
В то время это казалось возможным, но теперь, когда в федерации организовалась особенная ассоциация художников, дело обстоит иначе.
Инициативная группа этой ассоциации на одном из заседаний постановила направить свою деятельность так:
1. Приглашать специалистов в качестве хранителей музеев, переходящих из рук частных собственников в общее пользование; теперь же открывать музеи, собирать и концентрировать распыленные предметы искусства, имеющие историческую ценность;
2. Теперь же приступить к созданию «дома современного искусства».
Ин. гр. своб. ассоц. худ.[516]ДОМ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА[517]
Анархия. 1918. 27 марта. № 28. С. 4
Благодаря дилетантскому, любительскому, случайному отношению к собранию художественных произведений, искусство было представлено односторонне. Показывалась одна сторона, одно освещение, все же формы другие не признавались достойными и погребались на чердаках годы.
Такое искусство было выше вкуса собирателей. История нам говорит, что вначале непризнанное искусство признавалось спустя несколько десятков лет; снималось с чердаков, и с ним спекулировали, как сейчас спекулируют с мукой.
Такая участь постигла таких крупных европейских художников, как Мане, Курбе, Моне, Ван Гог, Гоген, Пикассо и др.
Сначала их гнали, а после смерти строили им памятники и на их картинах наживали деньги маклера и критики.
В настоящее время изменяются формы жизни и должно измениться отношение к искусству. Пора перестать искусству быть третьим блюдом.
Ввиду разорванности, ввиду далеко отстоящего от него пролетариата, он не узнает того, что много лет назад вышло из недр народа.
Вина в этом падает на гн…т капитализма, который нес на себе пролетариат.
С восходом солнца, когда поют птицы, а воздух напоен ароматом цветов, загонялись пролетарские массы к смрадным и пыльным стенкам, и когда они возвращались изнуренные домой, то уже потухали лучи солнца, наступающая ночь закрывала и двери салонов искусства. Но теперь мы идем по пути освобождения, и уплывший корабль искусства должен повернуть навстречу бегущему народу и раскрыть перед ним свои тайные знаки. Но это будет тогда, когда народ уберет рулевых, вырвет из частных, дилетантских рук собирателей искусства искусство.
Тогда прекратится укрывание ценностей искусства в салоны меценатов, где они замуровывают их на многие годы и лишь после смерти благосклонно завещают в дар народу – его же собственность.
Всему этому пришел конец.
Необходимо создать целый ряд народных музеев современного искусства, идя совершенно новыми путями к их осуществлению.
Нужно сейчас же в Москве приступить к созданию дома современного искусства.
Мы, таким образом, уничтожим однобокость и покажем пролетариату полную картину нового искусства.
Алексей ГанИГОРЮ ГРАБАРЮ
Анархия. 1918. 29 марта. № 30. С. 4
Товарищ!
Инициативная группа художников свободной ассоциации, задавшись целью создания «Дома современного искусства», а также открытия музеев-особняков и ценя Вас как художника и специалиста по организации художественных собраний, приглашает вас принять активное участие в организации намеченных нами замыслов.
Имея в виду вашу энергию и любовь к работе в искусстве и считая ваше удаление из Третьяковской галереи гнусным актом грубого насилия людей немощных по духу и бездарных в строительстве, я от лица инициативной группы обращаюсь к вам с предложением, при желании, прийти к нам.
Алексей ГанПОЙДИ И НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ
Анархия. 1918. 1 апреля. № 33. С. 4
Искусство – последний мост, на который рассчитывают буржуазия и ее приспешники.
Они думают, что стоит массы приобщить или заразить своим прекрасным, и дело сделано, массы – их.
Но они забывают, как в Октябрьские дни волна народного гнева хлопнула по затылку буржуазного мудреца.
Наша слюнявая интеллигенция что-то сумбурно лепечет об искусстве и спотыкается.
Наши почтенные академики и просто бездарные художники пытаются поднять пролетариат к «истинному миру красоты».
Художник-анархист думает иначе: истинный мир красоты он создаст из света мятежа и воссоздает его из пролетариата.
Без прошлого, не думая о будущем, творим настоящее.
Творим во имя титанических напряжений и помним, что встали на дыбы.
Встали и заставили ощетиниться вечного врага свободы – буржуазию.
Встали и испугали подагрические натуры паралитиков – интеллигенцию.
Кто знает такую победу?
Мы и никто.
И никто не знает оглушительного удара со стороны холопов от искусства.
«Прочь затворы с дверей,
Самые двери долой с косяков!»[518]
И работники, и труженики творческих дерзаний пролетарской культуры, творцы нового искусства, должны крикнуть всему революционному миру:
– Товарищи, не доверяйте перебежчикам!
Не любуйтесь и не увлекайтесь багажом их знаний, их профессиональным гноем.
Строительство пролетарской культуры немыслимо при участии кадрового состава буржуазного царства.
«Ароматней молитвы запах ладони моей,
моя голова превыше всех библий, и вер, и церквей!»[519]
Они это читают, и их воротит.
– Почему?
– Это сказал анархист.
Руге у берлинских «Свободных». Карикатура Ф. Энгельса. 1842. Слева направо: Руге, Буль, Науверк, Бруно Бауэр, Виганд, Эдгар Бауэр, Штирнер, Мейен, два неизвестных лица и Кёппен (в форме лейтенанта). Бруно Бауэр попирает ногой газету Rheinische Zeitung. На стене изображение гильотины, а в левом углу – белка (намек на игру слов: Eichhorn – фамилия прусского министра по делам религии, просвещения и медицины, а Eichhornchen – нем. «белка»).
Если лозунг «долой тлетворный дух буржуазной культуры» говорит вашему уму и сердцу, поймете, не им учить и просвещать нас.
Они – плоть от плоти того мира, на разрушение которого потребовалось много жертв из наших рядов.
Их вмешательство и руководительство отравит здоровую атмосферу нашего мятежного быта.
Их содействие вредно:
Внешне мы будем жить реальными завоеваниями революционного грома, а души наши начнут медленно разлагаться от прикосновения трупного яда только что опрокинутого мира.
В погребке Гиппеля[520] в свое время собирались: Штирнер[521], братья Бруно и Эдгар Бауэр‹ы›[522] и Арнольд Руге[523].
Тихая беседа переходила в брань.
Как-то Руге крикнул:
– Вы стремитесь к свободе, а сами не замечаете смрадного болота, в котором завязли по уши. Разглагольствуйте же о великих задачах тогда, когда смоете с себя всю эту грязь[524].
И перебежчику-просветителю нужно сказать: пойди умойся.
Но еще лучше: пойди и не возвращайся.