Малевич – Татлину об аресте анархистов-художников в доме Морозова[651]
‹12 апреля› Отдел рукописей ГТГ. Ф. 159. Ед. хр. 72. Л. 1.
Владимир Евграфович
При арестах анархистов в доме Морозова, что в Введенском переулке на Покровке, были захвачены и молодые художники Спасский[652], Кузьмин[653] и Сенькин[654]. Моргунов их знает, это люди прекрасной души.
Примите меры, дабы может быть кровь их не затемнила наше сознание.
Примите поскорее меры[655], они, кажется, кричали Вам с окон заключения. Они ни в чем не повинны.
Передайте, если найдете нужным, письма мои в Левую федерацию или Общ. Совет.
Кроме них, есть молодой поэт Петровский[656]. Узнайте и о его судьбе, он должен быть среди них.
Что же касается меня, то я готов. Пусть руками разорвут ворота на груди моей и возьмут сердце мое и снимут с алтаря мое свободное я.
Жму Вашу руку
К. Малевич
Приписка Татлина:
Добыто разрешение.
Художники выпущены
Татлин
Запись беседы председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского с сотрудником газеты «Известия» о разоружении анархистов в Москве[657]
Известия ВЦИК. 1918. 16 апреля
По поводу мотивов, вызвавших разоружение анархистов, наш сотрудник беседовал с председателем Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией т. Ф. Э. Дзержинским.
– Нашей задачей, – сказал т. Дзержинский, – с самого начала возникновения Чрезвычайной комиссии как органа борьбы с антиреволюционными проявлениями была борьба с преступностью во всех ее проявлениях. Поэтому совершенное нами очищение города в ночь на 12 апреля следует рассматривать как одно из наших мероприятий, осуществленное в широком масштабе.
В специальном воззвании, выпущенном комиссией, мы за несколько времени до разоружения анархистов объявили беспощадную войну всякого рода преступным элементам, и те из них, которые не покинули Москву, естественно, должны были ждать нашего воздействия. Что же касается собственно анархических организаций, то, хотя идейные анархисты обещали отделить и изолировать себя от преступных элементов, проникших в большом числе в федерацию анархистов, но до самого последнего времени это обещание выполнено не было. Кроме того, дело с продажей опиума[658], который был взят якобы для того, чтобы быть сожженным, а потом оказался проданным, затем дело Мамонта Дальского[659], наконец, дело Кебурье[660] – все это вполне показало, что идейные элементы анархистских организаций не только не в состоянии очистить организации от преступных элементов, но сами находятся в плену у последних.
Я должен заявить, продолжал т. Дзержинский, и при этом категорически, что слухи в печати о том, что Чрезвычайная комиссия входила в Совет Народных Комиссаров с ходатайством о предоставлении ей полномочий для борьбы с анархистами, совершенно не верны. Мы ни в коем случае не имели в виду и не желали вести борьбу с идейными анархистами и в настоящее время всех идейных анархистов, задержанных в ночь на 12 апреля, мы освобождаем, и если, быть может, некоторые из них будут привлечены к ответственности, то только за прикрытие преступлений, совершенных уголовными элементами, проникшими в анархические организации. Идейных анархистов среди лиц, задержанных нами, очень мало, среди сотен – единицы.
Далее т. Дзержинский коснулся обстоятельств, сопровождавших самую ликвидацию анархических групп. Интересно отметить, сказал он, что многие арестованные утверждали, что они не анархисты, а просто безработные, однако большинство из этих «безработных» оказывались с уголовным прошлым. Среди них выделяются типы явно контрреволюционные…
Мы в настоящее время будем продолжать с должной энергией довершение начатого дела по очищению города от преступных элементов. В ближайшем будущем нами образуется особый подотдел, который систематически займется борьбой с преступными элементами.
В заключение т. Дзержинский категорически опроверг сведения, помещенные в № 63 газеты «Вперед» (центральный орган партии меньшевиков – администрация Сообщества), о том, будто бы арестованные, числящиеся за Чрезвычайной комиссией, содержатся в ужасных условиях, в подвале, и испытывают грубое обращение.
– За нами числится в настоящее время не 126, как указано в газете «Вперед», а всего 66 человек, и сидят они не в подвале, а в сухом хорошем помещении; все они допрошены, и всем предъявлено обвинение.
При предъявлении нами задержанных в ночь на 12 апреля для опознания лицам, потерпевшим от ограблений, некоторые из грабителей опознаны. Между прочим, один пострадавший артельщик опознал ограбившего его на 300 000 рублей преступника.
Луначарский – Дзержинскому о Маяковском как доверенном лице по делу анархистов[661]НАРОДНЫЙ КОМИССАР ПО ПРОСВЕЩЕНИЮ
Письмо наркома А. В. Луначарского. 1918. 13 апреля
г. Москва. «13» апреля 1918 года
№ 668
В Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. Тов. ДЗЕРЖИНСКОМУ
Уважаемый Товарищ настоящим удостоверяется, что товарищ В. В. МАЯКОВСКИЙ пользуется полным доверием Комиссариата Народного Просвещения и хорошо знает художников, поэтов и других деятелей искусств, так или иначе связанных с анархистскими группами. Прошу в целях избежания недоразумений считаться с его показаниями относительно участия таких лиц в анархистских предприятиях и группах.
Настоящее удостоверение выдано товарищу В. В. МАЯКОВСКОМУ в целях скорейшей реабилитации и прекращения преследования (в случае, если оно имело место) тех деятелей искусств, связь которых с анархистскими группами была исключительно в сфере деятельности искусства.
Народный Комиссар по Просвещению
(подписал А. Луначарский)
(подпись)
(иодп[662]) Старший Секретарь Дм. Лещенко[663]
ПролеткультВ МОРОЗОВСКОМ ОСОБНЯКЕ
Новости дня. 1918. 27 апреля. № 28. С. 4. Мальта
На Воздвиженке, 16 реквизирован Морозовский особняк «под музей». Беседую с секретаршей культурно-просветительной организации. Строгая на вид барышня с привеской bandeaux[664] что-то рассказывает мне тоном заученного наизусть урока, из чего рельефно выделяются лишь отдельные слова – «проэктируется», «собираются», «предполагается»… Заканчивает она свою речь замечанием, что все эти данные уже печатались.
Ну и бог с ними, с этими официальными сведениями. Выражаю желание своими глазами осмотреть «музей».
Осмотр милостиво разрешается. В «путеводители» мне командируют товарища в косоворотке и с флюсом на левой щеке. Вот роскошная библиотека. В одном из стенных шкафов два товарища расставляют целую армию фарфоровых статуэток.
Много хороших картин на стенах, но большинство их, равно как и вся почти обстановка, скрыты под чехлами.
Стены лестницы увешаны образцами деревьев из парков и лесов Морозовых.
В данный момент, мне кажется, эти деревья срублены и «распылены» на щепки для затопки самоваров в далеких избах.
Становится жаль этих старинных великанов, этих «патриархов лесов», и я спешу дальше.
Очаровательно изящна «маленькая гостиная», только уж очень ревниво скрываемая обильными чехлами.
Зато как роскошна «мраморная гостиная». Посреди нее – бронзовая статуя, привезенная из-за границы; стоила 800 тысяч; то ли львица, то ли леопард – так поясняет товарищ с флюсом.
Вот «Наполеоновская гостиная». Эти чехлы на стенах начинают раздражать. Но их легко устранить, и вот я разглядываю старинные картины, на которых изображены дамы и кавалеры в напудренных париках, и кажется мне, что одна из этих дам пристально и удивленно на меня смотрит.
И мне становится жутко и стыдно. Чего ради я забралась в чужой дом, расхаживаю с этим юношей по чужим комнатам, разглядываю картины, которые висят здесь вовсе не для моего милого удовольствия? А дамы в париках с такой презрительной иронией смотрят на товарища и на меня, и кажется, что вот-вот с их карминовых губ сорвутся слова «большевик» и «большевичка» …
– Это – мраморная ванна, – любезно поясняет товарищ. Я благодарю за пояснение, но вообще замечаю ему, что хорошо знакома со всеми «буржуазными предрассудками». Но товарищу, очевидно, нравится учить меня. Вот круглый стол с портретом Louis XVI. «Это – Людовик шестнадцатый, – поясняет юноша».
Я спускаюсь черной лестницей. У лестницы я чуть не сказала предупредительному товарищу: «Очень жаль, что не застала барыню дома. Передайте ей…»
К счастью, вовремя останавливаюсь и выражаю товарищу сожаление, что причинила ему столько хлопот, ибо у всех дверей замки поломаны (раньше здесь хозяйничали анархисты – «не знаю уж какие, с кавычками или без кавычек», – замечает товарищ) и ему приходилось каждую дверь запечатывать, для коей цели он нес с собой свечу и спички.
На прощание товарищ просвещает меня насчет происхождения флюса на левой щеке: «Так холодно… не топят… нежилое помещение».
Тоже за идею пострадал человек.
Собрание А. В. МорозоваХУДОЖЕСТВЕННЫЕ СОКРОВИЩА МОСКВЫН. Тарабукин
Слово. 1918. 13 мая. № 8. С. 4
Особняк в Введенском переулке, подвергшийся «реквизиции» со стороны одной из анархистских корпораций, освобожденный от непрошеных гостей в памятный день «облавы на анархистов», теперь перешел в ведение советской власти.
Комиссия по охране памятников под председательством Малиновского назначила хранителя этого особняка, между прочим, художника Бурданова[665], а следственная комиссия поручила выяснить размеры и ценность всего того, что было разграблено анархистами[666].
Сейчас все комнаты, в которых хранятся великолепные коллекции разнообразнейшего фарфора русских и заграничных мастерских, богатейшие изделия из серебра и платины, принадлежащие разным временам и эпохам, – запечатаны.
После выяснения наличности и составления описи следственной комиссией предложено обратить это ценное собрание в национальную собственность, организовав публичный музей.
Трудно что-либо утверждать о размерах разграбленных коллекций – сейчас никто не мог бы этого установить, но, во всяком случае, лица, близко к тому стоящие, утверждают, что пропали главным образом серебряные и золотые изделия, кубки, вазы и прочее, сплошь и рядом имеющие не столько художественную, сколько рыночную ценность вообще.
За период «вольного» владения особняком анархистами он был страшно загрязнен и обезображен, и теперь производит удручающее впечатление разоренного гнезда с выбитыми, поломанными дверями в трех комнатах, из которых пришлось «выбивать» анархистов.
Коллекция фарфора менее подверглась разгрому, собрание же старинных икон уцелело полностью. Оно не опечатано и доступно обозрению. О нем я и скажу несколько слов.
Среди довольно многочисленных коллекций русской древней иконописи это собрание представляет исключительную ценность.
Его, правда, не сравнишь с богатейшей сокровищницей, принадлежащей Остроухову, но все же оно является очень ценным показателем расцвета нашей иконописи. Главным образом здесь собраны иконы Новгородской школы XIV–XV вв., т. е. как раз того периода, который является расцветом иконописного мастерства, когда традиции большого стиля были еще жизненным началом.
Икон «Строгановской» школы здесь совсем нет, а из «Московских» писем можно указать на очень немногие, и те принадлежащие к раннемосковским образцам XIV века, хорошо выполненные, и разве излишняя чернота, вкрапленная в цветущую гамму, портит колорит этих работ.
Коллекция Морозова создавалась под влиянием и указаниям художника-архитектора Щусева, вкус и знания которого наложили на нее свой отпечаток.
Все иконы прекрасно сохранились и хорошо реставрированы и невольно толкают мысль на печальной памяти реставрацию коллекции Зубалога, теперь пожертвованной Румянцевскому музею, их дивный колорит русской древней иконы получил характер какой-то раскраски, и явная подновленность словно подменила подлинник копией.
Можно порадоваться, что здесь при реставрации не случилось ничего подобного.
Во всяком случае, хотелось, чтобы советская власть отнеслась с должным вниманием к этой сокровищнице, имеющей национальное значение, и приложила все меры к ее сохранности.
Лица, близко стоящие к музеям, антиквары, меценаты-коллекционеры, любители русской художественной старины, утверждают, что идет самый откровенный разгул расхищений, перепродаж и увоза за границу ценнейших и редкостных национальных достояний.
Тем более приходится опасаться за русскую иконопись, которая является показателем культуры нашего живительного прошлого.
Ведь если чем мы, русские, можем гордиться в области живописи как самобытной ценностью, так это нашей несравненной древней иконой. И обязанность не только власти, но всего русского общества – приложить все усилия, чтобы это наше культурное достояние не расхищалось и осталось у нас в сохранности.
К делу анархистов(ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПО ДЕЛУ МОСКОВСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ АНАРХИЧЕСКИХ ГРУПП)
Известия ВЦИК. 1918. 5 июня. № 113. С. 7
3 июня Следственный отдел Комитета Публичного обвинения рассмотрел представленное состоящим при отделе для производства следственных действий Е. Г. АСАН-ДЖАЛАМОВЫМ заключение по делу Московской Федерации анархических групп и утвердил его без всяких изменений.
Приводим заключение:
31 января 1918 года Лев ЧЕРНЫЙ, В. БАРМАШ, Михаил КРУПЕНИН, Абба ГОРДИН и лицо, именовавшееся КОВКОЗОМ[667], образовали общество под именем Московской Федерации анархических групп и заняли для нужд этого общества помещение бывшего клуба «Купеческое собрание».
Целью «Московской Федерации» было распространение анархических учений и привлечение новых членов анархической партии, для чего назначались собрания, читались лекции и распространялась анархистская литература. Но, не ограничиваясь этой деятельностью, Совет Федерации, в который входили первые лица, вскоре приступил к организации вооруженной силы, носившей название «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ»[668]. На обязанности последней лежали несение караульной службы и производство обысков и реквизиций по ордерам Штаба «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ».
Результатом агитации Московской Федерации было образование в Москве целого ряда анархистских групп, носивших различные названия, как то: «УРАГАН», «АВАНГАРД», «БОРЦЫ», «СТУДЕНЧЕСКАЯ ГРУППА», группа «АНАРХИСТОВ-СИНДИКАЛИСТОВ», «КОММУНА МОРОЗОВА», «ДЕСМА» и другие.
Бо́льшая часть образовавшихся групп признавали Московскую Федерацию как центральную объединенную группу, другие же в состав анархистской организации не входили и Московскую Федерацию за объединенную группу не признавали.
Скоро, однако, стали ясны причины столь быстрого развития анархистских групп, занявших к началу апреля текущего года уже до 20 особняков: значительное количество членов анархистских групп никакого представления об анархизме как известном политическом учении не имело и, следовательно, не имело и тяготения к нему, а вступило в существующие уже группы или образовывало новые с исключительной целью получить возможность под прикрытием политической организации безнаказанно проявлять свои преступные наклонности к легкому и скорому способу обогащения. И действительно, одни группы в полном составе и всецело проявляли себя в этом направлении, образовав преступное общество для совершения краж и грабежей, другие имели в своем составе известный процент подобного элемента, выступавшего сепаратно или коллективно. К числу последних относится и «ЧЕРНАЯ ГВАРДИЯ», являющаяся исполнительным органом Московской Федерации, в составе которой были также лица, участвовавшие в налетах и грабежах.
Московская Федерация, поддерживая связь со всеми группами, входящими в общую организацию, знала о том, что деятельность некоторых из них носит указанный преступный характер, знала о том, что многие черногвардейцы, посылаемые для обысков и конфискаций, совершают кражи и грабежи. Более того, в Совете Федерации обсуждался вопрос о необходимости разоружения «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ», однако ни для ликвидации отдельных анархистских групп, входивших в организацию и занимавшихся грабежами, ни для очищения других групп от преступного элемента, ни для разоружения «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ» никаких практических шагов предпринято не было. Наоборот, двери анархической организации были широко открыты для всех до последних дней, и всякий, войдя туда и совершив преступление, чувствовал себя забронированным от преследования.
Наконец, преступная деятельность анархистских групп, терроризировавших население, привлекла внимание властей, и в ночь с 11 на 12 апреля с. г. все группы, не исключая и Московской Федерации, подверглись разоружению.
Усматривая в изложенных обстоятельствах дела признаки укрывательства Советом Федерации, в состав которой входили Лев ЧЕРНЫЙ и другие, лиц, принадлежавших к «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ», и Федераций, совершивших преступление, а также принимая во внимание, что черногвардеец Эдуард ПАВЕРЗИН[669], член Федерации Леонтий КРАСОВСКИЙ[670] и другие совершили кражи и грабежи, Следственный отдел постановил:
ПРИНЯТЬ настоящее дело для производства предварительного следствия по обвинению Льва ЧЕРНОГО, В. БАРМАША, Михаила КРУПЕНИНА, Абба ГОРДИНА и лица, именующего себя КОВКОЗОМ, в укрывательстве, а Леонтия КРАСОВСКОГО, Эдуарда ПАВЕРЗИНА и других членов Федерации и «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ», совершивших кражи и грабежи, – в совершении краж и грабежей.
Дело анархистов
Известия ВЦИК. 1918. 9 июня. № 117. С. 3
Cледственный процесс по делу анархистов закончился, и на будущей неделе материалы будут заслушаны в публичном заседании Следственной комиссии[671].