В полной растерянности последовал я за ней. Моя гостья уже сидела в кресле и с любопытством озиралась по сторонам.
— А ты неплохо устроился, — заметила она, раскачав китайского болванчика, который украшал чайный столик. — Совсем не похоже на эмигрантскую нору… И сколько ты платишь за эту квартиру?
— Пятьдесят фунтов стерлингов в месяц… — пробормотал я.
— Ого! — с уважением произнесла Пепита. — Из этого я могу сделать вывод, что ты отнюдь не бедствуешь, как другие… А, собственно, на какие средства? Тебе удалось вывезти из России драгоценности? Или ты стал членом английского парламента?
— Послушай, — не выдержал я. — Что это за допрос? В конце концов это ты свалилась как снег на голову… Откуда ты взялась? Как ты меня разыскала? То ты вдруг исчезаешь и пропадаешь неизвестно где годами, то…
Пепита рассмеялась.
— Пойди оденься, — повелительным тоном сказала она. — Обрати внимание, у тебя гости. А кроме того, я в некотором роде дама, если ты соизволил заметить…
Когда я вновь вернулся в гостиную, Пепиты там уже не было. Зато из кухни доносились умопомрачительные запахи и слышался звон посуды.
— Я проголодалась, — заявила она мне, стоя у плиты. — А так как хозяин ты не слишком гостеприимный, я сама решила за собой поухаживать… — и она ловко перевалила бекон с яичницей со сковороды на тарелку.
— Ты надолго? — поинтересовался я, смирившись с тем, что на другие вопросы ответов все равно не получу.
Пепита пожала плечами.
— Еще не знаю, — произнесла она с набитым ртом. — Как сложатся обстоятельства.
— У тебя в Лондоне дела?
Гостья кивнула:
— И очень важные. Я собираюсь замуж.
— Вот как? Очень рад… И кто же этот счастливчик?
— Ты…
Несколько мгновений я стоял, словно оглушенный. Вид у меня, должно быть, был весьма глупый, потому что Пепита, отставив тарелку в сторону, начала хохотать.
— Испугался… — заливалась она хохотом. — Ой, не могу! Эсер сраный! Стрелять не боишься, а женщины испугался! С ума сойти!
— Ты… это… серьезно?.. — наконец я вновь обрел дар речи.
— Конечно, — Пепита перестала хохотать. — Иначе зачем бы я разыскивала тебя по всей Европе и добиралась сюда из Москвы?
— Как — из Москвы? — нет, эта женщина приносила мне сюрприз за сюрпризом.
— Очень просто. Проснувшись однажды утром, я поняла, что не могу без тебя жить. Это было в Мадриде несколько лет назад. Я почувствовала себя полной идиоткой: ведь был рядом человек, который любил меня, как сорок тысяч братьев… Кстати, кто из великих это сказал?
— Шекспир… — пробормотал я, совершенно сбитый с толку.
— Впрочем, это неважно. Так вот, был такой человек, который мог составить мое счастье, а я этого не разглядела. И тогда я кинулась в Гейдельберг. Но тебя там, конечно, уже не было… Берлин, Лондон, Париж… Я шла по твоим следам, словно ищейка. Друзья сказали, что ты в Петербурге. Я — туда. Не нашла. Отправилась в Москву… А тут — эта ужасная революция… Война… Я не смогла уехать: наш поезд на Украине был расстрелян то ли красными, то ли какой-то бандой… Пришлось возвращаться в Москву… Ты не представляешь, что я пережила! Врагу не пожелаю… Опять-таки нужно на что-то существовать… Я пошла сестрой милосердия в Покровскую общину…
— Как — в Покровскую общину? — насторожился я.
— Очень просто… Почему тебя это пугает?
— Скажи, не была ли ты знакома с неким юнкером Ивановым, который находился там на излечении? — даже из застенков ВЧК члены московской организации «Союза защиты родины и свободы» сумели передать на волю весть о том, что их провал произошел из-за юнкера Иванова, чья возлюбленная, сестра милосердия, донесла чекистам о его подпольной деятельности. Мы приговорили юнкера к расстрелу, но за нас это сделали чекисты…
— А при чем тут Иванов? — пожала плечами Пепита. — Мало ли кто мне встречался в это время…
— Это ты сообщила чекистам о собраниях в Малом Левшинском переулке? — в упор спросил я.
— За кого ты меня принимаешь? — Пепита гордо вскинула голову. — А впрочем… — внезапно сменила она тон. — Что тут такого? Я бедная, мне нужно на что-то существовать… В общине нас только кормили даром, а денег не платили. А я хочу одеваться, хочу жить… В конце концов, если появилась возможность продать ценные сведения, почему бы ею не воспользоваться?
— Они заплатили тебе? — ахнул я. — Эти, с трезвыми головами и чистыми руками?..
— Достаточно для того, чтобы я могла выбраться из этой жуткой Москвы…
У меня началась истерика. Я хохотал, как сумасшедший. Так вот, оказывается, как они работают, эти нищие рабочие и крестьяне! Вот почему провалилась блестящая затея с «Союзом»! И из-за кого? Из-за женщины, с которой я в свое время спал! Из-за Пепиты Бобадилья!
Я все хохотал и не мог остановиться.
— Психопат, — ледяным тоном произнесла Пелита, и я замолк. — Прекрати истерику!
Я мгновенно отрезвел. Стало очень холодно, и руки мои покрылись гусиной кожей.
— Вернемся к моему предложению… — женщина строго посмотрела на меня.
— О чем ты говоришь?! — я был возмущен до глубины души. — Ты хочешь, чтобы я женился на женщине, которая предала дело моей жизни? Которая продалась чекистам? Во! — и я, словно мужик из дворницкой, поднес кукиш к самому ее носу.
— Ну что ж, — Пепита оставалась абсолютно спокойной. — Я так и передам твоему сыну…
— Какому сыну? — оторопел я.
— Нашему с тобой сыну, — все тем же ровным голосом повторила она. — Сэмьюэлу Бобадилья, которому я хотела дать фамилию отца.
Я не верил ей. Ни одному ее слову. Конечно, она не могла родить… Во всяком случае, от меня. Но все же…
— Меня не купишь… — впрочем, прежней уверенности во мне уже не было. — Сколько ему лет?
— Тринадцать… Он родился в сентябре шестого года.
Я подсчитал. Мы с Пепитой встречались в Гейдельберге с лета по декабрь девятьсот пятого… Ну да. Она исчезла из моей жизни тридцать первого декабря, в самый канун Нового года.
— Но… — совсем смутился я. — Но… чем ты можешь это доказать?
Вместо ответа Пепита вынула из сумочки фотографическую карточку. Я уввдел худого и некрасивого подростка.
— Это же твое лицо… — тихо сказала женщина.
— Но… — все еще не мог поверить я, — отчего же ты не сообщила об этом раньше?
— Я искала тебя… — глаза Пепиты наполнились слезами. — Но не думала, что ты… встретишь меня так… что политика…
Она закрыла лицо руками.
Сын! Господи, у меня есть сын! Я даже представить не мог, что когда-нибудь у меня будет сын!
Через неделю мы с Пепитой обвенчались по католическому обряду…»
«В конце января 1919 г. колчаковская армия потерпела сокрушительное поражение. Даже командование Чехословацкого корпуса, оказавшегося в Сибири по воле Антанты, сочло необходимым отмежеваться от колчаковцев…
4 января 1920 г. «верховный правитель» отрешился от власти и издал «указ» о назначении своим преемником еще не добитого Деникина, а до вступления последнего на этот «пост» передал военную власть… бандитствующему атаману Семенову.
5 января в Иркутске произошло восстание, но власть захватил эсеро-меньшевистский «Политцентр». 6 января 1920 г. в Красноярске сдались в плен остатки колчаковской армии (20 тыс. человек). Эшелоны чехословацких легионеров, под охраной которых находился Колчак, оказались отрезанными.
15 января чехословаки передали Колчака «Политцентру».
…21 января власть в Иркутске перешла в руки образованного большевиками ВРК. 22 января 1919 г. ВРК сообщил начальнику 30-й стрелковой дивизии А. Я. Лапину, которому были подчинены все партизанские части, действовавшие в районе Иркутска, что Колчак и его «премьер-министр» Пепеляев находятся в тюрьме, золотой запас России, захваченный при задержании Колчака, перевозится в кладовые Госбанка».
(Из книги Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР».)
В России постановлениями ВЦИК и СНК была отменена смертная казнь.
В морозный день 7 февраля 1920 года красноармейцы под конвоем привели к реке и развернули спиной к проруби арестованных Колчака и Пепеляева и расстреляли их. Тела погибших упали в ледяную воду. Такую смерть принял российский вице-адмирал, участник обороны Порт-Артура, командующий Черноморским флотом в 1916–1917 гг., талантливый писатель, личность незаурядная во всех отношениях, Александр Васильевич Колчак.
Весть о гибели Колчака Вадим Железный воспринял как личную трагедию.
Глава 3ПТИЦА ФЕНИКС
Давно не видевшийся с Савинковым Вадим отметил про себя, что Борис очень постарел. Да и характер у него изменился: он стал сдержаннее и рассудительнее, внимательнее к собеседнику и мягче в высказываниях.
Они встретились в штаб-квартире Русского политического комитета в Варшаве, которым руководил Савинков. Железный приехал в польскую столицу по его вызову: Борис по-прежнему оставался весьма деятельным человеком и лелеял мечты о смене власти в России.
— Мысль моя такова, — втолковывал Борис Вадиму, — чтобы попытаться придать более или менее организованную форму зеленому движению и вызвать обширное и массовое крестьянское восстание. С этой целью и следует послать в Россию эмиссаров. Посмотрите…
Он разложил на столе перед посетителями отпечатанные документы.
— Это, — Савинков взял одну из бумаг, — схема соподчинения боевых отрядов. Согласно моим планам, каждая волость должна составить отряд, во главе которого заблаговременно ставится начальник, являющийся руководителем организации. Волостные организации объединяются уездным руководителем, уездные руководители — губернским… Им вменяется в обязанность создание дружин специального назначения… Кстати, товарищ Железный, эти свои мысли я уже изложил в письмах господам Черчиллю и Сосновскому, военному министру Польши…
— Замечательно, — задумчиво сказал Вадим, просматривая бумаги. — Ну и что они?