— Сосновский, с легкой руки маршала Пилсудского, обещал помочь военной силой. А Черчилль молчит… Именно поэтому я и вызвал вас сюда — чтобы вы стали представителем центра в Лондоне и связались с Черчиллем. Вы ведь, кажется, лично знакомы?
— Знаком — это сильно сказано, — усмехнулся Вадим. — Я был у него на приеме в позапрошлом году… Вряд ли английский военный министр помнит о моем существовании…
— А вы напомните, — тоном, не терпящим возражений, сказал Савинков. — Когда заходит речь об интересах России, полагаю, требуется на время забыть о приличиях и ложной скромности… Вы согласны со мною?
— Во всяком случае, мне нечего возразить…
— Вот и хорошо. Ваша задача — сделать так, чтобы англичане возобновили интерес к русскому вопросу и выделили нам субсидии. С моей стороны, я приложу все усилия для составления единого и однородного отряда, до 5 тысяч штыков и сабель, чтобы он мог поддержать восстание в России. Между прочим, в лагерях и казармах Польши обосновались остатки армий Булак-Балаховича и Перемыкина, по моим подсчетам — около 15 тысяч человек. Думаю, их можно будет мобилизовать на новую войну…
Железный с восхищением посмотрел на Бориса. Вот кто времени даром не терял! Савинков — как птица Феникс, каждый раз возрождается из пепла. И откуда такая воля, такая уверенность, такая надежда в этом человеке?! Как ему удалось сохранить все это, несмотря на страшные поражения, через которые ему довелось пройти?
— …считаю необходимым внедрять своих людей в Красную Армию, — продолжал между тем Борис, — с целью создания военных противосоветских организаций, а также для проникновения в советские учреждения. Своим агентам я настоятельно рекомендую не просто проникать в армию и партию, но и стараться расти в них по служебной лестнице. Мною уже посланы люди в Петроград, Москву, Минск, Чернигов, Харьков, Киев, Курск…
До позднего вечера находился Железный в роскошном номере отеля «Брюль», где располагалась штаб-квартира Русского политического комитета. Он обнаружил, что, несмотря на многочисленные провалы эмигрантского и белогвардейского движения, от которого Вадим на время отошел после краха колчаковской армии и бесславной гибели адмирала, возглавляемая Савинковым организация активно действует. Это явствовало даже из непрекращающихся телефонных звонков и бесконечного потока посетителей, настроенных весьма по-деловому.
Только около десяти часов они с Борисом вышли наконец на свежий воздух.
— Я чертовски проголодался, — вдруг вспомнил Савинков, — по-моему, последний раз я ел только за завтраком.
И они направились в маленький ресторанчик, находившийся неподалеку.
— Все-таки русская водка лучше, — заметил Железный, поставив на стол опорожненную стопку из-под старки.
— Все русское лучше, — глубокомысленно вздохнул Борис. — Но где она, наша Россия…
Он немного помолчал, а потом вдруг спросил:
— Не находите ли вы, что настало время для возобновления деятельности «Союза защиты родины и свободы»? Теперь-то мы учтем прежние ошибки и не допустим провала.
Вадим замялся. Он не хотел вспоминать о «Союзе», ибо в том, что большевики раскусили блестящий савинковский замысел, оказалась виновной его жена… Правда, об этом никто, кроме самого Штейнберга, не знал.
— Отчего же вы молчите? — Савинков пристально смотрел на него.
— Право, не знаю… Я как-то не думал об этом…
— А я думал. И пришел к выводу, что теперь все можно повернуть вспять. Надеюсь, вы примете предложение стать членом «Союза»?
—‘Несомненно… — Вадим очень хотел перевести разговор на другую тему. — Я слышал, вы решили снова вернуться к литературе?
— Да, — небрежно бросил Борис. — Написал роман…
— О чем же?
— О революционной борьбе. На основе личных впечатлений и воспоминаний.
— Как любопытно! — восхитился Железный. — Я тоже, знаете ли, занимаюсь сочинительством. Немного для заработка, немного для себя… Но, чувствую, таланту маловато… А как называется ваш роман?
— «Конь бледный»…
— Попахивает декадентством…
— Ну и что? Но сам текст вполне в реалистическом духе.
— Дадите почитать?
— Ради Бога… Если хотите, можете перевести на английский.
— Вы это серьезно?
Савинков пожал плечами:
— Почему бы и нет?
— Ну что ж, я с удовольствием попробую…
Вернувшись в Лондон, Железный и в самом деле взялся за перевод савинковского романа, тем более что издатель, к которому он обратился, с энтузиазмом откликнулся на предложение и выплатил неплохой аванс. К своей работе Вадим подключил нового приятеля Поля Дюкса, который недавно вернулся из Петрограда, где, как говорили, он вел разведывательную деятельность по заданию «Интеллидженс Сервис». Такую дружбу, как справедливо рассудил Вадим, следовало укреплять общими интересами.
Занятый возобновлением контактов с деловыми и политическими кругами Англии и переводом савинковского романа, Железный не нашел времени выехать на съезд возобновленного «Национального союза защиты свободы и родины», который состоялся в июне 1921-го в Варшаве. На съезде присутствовал 31 человек, среди делегатов были и представители иностранных держав: офицеры французской, английской, итальянской и американской военных миссий в польской столице и офицер службы связи между министерствами иностранных дел и военным министром Польши Сологуб. После недолгих дебатов участники съезда пришли к единому мнению: использовать террор как средство для деморализации коммунистов и как повод для прекращения притока свежих сил в РКП (б). Обязанности по финансированию организации взяли на себя второй отдел польского генерального штаба и французская военная миссия.
На территории России и Белоруссии «Союз» создал ряд губернских комитетов, которые, в свою очередь, организовали уездные и городские комитеты и ячейки в советских учреждениях и на предприятиях. Ставка была сделана на крестьянские восстания.
— Огромное большинство России — крестьянская демократия, — мотивировал направление деятельности «Национального союза» Савинков. — Не очевидно ли поэтому, что, пока вооруженная борьба с большевиками не будет опираться на крестьянские массы, иными словами, пока патриотическая армия не поставит себе целью защиту интересов крестьянской демократии, и только ее, большевизм не может быть побежден в России…
Но времена изменились: Савинков не учел того, что уставшие от войны, запуганные красным террором, изголодавшиеся люди хотят только одного — покоя. Вот почему в его отряды ринулись не крестьяне, казалось бы, кровно заинтересованные в решении своих проблем, а люмпены, бездельники, бандиты… Их «акции» превращались в зверство, массовые убийства, поджоги.
Командовавший одним из таких отрядов полковник Павловский регулярно совершал со своей бригадой рейды из Польши на советскую территорию. Во время первого рейда отряд Павловского ворвался в город Холм, где бандиты убили 250 и ранили 310 человек. Отступая в направлении Старой Руссы, они прошли через Демянск, разгромили там все советские учреждения, выпустили из тюрьмы уголовников и убили 192 человека.
При втором рейде в районе Пинска головорезы захватили в плен 14 молодых людей из отряда ЧОН и заставили рыть себе могилы, после чего полковник Павловский лично расстрелял их. Потом его «орлы» ограбили банки в уездных центрах Духовщина, Белый, Поречье и Рудня.
В следующий раз головорезы, совершив налет на погранзаставу, убили спящих после дежурства десятерых красноармейцев, повесили беременную жену начальника заставы.
4 июля 1921 года Советское правительство направило Польше ноту с требованием ликвидировать на территории страны организации, действующие против Советской России, Белоруссии и Украины, изгнать их руководителей.
«В ноте подробно характеризовалась враждебная Советскому государству деятельность савинковских организаций и приводились многочисленные факты связи их с польской разведкой. В ноте говорилось также о том, что польский генеральный штаб содействовал отправке в Россию яда с целью массового отравления красноармейских частей в момент восстания. Так, например, 2-й отдел польского генерального штаба за подписью майора польского генерального штаба Бека выдал агентам Савинкова документ на провоз в Россию якобы для исследовательских целей двух килограммов яда».
(Из книги Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР».)
В октябре 1921 года между советским и польским правительствами был подписан протокол, по которому руководители антисоветских организаций должны были покинуть территорию Польши. Но Бориса Савинкова к тому времени уже не было в польской столице.
«Обосновавшись в Париже, Борис благоразумно рассудил, что ему следует на время уйти в подполье. Однако это вовсе не означало, что он сложил руки. Напротив, Савинков продолжал работать еще активнее. Я всегда поражался его неуемной энергии и великолепным организаторским способностям. Если бы он когда-либо решил разбогатеть, то стал бы самым богатым человеком мира. Он умел раскрутить колесико так, что оно продолжало вертеться с бешеной скоростью и очень долгое время без его последующего участия.
Начав в Варшаве выпускать газету «Свобода» еще в лучшие времена работы Русского политического комитета, Борис продолжал руководить изданием и после своей высылки из Польши. Он сумел привлечь к делу журналиста и писателя А. Амфитеатрова и профессора литературы Д. Философова, которые приложили все старания, чтобы газета не скатилась до уровня обычного желтого листка, каких теперь много, а продолжала оставаться рупором русской прогрессивной эмиграции. Философову даже после высылки из Варшавы удалось получить под издание субсидию от министерства иностранных дел Польши.
Что касается меня, то Борис, который в силу сложившихся обстоятельств не мог находиться вне Парижа, попросил быть его представителем в тех странах, правительства которых продолжают борьбу против новой русской власти. Вот почему мне пришлось помотаться по свету!