Николай Петрович оставил изрядно утомившуюся жену отдыхать, привел себя в порядок и, удостоверившись, что драгоценный груз во внутреннем дворе хорошо охраняется, направился по известному всему Санкт-Петербургу адресу.
— Камергер его Императорского Величества Николай Петрович Резанов, просят принять, — услышав это, Мария Антоновна Нарышкина, фаворитка царя, как говорили злые языки, родившая от него аж четверо детей, изрядно удивилась.
Эту фамилию в Петербурге не слышали очень давно. Со слов Юрия Федоровича Лисянского, Резанов остался в далекой, дикой Калифорнии и при дворе думали, что он уже никогда не вернется в Петербург.
— Зови, — сказала она лакею, и буквально через минуту Резанов был перед ней.
— Николай Петрович, как я рада! Сказать по правде, совсем не ожидала увидеть вас когда-либо. Ходили слухи, знаете ли.
— Мария Антоновна, со времени нашей последней встречи вы стали еще более прекрасны. Не расскажете мне о слухах которые вы слышали, я был бы вам очень благодарен.
— Ой, Николай Петрович, дорогой. Я слышала, что у вас приключился полный афронт в Японии.
— Что верно то верно, Мария Антоновна, но потом судьба занесла меня в Калифорнию, где я познакомился с человеком, который потом помог мне выполнить поручение государя, я вам больше скажу, я там женился.
— Что вы говорите? Вы женаты? Но как? Кто выдал разрешение на подобный брак?
— Вы не поверите, оно не понадобилось, ради этого брака моя невеста перешла в православие, и мы обвенчались в Калифорнии.
— В Калифорнии? Разве там есть православные церкви?
— Теперь есть, Мария Антоновна. За то время что я пробыл в заливе Сан-Франциско, там образовалось настоящее государство. Оттуда я привез не только красавицу жену, но и подарки, как для государя императора, так и лично для вас.
— Как интересно! И от кого же эти подарки?
— От президента Калифорнийской республики Александра Гамильтона, это он помог мне с моей миссией в Японию. Совершенно необыкновенный человек, который ищет дружбы, как с нашей державой, так и лично с императором.
— Николай Петрович, какой вы, однако, невоспитанный человек! Зачем вы пришли с этим ко мне? Есть же протокол. Неужели вы во время своих странствий по разным диким места забыли протокол? Разве вам с подобным делом не нужно обратиться в контору вашего тезки, Николая Петровича Румянцева? Тем более вы же по его ведомству проходите.
— Дорогая Мария Антоновна, конечно, я знаю, но дело столь щекотливое, что мне не хочется действовать через министра иностранных дел. А вы пользуйтесь доверием государя и можете мне помочь. И кстати, я говорил о подарках, позвольте преподнести вам один из них.
С этими словами Резанов достал небольшой футляр и открыл его. Перед глазами фаворитки царя заблистало ожерелье из золота из драгоценных камней. Его, как и другие драгоценности, Николай Петрович получил от Гамильтона и именно для подобных целей.
Конечно, подкупать именно Нарышкину никто и не планировал, но Резанов решил, что это будет наиболее простой и быстрый способ добиться желаемого. Всё-таки Мария Антоновна имела на царя очень большое влияние и могла бы стать мощной союзницей. Ради такого можно было и пожертвовать ожерельем стоимостью в несколько тысяч мексиканских долларов.
— Боже мой, Николай Петрович, какая прелесть! Это что, действительно из Калифорнии?
— Именно это ожерелье из Новой Испании, мистер Гамильтон лично просил передать его вам в качестве подарка, — ничего подобного Гамильтон конечно не говорил, он смутно помнил что у Александра Первого была любовница, но без конкретики.
— Это очень роскошный подарок. И вы знаете, я действительно могу вам помочь, если вы хотите действовать в обход графа Румянцева, то я устрою вам аудиенцию с императором.
— Не то что бы я хочу действовать в обход Николая Петровича, мы с ним хорошо друг друга знаем, просто у меня действительно крайне деликатное дело.
— Хорошо-хорошо, я все поняла. На ваше счастье конгресс в Эрфурте, куда государь должен был отправиться еще в сентябре, перенесли, и он все еще в столице. Вы же остановились у себя?
— Конечно, где же еще?
— Вот и хорошо, как только все будет готово, я дам вам знать.
— Спасибо большое, Мария Антоновна, если вдруг государь спросит вашего мнения о моем деле, потом конечно, и вы замолвите за меня словечко, моя благодарность не будет иметь границ.
— Буду рада помочь, вы же сказали что прибыли с женой?
— Да, с женой и дочерью.
— Жду вас сегодня вечером у меня, очень хочется познакомиться с вашей заморской красавицей.
— Всенепременно будем.
На этом визит Резанова к царской любовнице завершился, и Николай Петрович отправился в Министерство Иностранных дел.
— Весьма неожиданно Николай Петрович, — сказал граф Румянцев, закончив чтение русско-японского договора, — мне помнится, что вы отправлялись в Японию, имели значительно более скромные цели.
— Вы правы, но как видите, результаты просто потрясающие.
— Не то слово, и вы говорите, что сделали это с помощью боевых кораблей Калифорнийской Республики?
— Да, все верно. Её президент, Александр Гамильтон, принимает весьма деятельное участие в судьбе нашей колонии на Аляске и заинтересован в дружбе с Империей.
— По линии наших, к сожалению не очень многочисленных, агентов мне докладывали о событиях в Калифорнии, но как вы понимаете, до Старого Света новости из этого медвежьего угла идут крайне медленно, и проходят скорее по разряду басен и небылиц.
— Я вас уверяю, Николай Петрович, там творятся события, которые могут изменить очень многое. Взять хотя бы оружие, вы надеюсь, знаете, что такое флоридские винтовки?
— Да, конечно, их приняли на вооружение уже в нескольких странах.
— Вот! А знаете кто их изобретатель? Александр Гамильтон, президент Калифорнийской республики!
— Занятно, ничего не скажешь.
— Я взял на себя смелость и подписал с Калифорнийской Республикой договор и дружбе и военном союзе. Наша колония на Аляске сейчас полностью зависима от поставок продовольствия из Калифорнии. Вот сам договор.
— Хорошо, давайте посмотрим, что именно вы подписали, — Румянцев снова погрузился в чтение…
— Что ж, — начал он, когда закончил чтение, — совершенно обычный договор, похожий на соглашение между двумя равными партнерами. Просто странно, что вы подписали его с такой сущей нелепицей как Калифорнийская Республика, сколько в ней народу проживает?
— По оценкам её президента, тысяч шестьдесят, это вместе с туземцами.
— Николай Петрович, дорогой, вы хоть понимаете, насколько это выглядит странно. У нас считай в любом губернском городе, не считая Сибири и Дальнего Востока конечно, народу живет побольше, чем в этой «республике». А вы с ними как равными себя повели.
— Именно так, господин граф. И я считаю, что поступил абсолютно правильно. Особенно после того как калифорнийская армия наголову разгромила сначала английскую эскадру, утопив семь линейных кораблей, а потом и пятнадцатитысячную армию.
— Вы хоть понимаете, насколько это звучит нелепо.
— Вот копия моего доклада военному министру, Николай Петрович, можете ознакомиться. И я думаю, что новости об этом скоро дойдут до Лондона.
— Если все так, тогда я с вами согласен, эта республика заслуживает внимания. Но в любом случае, судьбу этого договора будет решать государь.
— Как вы думаете, когда я смогу попасть на приём к императору?
— Учитывая, что государь совладелец русско-американской компании, думаю, что ожидание будет не долгим. Если бы не эта война со шведами, думаю что вы бы попали на приём уже завтра. Правда сейчас мы заняты подготовкой встречи с Бонапартом, может быть это будет препятствием.
— Что ж, хорошо, буду ждать.
— Вы позволите, — Румянцев указал на отчет Резанова о событиях в Калифорнии.
— Конечно, господин министр, я специально сделал копию отчета для вас…
«Интересно, сколько в ведомстве Румянцева настоящих английских шпионов, а сколько представителей английской партии?» — подумал Резанов, когда вышел из здания на Английской набережной, где располагались коллегия и министерство иностранных дел.
«Как интересно получается, обычно шпионы это плохо, но сейчас нам необходимо, чтобы информация о моих переговорах с калифорнийцами попала к англичанам как можно скорее. Если всё пойдет по плану, то завтра-послезавтра я попаду на приём к императору, там озвучу предложения Гамильтона и надо будет ждать реакции англичан»
Вернувшись домой Резанов обнаружил Кончиту кормящую дочку.
— Сегодня мы приглашены в дом обер-егермейстера Дмитрия Львовича Нарышкина и его супруги Марии Антоновны.
— Дорогой муж, я тебя совершенно не поняла, кто эти люди?
— Это одна из знатнейших и богатейших семей в Империи. К тому же, и это самое главное, Мария Антоновна фаворитка императора Александра.
— Фаворитка? Как у французских королей?
— Именно так, душа моя. Собственно говоря, она нас и пригласила. Как ты понимаешь, от таких приглашений не отказываются.
— Но мне же совсем нечего надеть!
— Я думаю тебе подойдет что-то из платьев моей покойной жены. Не переживай, у неё было достаточно новых вещей.
— Даже если и так, я всё равно буду выглядеть бледно, особенно если ты говоришь что это очень знатные люди.
— Я уверен, ты будешь великолепна, мало у кого есть такие меха и украшения, а это самое главное.
— Ну хорошо, ты меня убедил…
В назначенный час чета Резановых были во Дворце Нарышкиных, Николай Петрович в своем камергерском мундире, а Кончита в платье, скромность которого с лихвой компенсировала её молодость, красота и самое главное, меховая накидка и драгоценности, подаренные Гамильтоном. Сокровища безвестного испанского гранда, выловленные Гамильтоном в водах Мексиканского залива пять лет назад, исправно служили его целям.