— Вряд ли эту гадину можно есть, — сделал вывод я, а он ответил мне взглядом, который я понял, и мы замолчали.
Скоро из темноты, оттуда, куда удалился Гарри, донесся шум. Я крикнул, не нужна ли ему моя помощь, но ответа не последовало. Я прождал десять минут, и звуки не смолкали. Один раз послышалось, как о камни стукнуло его копье.
Я уже поднялся было на ноги, чтобы идти ему на помощь, как вдруг он вынырнул из полумрака. Шел он медленно и тянул за собой что-то вроде какого-то животного. Еще через минуту он был рядом со мной, а я в это время держал на руках Дезире.
— Дикая свинья! — воскликнул я, перегнувшись через тело Дезире к существу, лежащему у его ног. — Какого дьявола она сюда спустилась?
— Дикая свинья — мой лучший друг! — заявил Гарри. — Дикие свиньи живут в воде? У них морды как у зубаток? Эти животные — моя собственная находка.
Там их больше десяти миллионов. Устроили трапезу в память о нашем безвременно почившем друге со щупальцами. Посмотри-ка!
Гарри острием копья вспорол шкуру на еще теплом животном от шеи до хвоста. Дезире дернулась у меня на руках.
— Боже! Пахнет хорошо! — воскликнул Гарри.
Я вздрогнул.
Он оттащил тушку на несколько метров, и я услышал, как он орудует копьем. Через пару минут он подошел к нам, держа что-то в руках.
Мясо было далеко не высших кондиций. У меня не укладывается в голове, как Дезире, такая ослабевшая, смогла взять его в рот и проглотить. Но она это сделала, и я вслед за ней. Вдобавок мясо было сырым.
Гарри сказал, что оно сладкое. Что ж, возможно, и так.
Мы помыли Дезире лицо и руки и дали ей воды напиться, и скоро ее сморил, как казалось, здоровый сон.
У нас еще осталось около десяти фунтов мяса. Гарри помыл его в ручье и спрятал в камнях под поверхностью воды. После этого он объявил о своем намерении отправиться на еще одну охоту.
— Я пойду с тобой, — заявил я. — Помоги мне — помоги уложить Дезире.
— Вряд ли что-то получится. Разве я тебе не говорил, что их там миллионы? Ну, сотни. Если они появятся здесь и найдут Дезире, у нее ноль шансов с ними справиться. Так что возьми другое копье и оставайся здесь.
Мне пришлось остаться, голова Дезире лежала у меня на руках, и я стал ждать Гарри. Ощущения у меня были не самые неприятные. Кровь бежала по жилам заметно быстрее.
Цивилизованное человечество привыкло считать, что душа, сущность жизни, находится где-то в сердце. Именно так говорят разные проповедники и поэты. Но вряд ли цивилизация сохранилась бы без еды четыре или пять дней. Есть у человека такой орган, голос которого звучит громче всех. Не буду его называть.
Гарри вернулся через пять минут, таща за собой еще двух свиней. А через полчаса у кромки воды их лежала уже целая дюжина.
— Ну все, — заявил он, тяжело дыша после своей охоты. — Остальные смылись в лес, который, судя по всему, где-то недалеко. Ты бы сейчас посмотрел на нашего друга со щупальцами, который так сверкал глазами. После визита свиней в нем сплошные дыры.
Все-таки какая ужасная тварь! Костей у него нет — все сжимается, как аккордеон. Отвратительное беспозвоночное.
— Господи, да кто же, скажи на милость, будет все это есть? — Я показал на туши диких свиней.
Гарри усмехнулся:
— Не знаю. Я был так взволнован представившейся возможностью пополнить наши запасы, что не мог остановиться. Эх, сейчас дал бы руку на отсечение — за огонь и немного соли. Хоть на медную монету соли.
Давай ложись поспи, а я пока займусь разделкой этих туш, а потом сам посплю.
Он принес мне одну шкуру, я воспользовался ею как подушкой и осторожно, чтобы не разбудить Дезире, лег на спину. Она сладко спала, положив голову и плечи мне на грудь.
Проснулся я, когда меня подергал за руку Гарри.
Поднявшись на локтях, я спросил, сколько проспал.
— Шесть или семь часов. Я ждал сколько мог. Занимай пост.
Дезире беспокойно пошевелилась, но, похоже, продолжала спать. Я сел и протер глаза. Куча туш исчезла. Неудивительно, что Гарри устал! Я сам себя обругал, что спал так долго.
Гарри устроил себе постель, которая, благодаря добытым им шкурам, была весьма удобной.
— Кровать что надо, — услышал я его усталое бормотание, и тут же все стихло.
Я сидел недвижно и скоро совсем закоченел, но боялся шелохнуться, чтобы не потревожить Дезире.
Наконец она снова пошевелилась, и, наклонившись над ней, я увидел, что ее глаза медленно открываются.
Полусонная, она удивленно, не мигая посмотрела на меня.
— Это вы, Пол? — пробормотала Дезире.
— Да.
— Я рада. Мне кажется, я что-то чувствую. Что это?
— Не знаю, Дезире. Что вы имеете в виду?
— Ничего, ничего. О, это так приятно, так хорошо — что вы меня держите.
— Да? — улыбнулся я.
— Да, только… А где Гарри?
— Спит. Хотите есть?
— Да… нет. Не сейчас. Не знаю почему. Я хочу поговорить. Что случилось?
Я рассказал ей обо всем, что произошло после того, как она потеряла сознание. Она поеживалась по мере того, как к ней возвращалась память, но моя попытка с юмором описать, каким бравым охотником был Гарри, не увенчалась успехом.
— Вам незачем отворачивать свой нос, — заметил я по поводу ее гримасы, — вы и сами отведали этого мяса.
После этого наступила тишина. Ее разорвал голос Дезире:
— Пол… — Она замялась и замолчала.
— Да?
— Что вы обо мне думаете?
— Хотите услышать обстоятельный ответ? — улыбнулся я.
Какие все-таки эти женщины! В таких обстоятельствах, в таком окружении она оставалась самой собой — Дезире Ле Мир.
— Не смейтесь надо мной. Я хочу это знать. Я пока ничего не говорила о том, что со мной было тогда, в пещере, — вы знаете, что я имею в виду. Теперь я об этом сожалею. Полагаю, вы меня презираете.
— Но вы же ничего не делали, — возразил я. — И не собирались. Вы просто развлекались.
Она быстро повернулась ко мне, и в ее глазах сверкнул прежний огонь.
— Не шутите так со мной! — взорвалась она. — Мой друг, вы со мной ни разу и слова серьезного не сказали.
— И никто другой тоже. Дорогая Дезире! Да будет вам известно, что я не умею быть серьезным. И не стану таковым за все богатства мира.
— По крайней мере, вам нет нужды притворяться, — усмехнулась она. — Но ведь и вам когда-то придется умереть. Вы же это понимаете. Раз уж вы притворяетесь, что не понимаете меня, — такие странные слова слетают с моих губ, — вы меня простите?
— Да тут нечего прощать.
— Мой друг, вы глупеете на глазах. Уклончивый ответ всегда должен быть остроумным… Должна ли я повторять свой вопрос?
— Это зависит… — Я не знал, что сказать.
— Зависит от…
— От того, серьезны вы были или нет в некий момент, когда вы… назовем это признанием? Если вы вполне серьезны, мое самомнение могло показаться вам оскорбительным, но давайте будем откровенными.
Думаю, ваши слова имели под собой реальную основу. А я играл свою роль. Однако я не считаю, что вы были вполне серьезны. Я не настолько высокого мнения о самом себе, чтобы в это поверить.
— Я этого и не говорю, — начала Дезире, но остановилась и добавила жестко: — Но все это осталось в прошлом. Больше я этого вопроса касаться не буду.
Возможно, я была не в себе. Возможно, это была хорошо разыгранная пьеса. Вы мне не ответили.
Я посмотрел на нее. Как ни печально и ни ужасно, но после треволнений последних дней ее красота немного поблекла. Бледность сделала ее лицо еще более худым. Тем не менее ее совершенное белое тело, едва различимое в полумраке, вызывало ощущение безупречной красоты без намека на нескромность.
Но я был тронут не тем, что видел, а тем, что понимал. Я всегда восхищался ею как Ле Мир. Но ее мужество, ее стойкость, ее помощь нам в обстоятельствах, когда любая другая женщина думала бы только о самой себе, — не пробудило ли это во мне чувство более сильное, чем простая симпатия?
Я этого не знал. Но мой голос немного дрожал, когда я сказал:
— Мне нет необходимости вам отвечать, Дезире.
Повторяю: здесь нечего прощать. Вы стремились к реваншу, потом пожертвовали этим стремлением, но все еще можете к нему вернуться.
Несколько мгновений она молча на меня смотрела, потом промолвила:
— Я вас не понимаю.
Вместо ответа, я взял ее руку, вяло лежавшую на моем колене, и, поднеся к губам, согрел долгими поцелуями кончики ее белых пальцев. Потом я крепко зажал ее руку между своими ладонями и просто спросил, глядя ей в глаза:
— А теперь вы меня понимаете?
Снова повисла пауза.
— Мой реванш, — наконец проговорила она.
Я кивнул и снова приложил ее пальцы к своим губам.
— Да, Дезире. Мы не маленькие. Думаю, вы понимаете, о чем идет речь. Но вы мне не рассказали. Вы имели в виду то, что сказали тогда, на горе?
— О, я думала, что это была игра! — промолвила она.
— Скажите мне. Вы это имели в виду?
— Мой друг, я никогда не признаюсь дважды в одном грехе.
— Дезире, вы это имели в виду?
После этого неожиданно и быстро, словно со скоростью света, ее манеры изменились. Со слегка раскрытыми губами она наклонилась ко мне и посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд был полон страсти, но, когда она заговорила, ее голос был спокоен и так тих, что я едва се расслышал.
— Пол, — очень нежно сказала она, — не буду повторять, что я тебя люблю. Такими словами не следует бросаться. Хотя, возможно, сейчас совсем другое время, потому что мы здесь. Но что, если мы вернемся?
— Ты сказала, что серьезные слова ничего для тебя не значат, и ты права. Ты слишком цинична, то, о чем ты говоришь, делается горьким и становится горьким вдвойне, когда слова слетают с твоих губ. Только что ты развлекалась, притворяясь, что заботишься обо мне.
Возможно, ты этого не осознавала, но все именно так и было. Всмотрись в свое сердце, мой друг, и скажи мне — ты правда хочешь любви?
Ну, в мое-то сердце всматриваться незачем, я уже его открыл. В этот момент я себя ненавидел и, гово