Гастроли «российского дервиша и факира» в Тегеране проходили с колоссальным успехом. Представления давались под открытым небом на импровизированном манеже — большой дворовой площадке, с четырех сторон огороженной квадратом невысоких домов. Публика сидела прямо на земле на циновках и коврах. Для особо почетных посетителей было установлено несколько рядов кресел.
На «манеж» Лон-го выходил в старинном халате дервиша и колпаке, держа в руке длинный посох. По требованию Шамбея гастролер придавал своим выступлениям сгущенную мистическую окраску, гораздо большую, чем на представлениях в цирках России. Персидские зрители, в большинстве своем наивно-простодушные люди, воспринимали «чудеса» Лон-го как проявление его необычайной волшебной силы и могущества. Но особенно неизгладимое впечатление на зрителей производили опыты Лон-го с ядовитыми змеями. В дни юности на постоялом дворе в одном из кишлаков Туркмении Лон-го укусила гадюка. К счастью, она оказалась неядовитой. Но врач, к которому обратился молодой артист, установил его природный иммунитет и невосприимчивость к змеиному яду. И с тех пор Лон-го ввел в свой обширный репертуар и демонстрацию ядовитых змей. Лон-го рассказал об этом Шамбею, и тот немедленно решил обыграть это драгоценное на Востоке качество своего гастролера. В афишах появились строки, приглашавшие зрителей приносить с собой в цирк ядовитых гюрз. «Российский дервиш, бесстрашный повелитель змей будет демонстрировать свою волшебную силу против смертельного яда гюрз». Показ этих опытов в Тегеране производил потрясающее впечатление, и молва о необыкновенных свойствах и чудесах Лон-го распространилась далеко за пределы Персии.
Предприимчивый импресарио возил Лон-го по большим городам Персии, а затем организовал его гастроли в Турции, Египте и Сирии. И в этих странах Ближнего Востока выступления факира и чародея Лон-го проходили с колоссальным успехом.
Прошло много-много лет. После голодной и нищей жизни счастье улыбнулось Дмитрию Ивановичу Лон-го. Сбылись предсказания старого итальянского фокусника и музыканта Лионелли, который первым дал «путевку в жизнь» бездомному мальчику — будущему факиру Мите Лон-го. Он стал большим артистом, мастером иллюзионного жанра.
Лон-го вернулся на родину с Ближнего Востока в самом начале первой мировой войны. В дальнейшем он отказался демонстрировать многие факирские трюки и перестроил свой номер, сохранив в нем лишь иллюзии и фокусы.
ГЛАВА 11.ДИНАСТИЯ ИЛЛЮЗИОНИСТОВ КИО
Пожалуй, ни один из артистов иллюзионного жанра не сделал для его развития столько, сколько Эмиль Теодорович Кио (1894–1965). Он облагородил, если так можно выразиться, искусство фокусников, придал ему аттракционный характер, масштабность, превратил это зрелище в обаятельное «волшебное» ревю, по-карнавальному красочное и эффектное. В творчестве Кио есть что-то от волшебного, вечно меняющегося киноэкрана. Не случайно, видимо, звонкое имя Кио подсказано выпавшей буквой на вывеске «КИНО». Кио первым наполнил фокусы содержательной мыслью, первым в мировой практике ввел клоунов в свои программы, первым стал создавать средствами иллюзионного искусства бытовые сюжетные сценки.
Эмиль Теодорович Кио появился на арене цирка в 20-е годы. Свыше двадцати лет он выступал в образе загадочного индуса. Появлялся в чалме и пестром халате, сопровождаемый пышной свитой из лилипутов и очаровательных девушек. Кио лицедействовал на фоне резной арки в стиле «ориенталь» с полной верой во все совершающиеся магические чудеса. Позднее он создал иной образ — респектабельного концертанта. Безукоризненный фрак, на носу изящные очки без оправы, — он казался не то ученым, не то дипломатом, знающим нечто такое, о чем неизвестно другим…
На первых порах выступлений Кио о его прошлом ходили самые невероятные слухи. Говорили, что он йог, заклинатель змей и даже отпрыск индийского жреца. Все это, конечно, далеко от истины. Прежде чем стать иллюзионистом, Кио прошел трудный путь. Он был билетером, униформистом, служителем при слонах, берейтором на цирковой конюшне, воздушным акробатом…
А начал он с театра. Ученик московского реального училища Эмиль Ренар (такова настоящая фамилия иллюзиониста) увлекался драматическим искусством. По соседству с их домом в Москве находился театр миниатюр «Одеон», где он тайком от родителей пропадал чуть ли не каждый вечер, мечтая о хотя бы самой пустяковой роли. И вот однажды, в начале 1917 года, во время болезни одного из актеров театра он заменил его на сцене. Дебют оказался успешным, и его включили в состав труппы, с которой он и выехал на гастроли.
Выступления начались с Киева. Поначалу дела в театре пошли хорошо. Однако вскоре началась гражданская война, а с нею — голод и разруха. Людям стало не до театра. Режиссер театра Гриневский решил повезти «Одеон» на гастроли в Варшаву, но и здесь дела пошли неважно. Труппу распустили.
Положение Эмиля в это время было отчаянным. Оказавшись на чужбине один, без денег и жизненного опыта, он метался по городу в поисках хоть какой-нибудь работы. Однако начинающий актер был никому не нужен. С огромным трудом он устроился билетером в цирк, принадлежавший Александру Чинизелли — потомственному дрессировщику и владельцу отличной конюшни. Частенько «по совместительству» он надевал голубую с галунами униформу, помогал артистам, ухаживал за животными.
Все свое свободное время Эмиль проводил в цирке. Атмосфера манежа захватила его. Эмиль сам начал пробовать свои силы в акробатике. После нескольких репетиций он занял место в номере воздушных гимнастов, выступавших под руководством Краузе. А вскоре ему удалось подготовить собственный, «смертельный» номер — «Десять минут между жизнью и смертью». Однако в результате несчастного случая едва не закончившегося трагедией, он не смог больше работать под куполом цирка.
Эмилю пришлось стать администратором. Дела в цирке, в то время переехавшего в Вильно, шли не очень хорошо. Надо было срочно искать выход из создавшегося положения. И тогда Эмиль вспомнил о Бен-Али — факире, с которым он познакомился в Варшаве, и отправился на его поиски. Станислав Янушевский (такова была настоящая фамилия Бен-Али) согласился на предложение Эмиля выступить в Вильно. После первого же его представления все заговорили о могущественном «чародее». Через два — три вечера цирк был уже заполнен до отказа, появился и аншлаг.
Трюки Бен-Али, хотя и построенные на немудреной выдумке, производили большое впечатление. Работал он четко, ловко и очень профессионально. Его коронным номером было «распятие на кресте». На манеже устанавливался деревянный крест, и униформисты «приколачивали» к нему Бен-Али. И вскоре «распятый», раскинув руки, повисал вроде бы на гвоздях, всем своим видом демонстрируя готовность вознестись на небо. Секрет трюка заключался в том, что гвозди забивались в широкие рукава рубахи факира, а висел он на скрытом крюке, закрепившись за него продетыми под одеждой лямками.
Был в репертуаре Бен-Али и ходовой трюк многих псевдогипнотизеров. Он заключался в том, что артист укладывал зрителя-добровольца головой на спинку одного стула, а ногами — на спинку другого. И человек, вытянувшись в струнку, замирал в горизонтальном положении, а фокусник даже становился на него. Секрет этого трюка заключался в следующем: под костюмом добровольца — постоянного партнера Янушевского — находилась тонкая металлическая пластина. Эффект был потрясающий.
Однажды Станислав Янушевский предложил Эмилю пойти к нему учеником. Перспектива стать фокусником не очень-то прельщала молодого артиста. Однако постепенно он заинтересовался работой Бен-Али отчасти потому, что просто соскучился по манежу, согласился на это предложение. А после того, как поглубже вник в историю жанра иллюзии, его уважение к этой профессии значительно повысилось, и он решил посвятить свою жизнь иллюзионному искусству.
Скопив немного денег, Эмиль в 1919 году приехал в Берлин, где и решил приобрести необходимую для иллюзиониста аппаратуру. Правда, денег у Эмиля хватило только на то, чтобы купить один-единственный аппарат — «волшебный» ящик. Кое-какие навыки в пользовании иллюзионными аппаратами он приобрел в «Адской академии» (своеобразном учебном заведении, где обучали азам иллюзионного искусства), которую он закончил в Берлине. Однако сюжет первого номера, с которым он выступил на варшавской эстраде, придумал сам.
В «волшебный» ящик входила старуха, после чего он закрывался. Артист прокалывал ящик со всех сторон шпагами и затем открывал его: вместо старухи там оказывалась девушка. Потом трюк был усложнен: Матильда, дочь Чинизелли, исполнявшая роль старухи, выходила из него в нарядном платье, в шляпе с широкими полями и страусовыми перьями, с зонтиком и даже с собачкой. Номер этот назывался «Омоложение» и долгие годы оставался в репертуаре артиста. Позже вместо старухи из ящика выскакивали два лилипута: изображая старуху, они, входя в аппарат, становились друг другу на плечи и надевали длинное платье.
Подражая Бен-Али, Эмиль купил парчовый «звездный» халат, надел атласную чалму. В это же время он взял себе артистический псевдоним Кио, который более полувека не сходил с цирковых афиш.
В 1921 году Эмиль вернулся из-за границы в Россию. В те годы работу в Москве было найти нелегко, но молодому артисту повезло — его пригласили выступать сначала в «Аквариуме», потом в «Эрмитаже». А затем неожиданно пришел вызов в Тамбов от директора городского сада, и Кио направился в этот город.
Первое же выступление в Тамбове едва не прервало в самом начале карьеру артиста. А произошло вот что.
Во время демонстрации номера «Омоложение» только было Эмиль проткнул ящик шпагами, как из рядов выскочил шустрый мальчишка, и не успел Кио остановить его, как тот поднял крышку, засмеялся и тут же вернулся на место.
В публике раздался громкий хохот. И хотя ничего страшного не произошло, трюк не был разоблачен. Эмиль очень расстроился: нарушилась драматургия номера, его настрой, а для впечатлительного молодого артиста это казалось чуть ли не трагедией. И он в порыве отчаяния отказался от дальнейших выступлений в Тамбове. «Бегство» из города дорого стоило артисту. Без денег, без ангажемента он очутился в Козлове. С трудом удалось ему договориться с директором местного городского сада на несколько выступлений.