Между тем политические дела шли своим чередом и вскоре совершилось событие, изумившее своей неожиданностью всю Европу. В течение двух с половиной веков Франция и Австрия вели между собой беспрерывную ожесточенную борьбу за политическое первенство. И вдруг 1 мая 1756 года они заключили между собой в Версале союз, направленный против Пруссии, которой еще так недавно и так заботливо покровительствовал версальский кабинет. Отчасти это объяснялось влиянием на Людовика XV маркизы Помпадур, оскорбляемой и в стихах, и в прозе злоязычным королем прусским. Со стороны Австрии заключению союза с Францией способствовал ее знаменитый государственный деятель князь Кауниц, чрезвычайно высоко ценивший этот союз при новой предстоящей императрице Марии-Терезии в предстоящей борьбе с ее гениальным противником.
Со своей стороны д’Еон не дремал в Петербурге. Он успел расположить императрицу в пользу короля до такой степени, что она написала Людовику XV самое дружелюбное письмо, изъявляя желание насчет присылки в Россию из Франции официального дипломатического агента с главными условиями для заключения взаимного союза между обоими государствами.
Этим благоприятным для версальского кабинета результатом окончилось первое пребывание д’Еона в Петербурге, и он с письмом императрицы к Людовику XV отправился в Версаль. Там д’Еон был принят чрезвычайно милостиво й, по желанию Елизаветы Петровны, кавалер Дуглас был назначен французским поверенным в делах при русском дворе, а д’Еон в звании секретаря посольства был дан ему в помощники. В этом звании он приехал снова в Россию, но уже не в женском, а в мужском платье. Чтобы скрыть от двора и от публики прежние таинственные похождения д’Еона в Петербурге, он был представлен императрице как родной брат девицы Лии де-Бомон, и таким родством вполне удовлетворительно объяснялось сходство, которое было между упомянутой девицей, оставшейся во Франции, и ее братом, будто бы в первый раз приехавшим в столицу России.
С назначением Дугласа и д’Еона в Петербург прежняя русская политика быстро изменилась. Заключенный с Англией договор, несмотря на все протесты графа Бестужева-Рюмина, был уничтожен. Императрица открыто приняла сторону Австрии против Пруссии и восьмидесятитысячная армия, расположенная в Лифляндии и Курляндии для подкрепления Англии и Пруссии, неожиданно получила повеление соединиться с войсками Марии-Терезии и Людовика XV для начала военных действий против короля прусского.
Выступая против австро-французско-русского союза, Рюмин, как ловкий дипломат, успел выдвинуть вперед одно весьма щекотливое обстоятельство, поколебавшее даже волю самой императрицы. Он стал доказывать, что означенный союз противоречит и прежней, и будущей политике России. В подтверждение этого он указывал на то, что Австрия и Франция были постоянными защитниками Турции и что теперь Россия, вступая в союз с этими двумя державами, тем самым налагает на себя обязательство поддерживать дружественные отношения со своими исконными врагами — турками. Венский кабинет сумел вывернуться из того затруднительного положения, в которое он был поставлен протестом Бестужева-Рюмина. Из Вены поспешили сообщить в Петербург, что императрица Мария-Терезия готова заключить с Россией безусловный оборонительный и наступательный союз, применение которого может относиться и к Турции. Что же касается Франции, то версальский кабинет посмотрел на это дело иначе. Он не хотел отказаться от своего покровительства Турции, и для переговоров по этому вопросу в Петербург был отправлен чрезвычайным послом маркиз де-л’Опиталь.
Его отправка ко двору императрицы Елизаветы Петровны не только не поколебала значения д’Еона как самостоятельного тайного агента, облеченного особым доверием короля, но даже, напротив, дала новый повод к подтверждению такого доверия, потому что д’Еону предписано было не сообщать маркизу о Своей тайной переписке с королем. Вдобавок к этому д’Еон был сделан как бы главным наблюдателем за действиями вновь назначенного посла. Из инструкций, данных де-л’Опиталю, следовало, что Людовик XV настоятельно требует, чтобы в заключаемом им с Россией союзе не было допущено никакой оговорки насчет Турции с тем, чтобы Франция сохранила в отношениях с ней полную свободу действий. Ввиду этого требования, с одной стороны, а также ввиду упорства России, требовавшей положительного заявления насчет Турции, Дуглас придумал среднюю меру — не делать союз Франции с Россией обязательным в отношении Турции, но ограничиться тем, чтобы составленная касательно этого особая статья оставалась в глубочайшей тайне.
Таким двоедушием в Версале были крайне недовольны. Из этого затруднительного положения вывел Дугласа его помощник — д’Еон. По его словам, он и Иван Иванович Шувалов употребили все свое влияние на императрицу для противодействия Бестужеву, и спорный вопрос был решен в пользу требования Франции. Турция была гарантирована от возможных для нее вредных последствий русско-французского союза тем, что о ней не было сделано в договоре никакого упоминания, и, следовательно, прежние к ней отношения Франции не изменились нисколько. Нельзя сказать, в какой именно степени содействовал этому д’Еон, но несомненно, что влияние его при дворе императрицы было значительно. Это доказывается письмом Дугласа, написанным 24 мая 1757 года министру иностранных дел Франции Рулье, в котором он писал следующее: «В тот момент, когда г. д’Еон готов был уехать, канцлер пригласил его к себе, чтобы проститься с ним и вручить ему знак благоволения, оказываемого Ее Величеством, а также, чтобы выразить удовольствие императрицы за образ его действий». Дуглас при этом разрешил д’Еону принять с выражением почтительной благодарности все, что будет предложено ему, и канцлер передал ему от имени императрицы 300 червонцев, сопровождая этот подарок самыми лестными отзывами насчет д’Еона.
На этот раз д’Еон уезжал из Петербурга с тем, чтобы доставить в Версаль подписанный императрицей договор, а также и план кампании против Пруссии, составленный в Петербурге. Копию с этого плана он завез в Вену для маршала д’Этре. Людовик XV был чрезвычайно доволен д’Еоном и за услуги, оказанные им в России, пожаловал ему чин драгунского поручика и золотую табакерку со своим портретом, осыпанную бриллиантами.
К этому времени относится находящийся в мемуарах д’Еона рассказ о доставке им в Версаль копии с так называемого «завещания Петра Великого», которую он, пользуясь оказываемым ему при русском дворе безграничным расположением, успел добыть из одного самого секретного архива империи, находящегося в Петергофе. Копию эту вместе со своей запиской о состоянии России д’Еон передал только двум лицам: министру иностранных дел аббату Бернесу и самому Людовику XV. Что завещание, составленное будто бы Петром Великим в поучение преемникам, подложно — не подлежит ни малейшему сомнению. Но вопрос о том, не было ли это завещание сочинено самим д’Еоном, представляется довольно спорным. Легко могло быть, что д’Еон, желая показать королю, что он провел в Петербурге время недаром и, как ловкий дипломат, сумел воспользоваться благоприятными обстоятельствами, решился помистифицировать Людовика XV завещанием Петра Великого. Отважиться на это было нетрудно, т. к. не представлялось никакой возможности проверить подлинность копии, добытой или, говоря точнее, украденной д’Еоном. Король же, со своей стороны, ни в коем случае не мог дать ни малейшей огласки такому не очень честному поступку своего доверенного лица. Поэтому д’Еон мог быть вполне спокоен, что его обман не обнаружится.
Сущность упомянутого завещания состоит в том, чтобы Россия постоянно поддерживала войну и прерывала ее только на время для поправления своих государственных финансов. Войны должны служить территориальному увеличению России. Для начальствования над русскими войсками нужно приглашать иностранцев и их же вызывать в мирное время в Россию для того, чтобы она могла пользоваться выгодами европейской образованности. Принимать участие во всех делах и столкновениях, происходящих в Европе, преимущественно в тех, которые происходят в Германии. Поддерживать постоянные смуты в Польше, подкупать тамошних магнатов, упрочивать влияние России на сеймах вообще, а также при избрании королей. Отнять сколь возможно более территории у Швеции и вести это дело таким образом, чтобы Швеция нападала на Россию, дабы потом иметь предлог к утверждению над ней русского владычества. С этой целью нужно отдалить Данию от Швеции и поддерживать между ними взаимное соперничество. Избирать в супруги членам царского дома немецких принцев, для упрочения фамильных связей в Германии и для привлечения ее к интересам России. По делам торговым заключать союзы преимущественно с Англией и в то же время распространять владения России на севере вдоль Балтийского моря и на юге по берегам Черного. Придвинуться сколь возможно ближе к Константинополю и Индии потому, что тот, кто будет господствовать в этих краях, будет вместе с тем владычествовать и над всем миром. С этой целью нужно вести беспрерывные войны то с Турцией, то с Персией, устраивать верфи на Черном море и, мало-помалу овладеть им. Ускорить падение Персии, проникнуть до Персидского залива и, если будет возможно, восстановить через Сирию древнюю торговлю с Востоком и подвинуться к Индии. Искать союза с Австрией и поддерживать его и действовать так, чтобы Германия приняла участие России в своих делах. Заинтересовать Австрию в изгнании турок из Европы и уничтожить ее соперничество при завладении Константинополем, или возмутить против нее европейские державы, или отдать ей часть сделанных в Турции Россией завоеваний с тем, чтобы впоследствии отнять их у нее. Привязать к России и соединить около нее греков, а также неуниатов и схизматиков, находящихся в Венгрии, Турции и Польше. После раздробления Швеции, завоевания Персии, покорения Польши и завладения Турцией нужно предложить в отдельности, самым секретным образом, сперва версальскому, а потом венскому кабинету о разделе между ними и Россией всемирного господства. Если один из упомянутых кабинетов примет такое предложение, то льстя честолюбию и самолюбию их обоих, употребить Австрию и Францию для того, чтобы одна из них подавила другую, а потом подавить и ту, которая останется, начав с ней борьбу, успех в которой не будет уже подлежать сомнению, тогда Россия станет господствовать на всем Востоке и над большей частью Европы. Если же и Франция и Австрия (что, впрочем, невероятно) отклонят предложение России, то надобно возбудить между ними вражду, в которой истощились бы обе эти державы. Тогда в решительную минуту Россия двинет заранее подготовленные ею войска на Германию и в то же время флоты ее — один из Архангельска, а другой из Азова, с десантом из варварских орд через Средиземное море и океан нападут на Францию, и тогда, после покорения Германии и Франции, остальная Европа легко п