м в Эммаусе» и «Общество голландских любителей искусств им. Рембрандта», приобретавшее произведения искусства для музеев Нидерландов. В конце концов, по поручению общества картину купил коллекционер Д. Г. ван Бойнинген за 550 тысяч гульденов. «Христос в Эммаусе» был передан музею Бойманса в Роттердаме. Ван Меегерен получил 340 тысяч, а Хугендейк, как комиссионер, — остальные.
В музее картина попала в руки опытного и искусного реставратора. В течение трех месяцев он наблюдал за ее состоянием, осторожно расчищал от потемневшего лака и наслоений «времени», подводил под нее новый холст. В сентябре 1938 года картина была впервые показана широкой публике на выставке в числе 450 шедевров голландской живописи.
Успех был потрясающий. Перед картиной постоянно толпились восторженные посетители. Подавляющее большинство специалистов и критиков объявили «Христа в Эммаусе» одним из лучших и наиболее совершенных творений Вермеера. Мало кто не поддался тогда обаянию этой картины, мало кого не убедила ее содержательность, своеобразная одухотворенность персонажей, замечательная красота колорита. Эти бесспорные достоинства как-то отвлекали на первых порах внимание исследователей от мелких промахов художника. Всех словно поразил внезапный шок, ослепляющая радость большого открытия. Собственно на это ван Меегерен и рассчитывал, и этот расчет полностью оправдался.
Правда, была в бочке меда и ложка дегтя. В 1939 году «первооткрыватель» Абрахам Бредиус, усомнившись в принадлежности «Христа в Эммаусе» кисти Вермеера, отказался от своей поспешной атрибуции. Но его заявление восприняли тогда как причуду престарелого ученого и не обратили на него внимания. Предостережения немногочисленных экспертов, призывающих к осторожности, совершенно потерялись в дружном хоре дифирамбов.
Это был долгожданный триумф. Цель была достигнута, и ван Меегерен мог торжествовать полную и абсолютную победу. Он продолжил свою работу над фальшивками. Ему хотелось, чтобы его картины висели в лучших национальных музеях. Свою деятельность он рассматривал как протест против тех унижений, которые его пришлось вынести со стороны критиков. Однако, кроме «возвышенных» мотивов, существовали и вполне земные: те гульдены, что он получил за «Христа в Эммаусе» разожгли его аппетит к деньгам.
В 1938–1939 годах ван Меегерен написал две картины в духе жанровых полотен выдающегося голландского художника XVII века Питера де Хооха. По сравнению с тем же «Христом в Эммаусе» это был шаг назад: компиляция, использование уже известных приемов, деталей, образов. Но покупатели тем не менее нашлись сразу. Одну картину — «Пирующую компанию» — приобрел коллекционер Д. Г. ван Бойнинген; другую — «Компания, играющая в карты» — роттердамский коллекционер В. ван дер Ворм. Фальсификатор положил в карман 350 тысяч гульденов.
С началом второй мировой войны ван Меегерен возвратился в Голландию и купил в Ларене уютную усадьбу. Тяготы войны его не коснулись: богатые люди умеют устраиваться при любых властях. Более того, атмосфера военной неразберихи, когда гибли ценнейшие произведения, а спрос на картины старых мастеров все возрастал, благоприятствовала задуманным аферам. Для глубоких, обстоятельных экспертиз уже не хватало времени, и «под шумок» могло сойти многое, что в мирные годы вызвало бы подозрения. Тем более, что новые фальшивки по исполнению стояли значительно ниже «Христа в Эммаусе».
За три года ван Меегерен написал пять новых «Вермееров», и все — на религиозные темы. Правда, примерно в это же время возникли слухи, что здесь что-то не чисто. Почему, откуда в одних руках оказалось столько Вермееров? Да и картины, которые ван Меегерен подписывал своим именем, по манере были подозрительно схожи с этими полотнами. Впрочем, тогда на эти разговоры мало кто обращал внимание. О них вспомнили позднее.
«Голову Христа» купил ван Бойнинген. Ему же при посредничестве антикваров Хугендейка и Стрейбиса была продана «Тайная вечеря». В. ван дер Ворм, не желая отставать от своего соперника, приобрел «Благословение Иакова». В 1943 году Рейкмузеум в Амстердаме — крупнейший музей Голландии — купил «Омовение ног». И, наконец, «Христос и грешница» попал в коллекцию самого Геринга…
Следствие, возбужденное по делу ван Меегерена, еще не было закончено, когда его освободили до суда под залог. В мастерскую художника доставили старый холст, необходимые кисти и краски, и он углубился в работу. Это был последний козырь ван Меегерена в крупной игре, где ставкой являлся не очередной миллион гульденов, а жизнь автора. Он писал своего седьмого и последнего «Вермеера» — картину «Христос среди учителей». В мастерской постоянно дежурили полицейские чины. За спиной художника постоянно толпились любопытные. Конечно, это сказалось на качестве работы, но главное было достигнуто: крупнейшие специалисты признали, что Хан ван Меегерен может быть автором фальшивых Вермееров. Но был ли он им?
На этот вопрос должна была ответить авторитетная комиссия экспертов, возглавляемая директором брюссельского Института художественного наследия профессором Полем Коремансом. Видные искусствоведы, реставраторы, знатоки техники старых мастеров обстоятельно изучили шесть «Вермееров» и двух «де Хоохов». В арсенал исследователей входили все новейшие технические средства — рентген, микрохимический анализ и т. д. Наконец, комиссия обнародовала свое заключение: все картины исполнены художником середины XX столетия — Ханом ван Меегереном.
А еще через несколько месяцев, 28 октября 1947 года в Амстердамском суде начался процесс над фальсификатором. Обвинение в коллаборационизме было с него снято. Оставалась только подделка произведений искусства с целью наживы. Подсудимый признал себя виновным. 12 ноября огласили приговор: один год тюремного заключения. В своем последнем слове ван Меегерен просил суд позволить ему писать в тюрьме портреты: ныне он знаменит более, чем когда-либо, и заказчиков — хоть отбавляй. Осужденный отнюдь не выглядел очень удрученным. Его тщеславию, видимо, льстило внимание прессы и публики, и он, отделавшись довольно мягким наказанием, строил большие планы на будущее. Однако этим планам не суждено было осуществиться. 30 декабря 1947 года заключенный Амстердамской тюрьмы Хан Антониус ван Меегерен скоропостижно скончался от разрыва сердца.
Через три года состоялся аукцион, на котором распродавались работы «великого фальсификатора», как называли ван Меегерена в газетах. «Христос среди учителей» пошел за три тысячи гульденов, остальные подделки — до трехсот гульденов каждая. Это был последний приговор.
ГЛАВА 7.ЛОТАР МАЛЬСКАТ
Холодной, ветреной ночью 1942 года союзная авиация совершила массированный налет на город Любек. Над городом и гаванью повисли десятки тяжелых бомбардировщиков. Тысячи бомб с пронзительным воем неслись с черного неба. Город горел. На башнях Мариенкирхе, главного собора города, той ночью заунывной панихидой звонили колокола. Кто звонил в них, так и осталось неизвестным. Потом говорили, что это пресвятая дева Мария оплакивала гибель Любека и своего храма…
Когда прекратились взрывы и уцелевшие жители выползли из своих убежищ, их глазам открылась страшная картина разрушения. Старый город лежал в руинах. Лишенные крова люди бесцельно бродили среди развалин, в горестном молчании стояли перед Мариенкирхе.
Почти семь столетий Любек гордился своим храмом. Первые готические соборы стали возводить в конце XII века из камня. Север же Германии был им беден. Поэтому зодчие, начиная с ХШ века, пользовались обожженным кирпичом — прекрасным строительным материалом, обладающим к тому же красивым цветом. В отличие от каменной готики такого рода здания называют кирпичной готикой. Любекская церковь Марии представляет собой как раз один из древнейших и прекраснейших образцов кирпичной готики. Ее силуэт с двумя стройными башнями стал символом, эмблемой старинного города. И вот сейчас…
Тяжелые фугаски прямым попаданием разворотили здание. Все внутреннее убранство церкви погибло в пламени пожара. Взрывной волной далеко в сторону отбросило тяжелую дверь главного портала. Пол был засыпан кусками кирпича, цветными стеклами разбитых витражей. Штукатурка на стенах потрескалась от жара и местами обвалилась. И там, где обнажился слой самой старой, первичной штукатурки, показались смутные очертания каких-то лиц и фигур. Уже впоследствии, много лет спустя, пасторы говорили об этом как о чуде, совершенном небесной покровительницей храма. Но тогда всем было не до чудес и не до церковной живописи…
Прошло несколько лет. Закончилась вторая мировая война. Германия медленно возрождалась, залечивала глубокие раны войны.
Осенним вечером 1945 года в маленьком кабачке на окраине встретились двое — реставратор Дитрих Фей и живописец Лотар Мальскат. Мальскат всего несколько дней назад как вернулся из плена и теперь скитался по разрушенному Любеку без постоянного жилья и средств к существованию. Фей оказался более практичным: он открыл антикварную торговлю и за гроши скупал у разоренных войной соотечественников старинные ценности, которые с хорошей прибылью перепродавал немецким и заокеанским бизнесменам. Спрос на старину продолжал расти.
Эти двое были знакомы не первый год. В 1937 году они реставрировали в Шлезвигском соборе росписи XIII века, и в частности медальоны с изображениями животных. Во многих местах старая живопись погибла, так что и реставрировать было нечего. Вот Фей и придумал тогда заново написать некоторые медальоны и подбил на это Мальската. В одном из них Лотар изобразил индюка. А вскоре какой-то ученый заявил, что в Европе индюки появились только в XV веке, после открытия Америки, и художник XIII века не мог их знать. Правда, тут же объявились и защитники, пытавшиеся на этих индюках обосновать новое «открытие»: мол, еще за двести лет до Колумба любекские мореплаватели побывали за океаном и привезли индюков. Однако замять начавшийся скандал стоило немалого труда.
Теперь же, встретившись вновь и вспомнив шлезвигских индюков, давние приятели стали думать о том, что делать Мальскату сейчас, при такой разрухе и общей неустроенности. Инициатива в этом разговоре принадлежала более предприимчивому Фею. Он предложил Мальскату, который был способным художником, заняться подражанием знаменитым мастерам с тем, чтобы с его помощью продавать их простакам как подлинники.