Состоялся большой флибустьерский совет под председательством д’Ожерона. На этом совете Монбар, приняв поздравления с победой, потребовал, чтобы ему был выдан вице-король. Д’Ожерон противился этой просьбе, но так как Монбар ссылался на права Берегового братства и поскольку большая часть флибустьеров приняла сторону адмирала, губернатор был вынужден уступить. Он согласился выдать герцога Монбару, но потребовал отсрочки на неделю. Монбару пришлось принять это условие, и он удалился, изрядно взбешенный проволочкой.
За эту неделю д’Ожерон несколько раз призывал к себе своего племянника и его друга Франкера и о чем-то беседовал с ними в обстановке строгой секретности. В конце концов губернатор дал Франкеру тайное поручение, и уже шесть дней никто не видел молодого человека в Пор-де-Пе.
Монбар также скрылся ото всех. Он заперся в своем доме, и двери его покоев были закрыты даже для самых близких друзей. Исключение составили только два человека: Дрейф и Мигель Баск. Такое предпочтение никого не удивило, поскольку все знали, что эти два человека – самые старые товарищи Монбара, питающие к нему беззаветную преданность.
Наконец неделя, которую потребовал д’Ожерон, истекла. Утром на восьмой день губернатор послал за Монбаром, передав, что он готов отдать пленника. Флибустьер нахмурил брови, получив это известие. Под видимой сговорчивостью губернатора он подозревал подвох. Однако, не обнаруживая своего беспокойства, он тотчас вышел из дома и в сопровождении Дрейфа и Мигеля Баска отправился к губернатору.
Губернатор д’Ожерон ждал Монбара в гостиной. Он принял его чрезвычайно вежливо и самым непосредственным тоном пригласил следовать за ним в комнату, где содержался пленник.
Монбар с минуту рассматривал чистосердечную и открытую физиономию губернатора.
– Одно слово, – сказал он.
– Хоть два, если хотите, друг мой, – ответил д’Ожерон.
– Вы называете меня своим другом? – спросил Монбар с некоторым недоверием.
– Конечно, разве вы мне не друг?
– Это правда. И вам известно, что герцог Пеньяфлор мой смертельный враг?
– Я это знаю.
– Вы знаете также, что я намерен ему отомстить?
– Безусловно. Но я знаю также, что ваша месть будет достойной вас.
– Вы сможете судить сами. Итак, мы играем в открытую игру.
– Да, в открытую, друг мой. Вы можете взять пленника, если хотите. Вы, кажется, только этого и желаете?
– Только этого. Пойдемте же.
– Пойдемте.
Монбар, все так же в сопровождении двух флибустьеров, пошел за губернатором.
Пройдя несколько комнат, д’Ожерон отпер последнюю дверь, и Монбар вошел в помещение, где содержался герцог Пеньяфлор. Герцог был не один, с ним находились еще несколько лиц.
Это были маркиз дон Санчо, его сын, донья Клара, донья Хуана, Франкер и Филипп д’Ожерон, а немного поодаль стоял мажордом Бирбомоно.
Увидев Монбара, герцог встал, сделал два шага ему навстречу и церемонно поклонился.
– Я ждал вас с нетерпением, – сказал он, не давая ему времени заговорить первому.
– А-а! – произнес Монбар задыхающимся голосом, бросая сверкающий гневом взор на окружавших его особ. – Благодарю за добросовестность, с какой вы исполняете ваши обязанности, – обратился он к д’Ожерону с выражением горького презрения.
– Подождите, – хладнокровно ответил губернатор.
– Граф, – сказал герцог, – я знаю, что я ваш пленник, и готов следовать за вами. Но прежде, чем ваша месть свершится, я прошу вас дать мне несколько минут. Мне уже много лет, жизнь моя на исходе, и я знаю, что час искупления для меня пробил.
– Я не желаю слушать вас, – мрачно возразил Монбар. – Человек, который с неумолимой ненавистью всю жизнь преследовал меня без всяких причин, человек, погрузивший меня в бездну печали, из которой ничто не может меня извлечь, наконец, человек, побежденный мною и находящийся в моей власти, не может малодушным поздним раскаянием растрогать мое сердце и склонить его к состраданию.
Лихорадочная краска покрыла лицо герцога. Он печально переглянулся с сыном.
– Не малодушие и не позднее раскаяние предписывают мне мое поведение, – сказал он, – моя ненависть к вам теперь, когда я нахожусь в вашей власти, так же сильна, как и двадцать пять лет тому назад. Я вас ненавижу и буду ненавидеть до последнего своего вздоха.
– А-а! Вот теперь я узнаю вас! – вскричал Монбар.
– Только, – продолжал герцог, не обращая внимания на это восклицание, – прежде чем отдать себя в ваши руки, я хочу объясниться с вами в присутствии этих людей.
– Я не знаю, – с достоинством возразил Монбар, – есть ли у этих людей право присутствовать при объяснениях, касающихся лично нас.
– Мой отец не совсем правильно выразился, – вмешался маркиз, – и чтобы отбросить все сомнения относительно моего присутствия здесь, позвольте сказать вам, что это присутствие не несет ничего неприятного для вас и что я не только чувствую себя обязанным вам, но глубоко уважаю все, что вы делаете.
– Но как же вы оправдаете ваше присутствие?
– Разве я не сын герцога Пеньяфлора?.. Какого другого оправдания требуете вы от меня?
– И я также вам скажу: это мой отец, – сказала донья Клара, с мольбой сложив руки.
– Он заботился о моем детстве, – прошептал Франкер, на которого Монбар бросил вопросительный взгляд.
Флибустьер не отвечал, брови его нахмурились, голова опустилась на грудь. Присутствующие ждали с беспокойством. В комнате царило печальное молчание.
– Итак, – сказал Монбар через минуту, – женщины, дети, друзья – все объединились, чтобы лишить меня возможности мстить, хотя именно надежда на месть столько лет придавала мне мужества жить и бороться с моим горем! Я должен был вырвать из своей груди сердце, когда давал страшную клятву отомстить! Тогда я так малодушно не растрогался бы от ваших слез и просьб!
– Милостивый государь, – надменно произнес герцог, – я не умоляю и не прошу вас.
– О, молчите! – вскричал Монбар. – Разве вы не видите, что мне вас жаль и что я вас прощаю?
– Прощаете меня?! – вскрикнул герцог.
– Молчите, говорю я вам. Я вас прощаю, потому что окружающие вас люди добры и я не хочу возлагать на них ответственность за ваши гнусности. Потому что я простил вашей дочери ее слабость. Потому что, наконец, несмотря на все ваши усилия, вам не удалось сделать негодяя из моего сына. Ступайте, вы свободны. Я даже не возьму с вас выкупа. Маркиз, я возвращаю вам вашего отца.
– О, какие оскорбления! – с бешенством вскричал герцог. – Берегитесь, между нами еще не все кончено. Я заставлю вас дорого заплатить за ваше презрение.
Монбар пренебрежительно пожал плечами.
– Теперь вы ничего не сможете сделать, слабый старик, – с иронией сказал он, – поскольку обнаружены и вскрыты все ваши темные дела. Даже в отношении той несчастной девушки, которую вы хотели выдать за ребенка вашей дочери, между тем как она дочь одного из ваших доверенных слуг. Доказательства ее происхождения находятся у меня. Вы побеждены, потому что остаетесь в одиночестве, окруженный презрением всех, кто вас знает. Какую более горестную муку, какое более ужасное наказание могу я наложить на вас, сохраняя вам презренную жизнь, за которую вы еще цепляетесь? Вы будете жить, потому что я этого хочу, слышите вы? Потому что я считаю ниже своего достоинства мстить вам – старому и бессильному.
– О, ты умрешь, негодяй! – вскричал герцог, с кинжалом бросаясь на Монбара.
Монбар вырвал из рук герцога Пеньяфлора кинжал и отбросил его далеко в сторону.
– Прочь, убийца! – с презрением сказал он.
– О, побежден, опять побежден! – вскричал герцог с яростью.
– Да, побежден, – ответил Монбар, – потому что, несмотря на мои прегрешения, Господь защищает меня от твоего гнева!
Но герцог уже не слышал Монбара. Он содрогался в страшных конвульсиях на руках сына и дочери. Странная перемена произошла в нем: синеватая бледность покрыла его лицо, холодный пот выступил на висках. Он поводил глазами, налитыми кровью, тело его подергивалось.
Вдруг герцог распрямился, вырвался из удерживавших его рук, с выражением безумной ярости посмотрел на своего врага, бесстрастного и холодного, сделал к нему шаг, занес руку и хриплым голосом прокричал:
– Будь проклят!..
И тут же рука его бессильно упала, тело вздрогнуло от последних судорог, и он, словно дуб, сраженный молнией, рухнул к ногам Монбара, который стоял без движения и ждал, высоко подняв голову и улыбаясь.
К герцогу бросились и попытались поднять его. Но все было кончено. Он умер. Черты его лица были искажены застывшей судорогой, а широко раскрытые, неподвижные глаза даже после смерти сохраняли выражение неумолимой ненависти.
Через два месяца после рассказанных нами событий люгер «Чайка» на всех парусах входил в дьеппскую гавань.
На палубе люгера восемь человек со сладостным волнением приветствовали любимые берега отчизны. Это были Бертран д’Ожерон, возвращавшийся во Францию по призыву короля Людовика XIV, Монбар, донья Клара, Филипп д’Ожерон, донья Хуана, дон Гусман де Тудела, нья Чиала и Бирбомоно.
Филипп и донья Хуана, обвенчанные шесть недель тому назад, собирались провести медовый месяц в старом фамильном замке де Бармонов. Сердца Монбара и доньи Клары, застывшие из-за перенесенных страданий, начали оттаивать при виде чистого и безоблачного счастья молодых людей.
Бертран д’Ожерон повез дона Гусмана ко двору, чтобы представить его тому, кого уже начинали называть Великим королем.
Наш рассказ окончен. Но может быть, однажды мы снова найдем действующих лиц этой истории, сейчас лелеющих мечты о спокойной, счастливой жизни, на Тортуге, среди страшных флибустьеров, вновь ведущих неумолимую войну с испанцами. Ведь будущее принадлежит Богу, который по своей воле располагает человеческой судьбой.
Следуя за мечтой
Гюстав Эмар – один из самых популярных и плодовитых писателей авантюрно-приключенческого жанра – известен во всем мире, в том числе и в России. Семьдесят романов за двадцать пять лет, как можно успеть написать столько, да так, чтобы этими книгами зачитывались миллионы? Вероятно, дело в том, что, прежде чем взяться за перо, он вначале пережил сам невероятные приключения и авантюры и в своих произведениях отразил то, что было ему хорошо известно. Эмар много путешествовал, воевал на разных континентах, жил бок о бок с индейцами и был отличным охотником. В этом он сильно отличается от многих авторов, работавших в приключенческом жанре, которые придумывали свои сюжеты в тиши кабинетов, опираясь лишь на чужие описания и безудержную фантазию. Жаль только, что в конце жизни Эмар страдал от психических расстройств, включая манию величия, поэтому очень трудно отличить в его биографии реальность от вымысла… Вот история его жизни, а насколько она правдива, судите сами.