лощенное своими богатыми владениями в Мексике и Перу, оно пренебрегло колонией, бывшей всего лишь неприметной точкой среди обширных заморских владений. Упадок сделался всеобщим, и в то время, когда происходила наша история, Эспаньола, прежде столь богатая, ничего не приносила метрополии, которая, как мы уже говорили, напротив, была вынуждена ежегодно посылать в колонию огромные средства на содержание войска и чиновников, а также одежду и продовольствие. Эта плодородная земля, эта великолепная страна стала для Испании обузой и медленно погибала под тяжестью нищеты.
К счастью для будущности Эспаньолы, именно в это критическое время в северо-западной части острова поселились новые колонисты. Своей неукротимой энергией, отчаянным мужеством и железной волей они должны были изменить сложившуюся ситуацию и по возможности вернуть этой стране, брошенной даже ее жителями, изначальное великолепие.
Этими новыми колонистами и были флибустьеры, изгнанные с острова Сент-Кристофер испанцами. Как стая хищных птиц, они вдруг появились на Эспаньоле, которую Провидение, чьи пути неисповедимы, предназначило к преображению и возрождению.
Теперь, когда мы вкратце познакомили читателя с островом, где будут происходить многие важные события нашей истории, примемся за давно прерванный рассказ.
В нескольких милях от Санто-Доминго, столицы острова, в глубине узкой долины, тогда почти неисследованной, спрятанной среди высоких гор, окружавших ее со всех сторон, на берегу речки, именуемой Хаина, стоял скромный деревянный дом. Собственно, это была даже не совсем речка, а горный поток, который впадал в море недалеко от Санто-Доминго, но сильно пересыхал во время жары. Хаина, так же как и большая часть рек на острове, пропускала суда только самых малых размеров. Ее извилистые берега, окаймленные лесом, зелеными лугами и чащами мастичных деревьев, были восхитительны. Дом гляделся в светлые воды реки. Позади дома был небольшой двор, огороженный густой живой изгородью. Сюда по вечерам загоняли нескольких лошадей и коров, которые днем паслись на свободе неподалеку. С правой и левой стороны крытой галереи, окружавшей дом, имелись два окна, защищенные тонкими сетками от комаров и длинными шторами, смягчавшими жгучие лучи солнца.
Внутреннее убранство домика отвечало его внешнему виду: все там было опрятно и скромно, но свидетельствовало о хорошем вкусе его обитателей. Пройдя галерею, вы попадали в переднюю, разделявшую комнаты надвое. Одна дверь вела направо, другая – налево, между тем как еще одна дверь вела прямо, в общую столовую, меблированную одним столом, четырьмя стульями и буфетом.
Было около десяти часов утра. Женщина лет сорока, с утомленным бледным лицом и потухшими глазами, но все еще стройная и красивая, накрывала с помощью негра лет двадцати, веселого, живого и проворного, стол для завтрака. Дама эта, погруженная в печальную задумчивость, иногда останавливалась, чтобы бросить взгляд в окно, потом качала головой, вздыхала и опять принималась за дело, которое через минуту снова бросала.
Когда она наконец закончила накрывать на стол, негр вышел из комнаты, оставив ее одну. Она скорее упала, чем села на стул, стоявший у окна, и замерла, устремив печальный взгляд на дорогу.
– Он не едет, – грустно повторила она несколько раз шепотом, – теперь уже слишком поздно, бесполезно ждать.
Вдруг она вздрогнула, вскочила и с лихорадочной поспешностью бросилась к двери. По дороге скакал всадник. Возле дома он соскочил на землю, бросил поводья негру и тут же очутился лицом к лицу с женщиной, выбежавшей ему навстречу.
– Наконец-то вы вернулись! – вскричала она с радостью. – А я уже перестала ждать!
– Сеньора, – ответил приезжий, – замечу вам, что я уехал из Санто-Доминго в четыре часа утра, а теперь только одиннадцать. Я проделал около пятнадцати миль верхом по ужасной дороге, рискуя двадцать раз сломать себе шею, что, может быть, было бы небольшим несчастьем, но не помогло бы осуществлению ваших намерений. Стало быть, я думаю, что не потерял времени зря.
Говоривший был человеком лет шестидесяти, сильным, поджарым, с умным приятным лицом. Живые блестящие глаза и черные волосы показывали, что года не взяли над ним власть.
– Извините меня, друг мой, – смиренно ответила женщина, – я сама не знаю, что говорю.
– Извинить вас?! – вскричал он с дружеской запальчивостью. – Разве я не ваш мажордом, готовый повиноваться малейшему вашему слову, малейшему движению?
Женщина улыбнулась.
– Вы мой друг и больше ничего, Бирбомоно… мой единственный друг, – прибавила она со вздохом, – ваша преданность никогда не изменяла мне.
– Прибавьте: и никогда не изменит, – ответил он с жаром, – и вы скажете истинную правду.
– Благодарю вас, друг мой. Но пойдемте, пойдемте. Завтрак готов, вы, должно быть, проголодались, мы поговорим за столом.
– К вашим услугам, сеньора. Признаюсь, я действительно голоден как волк.
– Не будем же терять времени.
Они вошли в столовую и заняли места друг против друга. Негр сунул свое толстое черное лицо в полуоткрытую дверь.
– Подавайте, Аристид, – приказала ему госпожа.
Невольник исчез и вернулся с двумя блюдами.
– Послушай, Аристид, – сказал Бирбомоно, – так как ты пока здесь не нужен, доставь мне удовольствие, хорошенько вычисти Негро. Бедное животное мчалось так, что взмокло, будто переплыло реку. Слышишь?
– Слышу, – ответил негр, – я сейчас им займусь.
– Хорошо. Если ты понадобишься госпоже, я тебя позову.
Негр вышел, закрыв за собой дверь. Женщина едва притрагивалась к кушаньям, стоявшим перед ней, в отличие от Бирбомоно, который, как он сам признался, испытывал волчий голод. Женщина украдкой наблюдала за ним, сгорая от нетерпения и с трудом удерживаясь от расспросов. Наконец, когда первый голод ее собеседника был несколько утолен, она не выдержала и решилась начать разговор.
– Ну? – спросила она с трепетом в голосе. – Неужели на этот раз будет то же самое и вы опять ответите мне этим отчаянным словом: ничего?
Бирбомоно выпил залпом стакан ледяной воды, вытер бороду и усы и сказал:
– Кажется, сеньора, мое путешествие было не совсем бесполезным.
– О! – вскричала женщина, сжав на груди руки. – Неужели вы что-нибудь узнали?..
– Извините, сеньора, – перебил Бирбомоно, – я не хочу вас обманывать и подавать надежду, которая вряд ли сбудется.
– Ах! – промолвила она с отчаянием.
– Но я привез вам известие, которое в высочайшей степени заинтересует вас.
– Какое другое известие, кроме того, которое вы мне не привезли, может меня заинтересовать?.. – произнесла она, печально качая головой.
– Кто знает, сеньора? – заметил Бирбомоно. – Я думаю, напротив, вам очень даже нужно знать, что я делал во время поездки.
– Ах! Видя, как быстро вы скачете, я почти надеялась…
– Поверьте, сеньора, что, если бы у меня не было важной причины, я не рисковал бы загнать бедного Негро.
– Это правда, друг мой. Говорите же, я вас слушаю.
– Прежде всего вы должны узнать, сеньора, что губернатор острова заменен, это уже не дон Луис де Кордова.
Женщина посмотрела на него с удивлением.
– Что мне за дело до этого, друг мой? – спросила она.
– Гораздо больше, чем вы предполагаете, сеньора, и вы сами согласитесь с этим, узнав имя его преемника.
– Я искренне этого желаю, – ответила женщина, улыбаясь, – позвольте же узнать, как зовут этого нового губернатора?
– Вы прежде близко его знали.
– Хорошо, но как его зовут?
– Вы даже питали к нему дружеские чувства.
– Почему же вы не хотите мне сказать, кто это? – спросила она с нетерпением.
– Я боюсь…
– Чего?
– Впрочем, чего там… Одним словом, это дон Санчо Пеньяфлор.
– Ах, боже мой! – вскричала женщина и покачнулась.
Бирбомоно бросился ей на помощь, но она быстро оправилась и, силясь улыбнуться, сказала кротко:
– Вы были правы, друг мой. Известие, привезенное вами, крайне интересно. Теперь, будьте добры, расскажите мне все в подробностях.
– Я сделаю это немедленно, сеньора.
Глава XVIДва персонажа, уже знакомые читателю
Как бы по взаимному согласию собеседники вдруг замолчали. Бирбомоно машинально вертел в руках сигару и бросал украдкой взгляды на женщину, сидевшую напротив него. Та, еще бледнее обыкновенного, нахмурив брови и глядя в одну точку, постукивала вилкой по столу. Женщина заговорила первой.
– Бирбомоно, – сказала она с нерешительностью в голосе, – три недели прошло со времени вашего отъезда. Верно, не все это время вы провели в Санто-Доминго?
– Конечно нет, сеньора, – ответил он, – я был вынужден сделать большой крюк, потому что вы мне приказали проехать через Сан-Хуан.
– И долго вы оставались в этом городе? – спросила она с живостью.
– Нет, сеньора, – ответил мажордом с притворным равнодушием, – только два часа. Ровно столько, сколько было нужно, чтобы собрать сведения.
– И где же эти сведения?..
– Вот они: вы, сеньора, дали мне письмо к донье Хуане д’Авила. Это письмо я привез вам назад.
– Вы привезли его назад! – вскричала она с дрожью в голосе. – Не может быть, чтобы она отказалась принять его.
– Доньи Хуаны д’Авила уже нет в Сан-Хуане, сеньора. Она уехала к своему опекуну на Тортугу, губернатором которой он и является.
– О! – воскликнула женщина, с унынием опуская голову на грудь. – Мой бедный Бирбомоно, вы действительно привезли мне плохие известия.
– Я в отчаянии, сеньора. Но не лучше ли сказать вам правду, чем скрывать то, о чем вы можете случайно узнать не сегодня завтра, после чего сделаетесь еще несчастнее.
– Да, вы правы. Правда, как она ни тягостна, все-таки предпочтительнее.
– Притом, сеньора, Тортуга не так далеко, чтобы туда нельзя было добраться.
– Продолжайте, продолжайте!
– Из Сан-Хуана, где ничто больше не удерживало меня, я отправился в Санто-Доминго. При въезде в город я удивился: там царил праздник. Дома были украшены коврами, улицы усыпаны цветами и заполнены жителями в нарядной одежде. Суда, стоявшие на якоре, были убраны флагами и беспрестанно стреляли из пушек. Чрезвычайно удивленный этими знаками всеобщего ликования, я напрасно ломал себе голову, чтобы угадать, какое важное событие могло возбудить такие демонстрации. Честное слово, я не мог ничего понять. Был вторник, день вполне обыкновенный, посвященный святому Поликарпу. Чествовать этого скромного святого с таким размахом никто не стал бы. Размышляя таким образом, я подъехал к Большой площади. Там стояли гарнизонные войска, и военный оркестр играл бравурные марши. Не в силах больше сопротивляться любопытству, я принялся расспрашивать одного гражданина с бесстрастной физиономией, который стоял рядом со мной в толпе.