объявил мне, что уезжает и что его поездка продлится, может быть, несколько месяцев. Отец не стал сообщать мне, куда и зачем он едет, а я не смел расспросить его и лишь почтительно поклонился. Он простился со мной и через час сел в карету. Признаюсь тебе, сестра, что в первую минуту я не думал о причинах, заставивших отца предпринять это путешествие, мне до этого было мало дела. Я был молод, любил удовольствия, вращался в легкомысленном обществе. Отсутствие отца если и не доставляло мне удовольствие, то, по крайней мере, оставляло меня равнодушным. Только через несколько дней на обеде у герцога Медина дель-Кампо я случайно узнал, что отец уехал во Францию.
– Во Францию?! – вскричала, вздрогнув, донья Клара.
– Да, мне сказал об этом сам герцог Медина, интересуясь, что за дела могли отозвать моего отца в Париж. Я ответил, что не только ничего не знаю об этих делах, но что мне даже не было известно, что отец пересек Пиренеи. Тогда герцог понял, что допустил оплошность, он закусил губу и переменил тему разговора… Путешествие отца длилось семь месяцев. Однажды утром, проснувшись, я узнал от моего камердинера, что ночью он вернулся. Я пошел поздороваться с ним. Отец был еще мрачнее и холоднее, чем я привык его видеть. Он немного поговорил со мной о посторонних вещах, но о своем путешествии не сказал ни слова.
Я подыграл его сдержанности. Только за завтраком он сообщил мне, что один из наших дальних родственников, граф де Тудела, о котором я до тех пор ничего не слышал, умер, и отец решил взять на свое попечение его единственного сына, оставшегося сиротой, и воспитать его, как своего родного сына. По приказанию отца слуга привел очаровательного шестилетнего мальчика, к которому, признаюсь, я тотчас же почувствовал какую-то безотчетную симпатию. Этого ребенка знала и ты.
– Гусман де Тудела? – вскричала она с живостью.
– Он самый… Но мальчик оставался в нашем дворце только несколько дней. Отец, неизвестно по какой причине, поспешил отдать его в Иеронимитский монастырь, где, как тебе хорошо известно, воспитываются дворяне. Мой отец, хотя и был очень строг к этому бедному ребенку, однако внимательно наблюдал за ним и, по-видимому, радовался его успехам. Я часто ездил навещать Гусмана в монастыре. Мы много разговаривали с ним, иногда я брал его гулять в город. Бедный ребенок очень этому радовался. Таким образом прошло несколько лет, потом отец забрал его из монастыря и отдал в морской корпус. Словом, теперь, несмотря на свою молодость, Гусман – офицер испанского флота. Спустя еще некоторое время отец опять ездил во Францию. Его отсутствие продолжалось также несколько месяцев, и, вернувшись, он привез еще одного ребенка. На этот раз это была очаровательная девочка.
– Хуана, не так ли? – вскричала донья Клара.
– Откуда тебе известно ее имя, сестра? – с удивлением спросил дон Санчо.
– Не важно, откуда бы я его ни знала…
– Однако…
– Разве ты не помнишь, ведь я только что рассказывала тебе, как познакомилась с ней в Сан-Хуане?
– Правда, – ответил он, ударив себя по лбу, – не знаю, как это я забыл.
– Продолжай, умоляю тебя.
– Итак, это была Хуана, как ты верно сказала, сестра. Но Хуана прибыла не одна, ее сопровождал офицер, которого мой отец называл ее опекуном. Это был дон Фернандо д’Авила. Оба остановились во дворце. Я знавал прежде дона Фернандо, честного и храброго воина, которому оказал некоторые услуги. Насколько мне было известно, у отца не было никакой причины протежировать ему. Однако герцог, по-видимому, очень полюбил этого человека и имел намерение серьезно помогать его продвижению по служебной лестнице. Это заинтриговало меня, так как мне был прекрасно известен себялюбивый и надменный характер нашего отца. Иногда я спрашивал себя, по какой причине он принимает такое горячее участие в этом человеке. Действительно, дон Фернандо д’Авила, который после десятилетней войны во Фландрии с чрезвычайным трудом достиг чина альфереса, благодаря горячей рекомендации отца в один год сделался капитаном и получил приказ ехать на острова командиром роты, которую на свои деньги набрал и экипировал отец. Девочка, несмотря на свой юный возраст, должна была ехать с ним. Не знаю, какое тревожное любопытство заставило меня в день отъезда дона Фернандо проводить его, без ведома моего отца, несколько миль по дороге в Севилью, откуда он должен был отправиться в Кадис. Не стану пересказывать тебе, сестра, разговор, который состоялся у меня с капитаном. Повторю тебе только то, что я узнал. Отец ездил во Фландрию, где находился дон Фернандо, предложил ему взять попечение над ребенком, уверив его, что не только даст ему деньги, необходимые для воспитания девочки, но что поможет ему сделать карьеру. Дон Фернандо был беден, не имел никаких могущественных покровителей, способных вывести его из бедственного положения, в котором он прозябал. Не осведомляясь о причинах, заставлявших человека с именем и званием делать ему такие необыкновенные предложения, он поспешил принять их, уж больно хотелось ему во что бы то ни стало выйти из ужасной нищеты. Он обещал нашему отцу слепо повиноваться и немедленно последовал за ним в Париж. Там герцог отдал ему ребенка, после чего они все втроем поехали в Мадрид. Таким образом, милая сестра, по приказанию отца были взяты на воспитание двое детей. Мы с тобой прекрасно знаем герцога Пеньяфлора и не станем оскорблять его предположением, будто любовь к человечеству и филантропия побудили его воспитать сирот. Какая же причина заставила его действовать подобным образом? И кто эти дети? Вот что нам надо узнать.
– А ты что думаешь об этом, брат?
– Мое мнение, сестра, что причина – мщение.
– Мщение? Кому?
– Послушай, моя бедная сестра, – продолжал дон Санчо с печальной улыбкой, – ты умерла или, по крайней мере, слывешь умершей, не правда ли?
– Правда, брат. И что?
– Дай же мне закончить. Кто знает, быть может, герцог прекрасно знает, что ты еще жива, и распустил слухи о твоей смерти нарочно, для того чтобы упрочить мщение, в котором он поклялся не только тебе, но и человеку, который лишил его старшего сына и похитил у него дочь? Откуда ты знаешь, что отец не следил постоянно за каждым твоим шагом? Вероятно, он решил вселить в тебя еще большие сомнения, чтобы таким образом одним махом поразить двух своих смертельных врагов.
– О! То, что ты предполагаешь, ужасно, брат! – вскричала Клара, с ужасом всплеснув руками.
– Сестра, я ничего не предполагаю, – ответил он сухо, – я только делаю выводы. Для меня очевидно, что герцог шаг за шагом следует плану, обдуманному им уже давно. И вот тому доказательство: месяц назад, заметь это хорошенько, пожалуйста, герцог Пеньяфлор и дон Гусман де Тудела находились в Веракрусе. Я тебе уже сказал, что дон Гусман – морской офицер. По приказанию нашего отца, который рассказал ему твою ужасную историю, сестра, хотя и переиначив ее, этот молодой человек, обезумев от горести и стыда, не колеблясь бросил почетную карьеру, открывавшуюся ему, и отправился матросом на флибустьерском судне, решившись умереть или отомстить за свою мать, так низко обесчещенную, по словам нашего отца, одним из флибустьеров.
– Но это ужасно, брат!
– Не правда ли? Однако это еще не все. Молодой человек, одаренный прекраснейшими качествами и благороднейшими манерами, клятвенно обещал отцу преследовать своей ненавистью предводителей флибустьеров и предать их в руки нашего правительства… То есть он стал шпионом. Понимаешь ли ты меня теперь, сестра? Должен ли я еще что-то добавить?
– О! Нет, брат, ни слова больше, ради бога! – вскричала она с ужасом.
– К счастью, – продолжал он, – мне удалось обменяться несколькими словами с Гусманом. И я должен снова его увидеть. Вдруг мне удастся, особенно если ты согласишься мне помочь, уберечь его от пропасти, в которую он готов упасть.
– Не сомневайся в моей готовности помочь тебе, брат! Ах, боже мой! Что же делать?
– Еще не знаю. Прежде всего мне надо встретиться с ним.
– Это правда, боже мой, это правда! Какое имя принял он среди флибустьеров?
Она в отчаянии опустила голову и молчала несколько минут. Дон Санчо печально смотрел на нее, не смея прервать ход ее мыслей и возобновить разговор.
– Послушай, брат, – сказала донья Клара, вдруг подняв голову и упрямо сдвинув брови, – я слишком долго трусливо пряталась в этой долине, – глаза ее сверкнули, – час решительных действий наконец пробил, неумолимая борьба между нашим отцом и мной, борьба, которую я считала конченной, начинается вновь. Хорошо, я принимаю ее. Господь да поможет мне. Он покровительствует матерям, спасающим своих детей.
– Что ты собираешься делать, Клара?
– Оставить этот дом и отправиться в Пор-Марго или в Пор-де-Пе к флибустьерам. Они будут ко мне не так жестоки, как мои соотечественники.
– Остерегайся, сестра.
– А чему я подвергаюсь? Смерти? Она будет мне только приятна, брат, если я смогу отыскать своего сына и спасти его честь.
– Но каким именно образом ты собираешься действовать, моя бедная Клара?
– Еще не знаю, Санчо, но Господь вдохновит меня, у меня все получится, я убеждена в этом.
– Поступай, как считаешь нужным… У меня нет ни права, ни желания удерживать тебя. Но что, если Гусман – не сын тебе?
– Ах! – воскликнула она с мукой.
– Что, если вместо сына у тебя дочь и эта дочь – Хуана? Тем-то и ужасна, моя бедная сестра, твоя история, что ты, мать, даже не знаешь, какому ребенку дала жизнь, не знаешь, не умер ли этот ребенок при рождении.
– Боже мой! Боже мой! – прошептала она, с отчаянием ломая руки.
– К несчастью, наш отец, подстегиваемый ненавистью, не допустил ни малейшей ошибки, он все рассчитал, все предвидел. Помнишь, когда у тебя начались схватки, тебе дали сильное снотворное, так что все произошло во время сна и, когда ты открыла глаза, твой ребенок уже исчез.
– Это правда, Санчо, это правда! – вскричала донья Клара, залившись слезами. – Я не видела своего ребенка! У меня его похитили прежде, чем я его поцеловала. Эту первую ласку, столь сладостную для сердца матери, я не могла подарить своему ребенку! О, не ужасно ли это, брат?