– Продолжай, эти сведения драгоценны.
– Мне нечего прибавить, кроме того, что Франкер, как зовут этого человека Береговые братья, поселился в нашей гостинице, и я передал ему письмо, пересланное вами.
– Что он сказал, получив его?
– Он смутился, побледнел, потом отрывисто бросил: «Хорошо, я приду».
– Он сдержит слово… Счастлива ли твоя госпожа?
– Насколько может быть счастлива несчастная женщина. Вы ведь знаете, что я довольно наблюдателен.
– Ну и что же ты заметил?
– Странное обстоятельство. Донья Клара, обычно такая грустная и молчаливая, по целым неделям не произносящая ни слова, выказывает к этому молодому человеку необыкновенную привязанность.
– Что ты такое говоришь, Бирбомоно?
– Правду, ваше сиятельство. Когда она видит Франкера, лицо ее проясняется, глаза блестят. Когда он заговаривает с ней, звук его голоса заставляет ее вздрагивать. Если иногда он садится в общей зале, она следует за ним взглядом, ловит каждое его движение, а когда он уходит, вздыхает и печально опускает голову. Она сама убирает его комнату, чинит белье и никому не желает уступать эту обязанность. Ей нравится заботиться о том, чтобы молодой человек ни в чем не испытывал недостатка… Не находите ли вы, что все это очень странно?
– Ты не спросил ее, в чем дело?
– Один только раз, но она прервала меня с первого слова, приложила палец к губам и с ангельской улыбкой сказала голосом таким кротким, что я готов был расплакаться: «Бирбомоно, мой верный друг, позволь мне обманываться. Я люблю этого молодого человека, как мать. Вероятно, Господь свел меня с ним для того, чтобы утешить в моем горе». Что я мог сказать? Я замолчал.
– Да-да, тут виден перст Божий, – прошептал собеседник Бирбомоно, отирая рукой выступивший на лбу пот, – да будет на все Его воля… А что об этом думает молодой человек?
– Я полагаю, он ничего не думает, по той причине, что он этого даже не замечает. Его характер не имеет ничего общего с характером его товарищей. Он угрюм, сдержан, не играет, не пьет и, по-видимому, не заводит романов с местными красотками. Я вот спрашиваю себя: что такой человек может делать среди флибустьеров?
– Но у него, по крайней мере, есть друзья?
– Только двое: Пьер Легран и Филипп д’Ожерон. Но они давно в экспедиции, и он живет один.
– Монбар его знает?
– Не думаю. Когда мы приехали в Пор-де-Пе, Монбара не было уже с месяц, и он пока не вернулся.
– Все равно, Бирбомоно, продолжай, как я тебя просил, наблюдать за этим странным молодым человеком. У меня на это имеются серьезные причины, о которых ты со временем узнаешь.
– Для меня достаточно вашего приказания, остальное меня не касается… Но я слышу шум, – внезапно прибавил Бирбомоно, вставая, – это, должно быть, он.
– Узнай, друг мой, и, если это он, приведи его сюда.
Мажордом исчез в высокой траве. Не успел он сделать и десятка шагов, как увидел человека, спешившего ему навстречу. Это был флибустьер Франкер.
– Я опоздал, Бирбомоно? – спросил он, вытирая носовым платком пот, струившийся по его лицу.
– Нет, – ответил мажордом, – только восемь часов, а свидание назначено, кажется, на половину девятого.
– Это правда. Тем лучше, я не хотел бы заставлять себя ждать. Где человек, который пригласил меня сюда?
– Пожалуйте за мной. Он вас ждет.
– Показывай дорогу. Мне хочется поскорее увидеть его.
Издали заметив буканьера, Франкер разочарованно вскрикнул, остановился и, повернувшись к Бирбомоно, спросил:
– Что это значит? Чего хочет от меня этот человек? Где же…
– Ни слова! – быстро перебил его буканьер. – Оставь нас наедине, друг мой, – обратился он к мажордому, – и последи, чтобы никто нам не помешал. При первом подозрительном движении на равнине предупреди нас.
Бирбомоно поклонился, взял ружье и ушел. Буканьер следил за мажордомом взглядом, пока тот совсем не исчез из виду. Потом он обернулся к молодому человеку и сказал, протягивая руку:
– Добро пожаловать, я рад вас видеть. Дон Санчо Пеньяфлор к вашим услугам.
– Вы?!. Но этот костюм…
– Он очень хорош в данных обстоятельствах, вы не находите? Мне кажется, он защитил бы самого губернатора Санто-Доминго лучше его генеральского мундира.
– Простите, но вы так искусно переоделись, что я с трудом узнаю вас даже теперь.
Оба обнялись и сели рядом.
– Теперь поговорим о делах, – начал дон Санчо, – ведь, если не ошибаюсь, мы встретились здесь именно для этого.
– Я к вашим услугам. Но как вы узнали, где я?
– Меня уведомили. Неужели вы думаете, мой милый, что у нас нет шпионов? Коли так, спешу вывести вас из заблуждения: у нас много шпионов, и очень искусных, которым, кстати сказать, мы прекрасно платим. Но приступим к делу. Помните ли вы наш последний разговор в Веракрусе?
– До единого слова.
– И конечно, исполнили то, что я вам говорил тогда?
– Извините, но я не понимаю, о чем вы.
– Я объясню. Надеюсь, вы воздержались, как я вас и просил, от переписки с герцогом Пеньяфлором, моим отцом, и ждали от меня обещанных объяснений.
– Любезный дон Санчо, буду с вами откровенен, – ответил молодой человек с некоторой нерешительностью в голосе, – потом, когда я все вам расскажу, вы сами рассудите.
– Хорошо, – сказал маркиз, слегка нахмурившись, – говорите, я вас слушаю.
– С момента нашей разлуки и после того, как герцог Пеньяфлор дал мне опасное поручение, прошло несколько месяцев. За это время случилось много разных событий, а я о вас ничего не слышал. Несколько раз, но без всякого успеха я старался увидеться с вами. Я вынужден был предположить, что вы или забыли свое обещание, или передумали. С другой стороны, герцог Пеньяфлор, неутомимая деятельность которого вам известна, посылал мне письмо за письмом, призывая действовать решительно и без колебаний исполнить достославный подвиг, который должен освободить Испанию от самых страшных ее врагов на море. Что мне оставалось делать? Только повиноваться, тем более что, следуя полученным указаниям, я трудился не только на пользу отечеству, но и во имя мщения. Кроме того, я дал слово, а вы знаете, дядя, что в нашем роду никто никогда не изменял данному слову.
– О! – вскричал дон Санчо, гневно сжав губы. – Узнаю адское могущество отца и его неумолимую ненависть! Как всегда, он все предвидел, все рассчитал!
– Что вы хотите сказать? Вы меня пугаете! Что значат эти слова?
– Продолжайте, продолжайте, дон Гусман. Кто знает, быть может, уже слишком поздно и зло нельзя поправить.
– О! Дон Санчо, вы объясните мне ваши слова, не правда ли? – вскричал молодой человек с горестным трепетом.
– Прежде закончите ваш рассказ, а потом, может быть, я отвечу вам.
– Мне остается добавить лишь несколько слов. Я в точности исполнил данное мне поручение. Герцог Пеньяфлор знал обо всех действиях флибустьеров. Еще вчера я послал к нему гонца с уведомлением, что готовится большая экспедиция против одной крепости на материке и что, по всей вероятности, этой экспедицией будут командовать и Монбар, возвращения которого с минуты на минуту ждут на Тортуге, и некоторые другие предводители Береговых братьев… Теперь говорите вы, я слушаю вас.
Дон Санчо встал, горестно взглянул на молодого человека и, положив ему руку на плечо, тихо ответил:
– Теперь мне нечего вам сказать. Вы находитесь в руках безумца, который разобьет ваше сердце, и вы не сможете даже защититься. Вы думаете, что мстите за себя. Нет! Вы служите орудием его ненависти! Вы, бедный юноша, всего лишь игрушка в его руках.
– Но что же делать, ради всего святого?!
Дон Санчо колебался с минуту, а потом мрачным голосом продолжил:
– Дон Гусман, я не могу ничего объяснить. Но постарайтесь понять меня.
– Но как? Как? У меня голова идет кругом! – прошептал молодой человек, трепеща от отчаяния.
– Я вам повторю слова святого Реми: «Сожги то, что ты обожал. Обожай то, что ты сжег».
– То есть? – с беспокойством спросил дон Гусман.
– То есть, – мрачно ответил маркиз, – герцог Пеньяфлор – мой отец, я обязан повиноваться ему и уважать его – словом, обязан молчать. Но, как ваш друг и родственник, я вас предупреждаю, хотя и не могу в данный момент объясниться подробнее, – остерегайтесь, дон Гусман, остерегайтесь!
Он сделал шаг, чтобы уйти.
– Прошу вас, одно слово, только одно, которое пролило бы свет на окружающий меня мрак!
– Больше я ничего не могу сказать.
– О, я проклят! – с горечью вскричал дон Гусман.
– Очень может быть, – ответил дон Санчо с состраданием, – однако надейтесь и старайтесь угадать ваших настоящих врагов. Прощайте!
– Увижусь я еще с вами?
– Да.
– Когда?
– Не знаю. Вероятно, уже слишком поздно для того, чтобы предупредить ужасную катастрофу, если вы не поняли моих слов. Прощайте же еще раз и помните изречение святого Реми.
Пожав молодому человеку руку, дон Санчо ушел.
– Ах, боже мой! – с унынием произнес дон Гусман. – Кто поможет мне найти выход из этого запутанного лабиринта?
Вдруг он услышал чьи-то шаги и живо поднял голову, надеясь, что, может быть, это вернулся дон Санчо, тронутый его горем. Однако он тут же понял, что ошибся: это был Бирбомоно.
– Вернемся в Пор-де-Пе, сеньор, – сказал мажордом.
– Пойдемте! – глухо ответил дон Гусман.
Не проронив больше ни слова, они отправились в путь. Бирбомоно шел впереди, указывая дорогу.
Глава XIПрибытие
Пока Марсиаль, он же Франкер, он же дон Гусман де Тудела, как читателю угодно его называть, спешил на свидание, назначенное ему доном Санчо Пеньяфлором, в Пор-де-Пе царило необыкновенное волнение. Среди местных жителей с быстротой молнии распространилось крайне важное известие, и все население, оставив свои дома, с радостными криками хлынуло к гавани, стараясь как можно быстрее добежать до берега.
Для Береговых братьев это событие тоже было чрезвычайно важным. Часовой, выставленный на мысе Мариго, дал знать о приближении шхуны, на которой находились знаменитые флибустьеры. Шхуна эта ушла в плавание уже так давно, что ее считали погибшей или захваченной испанцами в плен, и никто не надеялся на ее возвращение. Поэтому, повторяем, радость встречающих была велика и восторг дошел до крайней степени.