– Что значит «перед рассветом»?! Да вы своем уме? – От негодования дядю Пантелея аж затрясло. – Я еще не выяснял, что за светопреставление творится на улице и почему мы стоим, но сейчас, смею вам доложить, только двадцать минут двенадцатого! Вы устроили драку каких-то пять минут назад! С кем – понятия не имею. Возможно, у вас белая горячка и вы учинили погром в одиночку, а потом и вовсе утратили чувство реальности!.. Вы правы: милицию мы вызывать не будем. Вызовем-ка лучше врача!..
В то время, пока мы препирались, в вагонном коридоре один за другим появлялись любопытные пассажиры. Было их немного – помимо меня, всего трое. Оно и понятно: на этом, не слишком протяженном железнодорожном направлении многие путешественники предпочитали экономить и ездить в простых купейных вагонах. Такой «спальник», как наш, имелся в составе поезда всего один и был прицеплен в самом хвосте поезда. Словно бы в наказание за нашу гордыню и нежелание хотя бы ненадолго уравнять себя в правах с остальными, не столь привередливыми гражданами.
Первой покинула купе та самая благородная дама, для которой кульминация нашей с Рипом разборки должна была стать сущим кошмаром. Попробуй тут засни, когда по соседству гремит война! Но, на мое удивление, дама выглядела совершенно спокойной. Невысокая – на голову ниже меня, – одетая в расшитый драконами китайский халат, женщина моих лет. На вид вполне себе ничего: ладная фигурка, тонкая талия, миловидное лицо, в котором присутствовали едва уловимые восточные черты; стянутые в пучок черные волосы до плеч; ухоженная загорелая кожа, большие карие глаза… Правда, взор чересчур надменен и колюч, ну да ведь у каждого из нас есть недостатки. Неудивительно, что дядя Пантелей дал моей соседке такую высокую оценку: люди голубых кровей различают друг друга с первого взгляда; как говорится, рыбак рыбака видит издалека… В руке у пассажирки была пачка дорогих сигарет и зажигалка. Видимо, дамочка проснулась и собралась закурить – в ее купе, как и в нашем, это дозволялось. Но когда она расслышала, как в коридоре проводник распекает дебошира-соседа, не вытерпела и решила присутствовать при свершении правосудия. А не исключено, что и выступить на стороне Пантелея Ивановича.
Следом за ледышкой-брюнеткой в коридоре появился нескладный парень лет двадцати. Худосочный, в левом ухе и ноздре по серьге, во рту жвачка, волосы выкрашены в вызывающий зеленый цвет. Наряд парня состоял из кичливой оранжевой толстовки, коротких – чуть ниже колен – модных спортивных штанов и кед. Во времена моей молодости о таких типах было принято говорить: неформал. Как называли эту категорию молодежи сегодня, я понятия не имел, но по привычке продолжал питать к неформалам неприязнь. Конечно, не такую непримиримую, как пятнадцать лет назад. Сегодня я уже не считал подобную публику сорняками, которые надо изводить под корень, а относился к ней терпимо. В смысле, просто не замечал этих людей, как бы те ни изощрялись, пытаясь обратить на себя внимание окружающих.
Последней на шум вышла высокая, похожая на фотомодель, девица. Для ее характеристики достаточно было всего одного слова: куколка. Длинноногая, голубоглазая блондинка, чья внешность – бесценный дар природы и одновременно – объект жестокой зависти обделенных этим даром подруг. Такие красотки никогда не затеряются в толпе и способны устроить себе жизнь, почти не прилагая к этому усилий; хватило бы житейского опыта выбрать себе достойного кавалера, а уж кандидатур на это место всегда найдется предостаточно. Девица носила коротенькую юбочку и черную, выше пупка, маечку с блестками. Выглядела белокурая пассажирка чуть постарше своего «зеленовласого» соседа, но гораздо моложе благородной дамы. В этом цветущем возрасте девушки либо еще только заканчивают институты, либо уже вовсю делают себе карьеру в каком-нибудь модельном агентстве. Или же, при чрезмерно неуемной жажде красивой жизни, вкушают ее сладкие плоды из рук богатого спонсора. Впрочем, как сказал однажды поэт: все работы хороши, выбирай на вкус…
Девица хлопала спросонок длинными ресницами и недоуменно посматривала то на нас с проводником, то в окно, то на парня. А он при появлении в коридоре своей эффектной соседки тут же ошалел и, кажется, вообще забыл о том, что здесь творится (причина ошалеть у него и впрямь была, но выяснилась она немного погодя). Дама в халате смерила молодежь равнодушным взглядом, после чего прислонилась спиной к купейной двери, извлекла из пачки сигарету и демонстративно закурила. Прямо перед носом у брюнетки висело предупреждение не курить, но она его в упор не замечала.
Как оказалось, зря не замечала. Дядя Пантелей хоть и был занят со мной «разбором полетов», но пребывал начеку и живо засек нарушение правил противопожарной безопасности.
– Прошу прощения, но не могли бы вы погасить сигарету? Или же идите докурите ее у себя в купе, – вежливо обратился к даме Пантелей Иваныч, едва до его чутких ноздрей долетел табачный дым.
– Да бросьте, господин хороший! – с вызовом заявила брюнетка. Она вышла к нам с явным намерением поскандалить, однако, вопреки моим прогнозам, поддерживать дядю Пантелея дамочка отнюдь не собиралась. – Я здесь по вашей милости только что чуть не нарвалась на пулю, а вы еще смеете меня в чем-то упрекать?
Аргумент был действительно железобетонный. Дядя Пантелей не нашел, чем на него возразить, лишь виновато покряхтел и отвел взгляд. Дама с победоносной ухмылкой затянулась и издевательски выдохнула в нашу сторону очередное облако сизого дыма. Похоже, эта самоуверенная особа умела побеждать в спорах. А вот мне крыть предъявленные обвинения было нечем. Как только проводник огорошил меня известием, что, несмотря на все признаки рассвета, на дворе нет еще и полуночи, я вконец запутался. Прояснилась лишь одна тайна: почему мои напарники до сих пор не вернулись из ресторана. Остальные же загадки не только не приблизились к ответам, а отдалились от них еще дальше.
– Если сейчас ночь, то почему на улице так светло? – подала голос блондинка. Вопрос был очень актуальный и для меня, и для всех присутствующих. – И что от нас хочет вон тот военный?
Все, в том числе и мы с дядей Пантелеем, посмотрели в окна. Перед вагоном метался, размахивал руками и продолжал кричать тот самый человек, брань которого я расслышал, едва покинул купе. Он и впрямь был военным и носил камуфлированную полевую форму без головного убора. Выправка крикуна также бросалась в глаза, хотя гренадерской статью он не блистал. Низкорослый, плешивый мужичок лет за сорок, с помятой физиономией определенно любил выпить, но фигура его была подтянутой и сбитой. Что он хотел от нас, тоже было в принципе понятно. Завидев, что пассажиры «привилегированного» вагона обратили-таки на него взоры, военный начал рьяно выманивать нас наружу, все время указывая куда-то в начало поезда.
– Какой экспрессивный тип! – фыркнула брюнетка. – Кто-нибудь, спросите, чего ему неймется. Может, там впереди пожар или еще какая авария, а мы тут ни сном ни духом.
– Сейчас выясним, – с готовностью откликнулся Пантелей Иваныч и, одарив меня недвусмысленным взглядом, в котором явственно читалось, что наша беседа еще не окончена, зашагал к переднему выходу из вагона. Заметив, куда направился проводник, военный перестал жестикулировать и поспешил в том же направлении.
– Прошу прощения за беспокойство. Надеюсь, вы не пострадали? – извинился я перед брюнеткой. Сказать по правде, делать это мне совершенно не хотелось. Но я подумал, что, проявив учтивость, смогу убедить соседей в том, что диагноз «белая горячка» был вынесен мне Иванычем несправедливо.
– Закусывать надо, когда пьете! – огрызнулась благородная дама. – И кто вам только разрешение на оружие выдал?
Я бы мог показать этой стерве медицинскую справку о том, что моя психика в полном порядке, но вопрос был задан риторический и к ответу не обязывал. К тому же не успел я вымолвить в свое оправдание и слова, как брюнетка гордо повернулась ко мне спиной и удалилась к себе в апартаменты.
Я покосился на молодежь: ну, эти-то вряд ли дождутся от меня извинений… Впрочем, молодежи они и не требовались. Куколка, прикусив губку, продолжала топтаться у окна и растерянно смотрела на рассветное небо. Неформал пристроился рядом с соседкой и делал вид, что пялится туда же. На самом деле он явно собирался завести с блондинкой разговор, но пока робел.
Вот вам лишнее доказательство того, каким в действительности местом думают молодые люди этого возраста. Вокруг такое творится, что впору с ума сойти, а зеленовласому все до фонаря. Юноша озабочен тем, как произвести впечатление на сексапильную спутницу. А то, что рассвет сегодня наступил на семь часов раньше, для парня не новость. И впрямь, эка невидаль – природный катаклизм! Расскажешь кому – обсмеют или начнут допытываться, где такую шикарную «травку» можно достать, от которой даже солнце по ночам мерещится. Но вот когда приятели узнают, что твоя подружка – настоящая фотомодель, это вызовет у них лишь уважение и зависть. А что еще нужно для счастья, когда тебе всего двадцать лет?..
Мне не хотелось возвращаться в раскуроченное купе и дожидаться, пока проводник разузнает обстановку и введет нас в курс дела. Заперев купейную дверь, я решил сходить проветриться и заодно разыскать Тюнера и Кадило, чтобы рассказать им о случившемся. Я вышел в тамбур, спустился по лесенке на землю, осмотрелся…
И обомлел!
Чудеса и не думали заканчиваться. Наоборот, теперь они начали обретать воистину чудовищный размах…
Полная клиника – так охарактеризовал накануне Тюнер проделки таинственной армиллы Подвольского. Мой напарник ошибался: в тот раз мы пережили лишь обычную «диспансеризацию». Клиника наступила сейчас, когда перед моими глазами предстала картина, что могла бы с легкостью вписаться в полотно любого сюрреалиста. Увиденное потрясло меня настолько, что я в ужасе попятился и чуть не запнулся о сидевшего на склоне холма дядю Пантелея. Крикун-военный тоже был здесь. Он устроился на кочке рядом с проводником и теперь угрюмо помалкивал.