– У тебя иногда проблемы со вкусом, – огорченно сказал мусорщик.
– А ты бы хотел, чтобы я сообщила им свое имя и подробный адрес?
– Нет, но Виолетта – это перебор…
– А объясни-ка мне лучше, почему эти мамонты тебя боятся? – прищурилась девушка.
– По недоразумению, – улыбнулся мусорщик. – У них есть главный, я с ним как-то разговаривал. Очень неглупый человек. Подозреваю, что он им представил меня как матерого рецидивиста, сбежавшего из-под расстрела за людоедство и скотоложство… Продолжим?
– Непременно.
– Итак, ты поступила в театральное училище. Но не сразу. В первый год тебя срезали за провинциальный говор: прощальный привет от родного города. Зато ты познакомилась с долговязым очкастым старшекурсником и год жила с ним в выселенном доме напротив училища, поскольку денег у вас не было не только на квартиру, но и на еду. Спасали только посылки с гуманитарной помощью от твоей матери… Он поставил тебе произношение, познакомил с педагогами, короче, сделал свое дело и исчез из твоей жизни. Какое-то время ты занималась тем, что отбивала парней у московских сокурсниц – просто из чувства социальной справедливости. Потом был старый актер, который сбежал от тебя, потому что ты по молодости очень любила это дело, а у него уже пошаливало сердце. Потом – рок-музыкант, наркоман и нищий гений. Вот его ты, пожалуй, действительно любила. Но однажды, когда ты училась на предпоследнем курсе, к тебе неожиданно, без звонка приехала мать. Ты стеснялась ее и прятала от знакомых. А вот с твоим волосатым музыкантом они неожиданно нашли общий язык и по вечерам пели на два голоса под его волшебную гитару. Когда мать наконец уехала, ты всю ночь плакала, потому что с ужасом поняла, что сказка не сбывается, призрак твоего города идет за тобой, точнее, ты несешь его в себе. Ты бросила училище, благо еще старый актер объяснил тебе, что актрисой ты не станешь, что роли, кроме «кушать подано!» в Урюпинском драматическом театре, тебе не светят. Ты бросила своего гения – к твоей чести, не без душевных терзаний – и ушла к его продюсеру, деловому и циничному малому, который для начала устроил тебе прописку и квартиру… Впрочем, к любви это отношения уже не имеет…
– Похоже, – сказала девушка. – Забыл только про два аборта и полгода замужества с битьем посуды в финале.
Мусорщик развел руками: виноват.
– Но я не сказал еще о твоей главной любовной драме, – поднял он палец. – Примерно год назад тебя оставил самый верный, страстно и взаимно любимый человек: ты разлюбила себя, такую красивую, умную и хорошую. Тебе пришла в голову простая мысль – что, может быть, не мир так плох вокруг тебя, а все проблемы в тебе самой. А поскольку жить без любви человек не может, ты заметалась, уехала из Москвы, увидела первого встречного и начала выдумывать себе любовь на пустом месте, там, где ее нет.
– Неправда, – тихо сказала девушка. – Есть… Только ты боишься в это поверить. И я боюсь…
Снова в разговоре возникла опасная пауза.
– Извини, – мусорщик оглянулся на толстуху Галю и ее унылого кавалера. – Так ведь и просидят целый вечер. Ты не будешь против, если я приглашу ее?
Не дожидаясь ответа, он встал, торжественно прошел через весь зал к толстухе и галантно склонил голову. Галя зарделась и замахала руками, но мусорщик неожиданно легко поднял ее, резко прижал к себе щекой к щеке и замер, устремив вдаль суровый взор.
Оркестрик играл танго, и хотя мусорщик не сделал с Галей еще ни одного шага – это уже был танец. Затем он стремительно сорвался с места и помчал партнершу к эстраде, едва не сметая с пути официантов с подносами и танцующие пары, у эстрады уронил ее на руку и отвернулся, трагически прикрыв ладонью глаза.
Девушка за столиком расхохоталась, в восторге хлопая в ладоши. Потом удивленно оглянулась по сторонам.
Хотя эта мастерская пародия на роковое танго в исполнении десятипудовой толстухи была немыслимо комична – ни одного смешка не раздалось в зале. Посетители сидели с каменными лицами, жевали губы, сдерживая смех, опускали глаза. Мужичонка, видимо, приезжий, залился было тоненьким голоском – и тотчас получил кулаком в бок от бандита из-за соседнего стола. Саксофонист на эстраде никак не мог собрать разъезжающиеся в улыбке губы и нещадно фальшивил – и тут же был награжден грозным взглядом гитариста.
А мусорщик вдруг сменил рисунок танца и лихо закрутил толстуху. Повинуясь ему, оркестрик грянул старый добрый рок. Раскрасневшаяся Галя только охала, летая бабочкой в сильных руках мусорщика. Только раз едва не вышел конфуз – когда мусорщик в азарте попытался усадить ее себе на бедро и чуть не рухнул вместе с ней.
Девушка одна во всем зале откровенно веселилась, глядя на танцующих. Потом не выдержала, махнула рюмку текилы и присоединилась к ним. Тут уж началось нечто не имеющее названия – гремучая смесь из джиги, фламенко и пляски папуасов из Новой Гвинеи.
Вскоре взмокшая Галя сдалась и, отдуваясь, обмахиваясь платком, счастливая вернулась к кавалеру. А мусорщик и девушка продолжали танцевать друг напротив друга, все наращивая темп.
– Что, и здесь надо быть первой? – крикнул мусорщик. – Иначе не можешь?
– Не могу! – крикнула девушка.
– А так можешь? – мусорщик вдруг отбил лихой степ.
Девушка повторила.
Лабухи на эстраде растерялись и умолкли один за другим. Последним невпопад бухнул барабан.
– А так? – азартно крикнул мусорщик и усложнил программу.
И снова девушка повторила.
– Ты забыл – я все-таки три года училась в театральном! – крикнула она.
Они, поймав ритм друг друга, прошли чечеткой вдоль зала и разом встали, вскинув руки.
Зал заревел и ударил в ладоши. Мусорщик и девушка поклонились в обе стороны, как фигуристы после выступления, и вернулись к столику.
– Ну что, ты счастлива? – спросил мусорщик.
– Как никогда!
– Мои шансы повышаются?
– Выше некуда. Только не хочу больше здесь сидеть. Увези меня куда-нибудь.
– Сегодня какое число?
– Двенадцатое. Завтра тринадцатое, пятница – представляешь, какой ужас?
– Ты суеверна?
– Как неисправимая провинциалка.
– Поехали к Славину. У него сегодня прием.
– Кто это?
– Местный демократ.
– Поехали, вечер твой.
Мусорщик сунул несколько бумажек под тарелку, и они вышли из ресторана. На улице девушка не утерпела и сказала:
– Ты слишком много денег оставил.
– Слава богу, заметила, – мусорщик облегченно прижал руку к груди. – Я боялся, что расход без эффекта.
Они, осторожно семеня, спускались по крутой обледеневшей улочке к реке.
– Ах, засранец! – сказал мусорщик.
– Кто?
– Коллега. Поленился лед рубить – хоть бы песком посы…
Договорить он не успел, потому что изобразил немыслимый балетный пируэт, упал и подсек девушку под ноги. Кувыркаясь друг через друга и хохоча, они съехали к самой реке, причем в конце этого скоростного спуска мусорщик оказался сверху на спутнице, лицом к лицу.
– Ну наконец-то, – насмешливо сказала девушка. – Свершилось!
– Что?
– Впервые за четыре дня ты ко мне прикоснулся. Ничего? Током не бьет?
Мусорщик встал и подал ей руку.
– Подожди здесь, – кивнул он на вмерзший в лед причал. – Полюбуйся на речную волну, а я схожу за катером, – он быстро направился к соседнему дому с единственным на всей улице светящимся окном.
Девушка прошла по дощатому причалу и встала на краю. Река была покрыта толстым льдом и засыпана снегом, изжеванным во все стороны автомобильными шинами. Темная стена леса обозначала второй берег. Вдали река изгибалась под прямым углом, и оттуда доносились с ветром обрывки музыки, а на льду лежали отблески ярких огней.
– Чик-чирик, – послышалось у нее за спиной.
Девушка обернулась и обнаружила долговязого нетрезвого подростка. Тот бесцеремонно разглядывал ее, сладострастно причмокивая и отрезая ей путь обратно на берег.
Девушка не испугалась, она быстро опустила руку в висящую у бедра сумочку.
– Чик-чирик, – повторил он, сладко улыбнулся и рухнул навзничь.
Сзади стоял мусорщик и тер кулак. Подросток поднялся на четвереньки и, не рискуя быть снова опрокинутым, по-крабьи отполз в сторону.
– Шпана, – сокрушенно констатировал мусорщик. – Катер к вашим услугам, мадемуазель!
У причала стоял старый уазик, в просторечии называемый «козлом».
– Убью, сука! Встречу – зарежу, так и знай! – орал с безопасного расстояния подросток.
– Самое печальное, что он совершенно искренен, – сказал мусорщик, помогая девушке спуститься с причала по обледеневшему трапу.
– Ужасный век, жестокие сердца! – подтвердила девушка.
Она, подобрав длинную шубу, уже собиралась сесть в машину, когда рядом шлепнулся кусок льда, брызнув ей в лицо острыми осколками. Она не вытерпела и, забыв светские манеры, заорала:
– Ты, говнюк, онанист золотушный, сейчас догоню – ноздри вырву!
– Эх, крепка еще революционная косточка! – удовлетворенно крякнул мусорщик, заводя мотор и с интересом наблюдая за девушкой.
– Молчи, лярва болотная! – орал подросток.
– Заткни скважину, жгут прыщавый! – отвечала девушка.
– Соотечественники! – воззвал мусорщик. – Обратите внимание, какой вечер! Звезды и поэзия!
– Гондон штопаный! – крикнула последний раз девушка, глянула на мусорщика, осеклась и смирно села рядом, поджав губы.
«Козлик», светя фарами, отъехал от причала и помчался по реке.
За поворотом стояли вмерзшие в лед корабли. Крайний, белоснежный красавец, был увешан гирляндами разноцветных фонарей и напоминал новогоднюю елку. Из открытых иллюминаторов лилась музыка. У трапа стоял серебристый «линкольн» и еще несколько сияющих иномарок. Мусорщик остановил свой потрепанный отечественный джип рядом.
– «Настоящий», – прочитала девушка на борту корабля. – Это название?
– Разве плохое?
– Настоящее, – согласилась девушка.
Мусорщик постучал кулаком в борт:
– Есть кто живой? – и, не дожидаясь ответа, стал подниматься с девушкой по трапу.