– За что?
– За исполнение желаний.
– И что потом?
– Потом ты уедешь, а я останусь.
Девушка помедлила, держа в руке рюмку.
– Ты выполнишь одну мою просьбу?
Мусорщик снова покачал головой:
– Или насовсем, или никак.
Девушка выпила, поставила рюмку на стол. Бросила деньги в сумочку и надела шубу. Мусорщик по-прежнему сидел в кресле у стола. У лестницы она остановилась, обернулась, весело улыбаясь, и выхватила пистолет.
Со звоном разлетелась бутылка на столе, посыпалась гора тарелок из буфета, рухнуло со стены расколотое зеркало. Мусорщик с интересом наблюдал за разгромом.
Когда патроны кончились, девушка кинула пистолет на пол.
– Извини, – засмеялась она. – Я все-таки неисправимая провинциалка. Не могу уйти, не побив посуды…
Когда наверху хлопнула железная дверь, мусорщик поднялся, взял метлу и стал привычно, аккуратно сметать осколки на совок. Ногой подпихнул туда же пистолет и высыпал все в мусорное ведро.
Утром девушка последний раз огляделась в номере – не забыто ли что. Дорожная сумка уже стояла у дверей. На столике рядом с телефоном лежали сумочка и пачка денег. Она взяла тяжелый сверток, покачала на ладони, решая что-то про себя. Потом быстро набрала номер.
– Он взял деньги, – сказала она. Бросила их в сумочку и надела ее на плечо.
Мусорщик вытряхивал содержимое урны в большой полиэтиленовый пакет, когда мимо промчался красный «опель». Он усмехнулся, не поднимая головы, ожидая, когда девушка вернется. Действительно, в конце улицы «опель» резко затормозил и на той же скорости вернулся задним ходом.
– Поговорим? – воинственно спросила девушка из окна.
– О чем?
– О будущем.
– Ты будешь богата и счастлива, – подумав, сказал мусорщик – Но недолго. Когда ты умрешь, тебя забудут на следующий день.
– А ты добьешься своего, – засмеялась девушка. – Все опомнятся и станут мусорщиками. Этот вонючий городишко и весь мир превратится в сказку. А о тебе сложат песни и посмертно поставят памятник на улице Семи-Семенов. А потом тоже забудут. Потому что единственное, что нужно и правильно – быть счастливым самому! Здесь и сейчас! – она включила скорость.
– Эй! – окликнул мусорщик. – Как тебя зовут?
– Элен. А может, Изабель. Еще не знаю, – она нажала на газ и умчалась.
Мусорщик проводил ее взглядом и сел на бордюр рядом с грязным, рваным от шляпы до ботинок бомжом. Достал сигарету, потом толкнул бомжа и протянул пачку:
– Кури.
Тот поднял на него мятое опухшее лицо и неожиданно низким, поставленным голосом ответил:
– Благодарю вас, я не курю.
Нежный розовый утренний свет лежал на снежных шапках домов, золотил тусклую медь куполов.
Беглый
По узкой просеке, пробитой в глухом лесу, неспешно полз товарняк. Около сторожки путевого обходчика состав еще сбавил ход. Обходчица – рыжая, на редкость некрасивая девка в черном кителе с петлицами, дожидавшаяся у колеи, – пошла рядом с тепловозом.
– Привез? – крикнула она в кабину.
Машинист показал ей пакет, доверху набитый продуктами.
– Давай, – девка запрыгнула на ступеньку.
Машинист тотчас поймал ее за протянутую руку, затащил в кабину и торопливо облапил.
– А духи-то тебе зачем понадобились, а?
– Отстань! Вальке передал, что завтра не приеду?
– Передал, – машинист полез ей под китель. – Прокатимся до семнадцатого? На встречном вернешься, а?
Поезд полз дальше, удаляясь от сторожки.
– Да отвали ты! – девка грубо оттолкнула его. – Руки бы помыл перед тем как хвататься.
– А то заеду в пятницу на пару дней? Страшно одной, а?
– Кого тут бояться, кроме вас, кобелей! – Девка наконец вырвалась, взяла пакет и спрыгнула на землю.
– А тут солдатик из части сбежал, не слышала? Четверых в карауле покрошил и в лес подался, – злорадно крикнул машинист, свешиваясь на поручнях. – На пятнадцатом проезжал – уже чешут по кустам, с собаками.
Обходчица обернулась:
– Как покрошил? Убил?
– Нет, поцеловал. Взасос! – захохотал машинист, удаляясь.
Обходчица вернулась к сторожке, но вместо того чтобы войти в дом, обошла его, пристально оглядываясь по сторонам. Дернула замок на сарае – закрыт. Подняла кусок рубероида, прикрывающий поленницу от дождя, и увидала сверху стальной затыльник приклада. Растерянно повертела оружие в руках, не зная, что делать. Потом неумело, наугад подергав за рычажки, отсоединила магазин и выщелкала патроны в ведро. Автомат положила на место.
В маленькой сторожке, по-женски уютно прибранной, свернувшись на узкой кровати, спал парень. Обходчица вынула из пакета коробку дорогих духов, открыла, понюхала. Подошла к зеркалу, мазнула духами по шее и на груди.
Потом присела перед спящим, внимательно разглядывая лицо – чистый лоб, детские длинные ресницы, заросшие редкой щетиной скулы. Осторожно погладила по щеке.
Парень тотчас открыл глаза, тревожно огляделся.
– Ищут тебя, – сказала девка. – На пятнадцатом участке уже. Часа через два будут здесь.
Парень напряженно, испытующе смотрел на нее. Потом вскочил, стал суетливо натягивать форму.
– Подожди. Еще есть время, – остановила его девка. – Минут через сорок пойдет порожняк. Соскочишь на тридцать шестом километре. Только не пропусти. Прямо от столба пойдешь в лес, там недалеко. Там старый хутор. Никто не живет. Вот продукты, – она засунула в пакет еще что-то из шкафа – хлеб, консервы, обвязала пакет веревкой. – Спички. Нож возьми. Вот духи – растереться там или порежешься. А потом возвращайся. С той стороны посмотри – если занавески открыты, значит, можно. Я буду ждать. Ты вернешься? Я буду ждать тебя каждый день.
Девка заплакала, уткнувшись ему в плечо.
– Только будь живой, пожалуйста… Только будь живой…
Парень лежал в обнимку с автоматом, пригнувшись за низким бортом грохочущей порожней платформы. Изредка выглядывал, щурясь от холодного ветра, провожая глазами километровые столбы.
На тридцать шестом километре он бросил пакет и прыгнул следом. Скатился под откос и прихрамывая пошел в глубь леса.
Хутор и в самом деле был нежилой. Мрачно чернели в сумерках дома с прогнившими крышами, слепыми окнами. Солдат, едва волоча ноги, добрел до первого дома, забрался на чердак и лег, накрывшись истлевшей соломой, дрожа от усталости, холода и отчаяния.
Его разбудил рев моторов в гулком утреннем лесу. Звук приближался, и парень вскочил, выглянул в узкую щель под крышей.
Из лесу показался крашенный в армейский камуфляжный цвет фургон.
Бежать было поздно. Парень рванул было затвор автомата, обреченно глянул на пустой магазин, отшвырнул его и снова приник глазами к щели.
Грузовик, завалив ветхую изгородь, остановился во дворе. Но вместо солдат из машины выскочили странно одетые люди – все в одинаковых дорогих дубленках, грязных и распахнутых на груди, в одинаковых шапках и кроссовках, с торчащими из-за пояса пистолетами или автоматами за плечом. Они начали выгружать что-то сзади из фургона.
Следом подъехал джип-уазик. Водитель, одетый в ту же странную форму, но, видимо, старший здесь, знаком отозвал одного из людей и отошел с ним к самому дому.
– Что делать будем? – спросил тот.
– Здесь закопаем, – решил старший. – Не везти же в Москву… По-тихому нельзя было разойтись?
– Так не ждал никто. Нос к носу. Они с перепугу дали, мы ответили, и понеслось. Карпуха даже лечь не успел.
– Вы-то сколько покрошили?
– Человек пять, не меньше.
– Кощей теперь нас всех закопает. Без товара, одного потеряли, пять ментов положили…
Солдат напряженно вслушивался в негромкие голоса внизу. Неожиданно под ногой у него с треском провалилась гнилая доска.
Двое собеседников отскочили от дома, задрав головы вверх, подняв стволы автоматов.
– Кто там? – крикнул старший.
Солдат затаился.
Второй, переждав мгновение, дал очередь по крыше.
Пули веером пробили кровлю над головой солдата, острая щепа полетела в лицо. Он отскочил. Старый дом трещал и ходил ходуном от каждого его движения.
– Павлин, Вышка, Элемент – на ту сторону! – командовал старший.
Сообщники окружили дом.
– Эй, кто там! Выходи! – крикнул старший.
Солдат молчал, еще надеясь на чудо.
– Богдан! – старший указал стволом на дверь.
Невысокий коренастый Богдан, который разговаривал со старшим у дома, вдоль стены подкрался ко входу, ногой выбил ветхую дверь, нырнул внутрь, тотчас откатился в сторону и вскочил, настороженно поводя стволом.
Солдат видел его под собой сквозь щелястый пол чердака. Он медленно, осторожно переступил, доска предательски скрипнула, и Богдан выстрелил на звук. Пуля пробила пол у самых ног солдата, и он, уже не скрываясь, кинулся в дальний угол чердака. Богдан повел ствол следом. Пули прошивали пол, оставляя острые лучики света в пыльной полутьме чердака. Этот светящийся пунктир настиг бы солдата у дальней стены, но доски под ним проломились, и он с грохотом рухнул вниз.
Богдан за шиворот вытащил его из дома.
– Один? – спросил старший.
– Один вроде. – Богдан бросил на землю автомат солдата.
Старший с интересом оглядел парня.
– Ты откуда взялся, Гвардеец?
– Слышь, Числитель, – подошел ближе Элемент, самый здоровый из сообщников. Дубленка была ему мала и не сходилась на груди. – Это ж беглый. Мы из-за него нарвались, это ж его искали! Это ж из-за него Карпуху…
Не договорив, он изо всех сил ударил парня в лицо, скрутил и поволок к фургону.
– Иди сюда, сука! Смотри! – Элемент швырнул его на землю рядом с Карпухой, безучастно глядящим в небо мертвыми глазами. – Твою пулю поймал! – Он вытащил из фургона саперную лопату и бросил парню. – Копай, Гвардеец! Пошире, на двоих!
Парень оглядел мрачные лица бандитов, вытер кровь с лица и взял лопату…
Лицо Гвардейца блестело от пота. Могила была уже ему по грудь.
– Хватит, а то до вечера провозимся, – сказал Богдан, бросая сигарету. – Павлин, прими.