– Ты совсем другой стал… Почему так долго?
– Так получилось. Слушай, почтовый по расписанию идет?
– Да, – она глянула на большой будильник. – Через двенадцать минут. А что?
– Надо его остановить.
Девка покачала головой:
– У него «зеленая улица». А зачем тебе? – она вскинула на Гвардейца испуганные глаза. – Опять уедешь?
– Послушай. Его надо остановить, понимаешь? Надо просто выйти и поднять красный флажок…
Девка заметила бегущих вдоль пути людей, бросилась было к окну, но Гвардеец остановил и повернул ее к себе.
– Я заплачу тебе. Ты получишь много денег. Больше, чем ты заработаешь за три года в этой дыре. Ты понимаешь, что я тебе говорю, или нет?…
Девка с круглыми от ужаса глазами мотала головой, отступая от него.
– Ты сможешь наконец выбраться из этого леса, жить как нормальный человек – ты же сама мечтала об этом, помнишь? Надо только поднять красный флажок. Тебя никто ни в чем не сможет обвинить, дура, ты понимаешь? Ты не хотела, но тебя заставили…
В дом ввалились Бонифаций и Пятый с автоматами на ремне – и девка рванулась к висящему на стене линейному телефону. Бонифаций перехватил ее руку, тогда она как кошка вцепилась ему в лицо ногтями. Подоспел Пятый, прижал ее к стене.
– Лучше бы ты умер! – закричала она Гвардейцу, извиваясь у них в руках. – Лучше бы ты умер!
– Раздевайте ее! – крикнул Гвардеец.
– Как? – не понял Пятый.
– Тебе показать, как бабу раздевают?! – заорал Гвардеец. – Китель с юбкой снимай! – Он выскочил из дома. – Павлин! Бегом за Мартой! Марту сюда! Живей!..
Из-за поворота с нарастающим гулом показался тепловоз. Марта в черном железнодорожном кителе, со спрятанными под берет волосами стояла у пути, держа в поднятой руке красный флажок.
Поезд с тяжким пневматическим вздохом заскрежетал тормозами.
– Вот черт, опоздаем к футболу, как чувствовал! – с досадой сказал машинист. – Ну что там у нее?
Поезд медленно останавливался.
– Погоди… – удивленно сказал помощник, приглядываясь к женской фигуре. – Это Люська, не пойму, или нет?
– Она, кому еще здесь быть, – сказал машинист.
Лежащий под насыпью со стороны леса Богдан надвинул на лицо шапочку с прорезями для глаз и рта, вскочил, запрыгнул на подножку тепловоза и рванул дверь.
– На пол оба! – заорал он. – Лицом вниз!
Бандиты в масках уже бежали вдоль поезда.
– Марта! – крикнул на бегу Гвардеец. – Уходи! К машине!
Марта только отступила к дверям дома, оглядываясь по сторонам.
Один из бандитов наклонился у почтового вагона, другой с разбегу вскочил ему на спину, повесил гранату на ручку двери, сорвал чеку, и оба откатились между колес на другую сторону колеи. Грохнул взрыв, дверь откатилась, оттуда вылетели, закружили в воздухе, оседая на траву белым снегом, письма. Тотчас из вагона ударили автоматные очереди – менты залегли на полу за почтовыми мешками и отстреливались, не давая подойти. Бандиты в ответ решетили стены вагона.
– Правее бери! Правее! Там они!
– Гранату кидай! – заорал кто-то.
– Какую гранату! Там бабки!
В окнах пассажирских вагонов маячили перепуганные лица.
– Бонифаций! – крикнул Гвардеец. – Бонифаций, ко мне!
– Здесь я, – тот присел рядом с Гвардейцем за поленницей.
– Так мы их не достанем. Видишь ящики? – указал Гвардеец в проем двери. – Менты справа – значит, ныряем с той стороны… Не стрелять! – крикнул он.
– Не стрелять!.. Не стрелять!.. – эхом понеслось по цепи.
Стрельба понемногу затихла.
– Павлин! – крикнул Гвардеец. – Ступеньку!
Павлин прополз под вагоном и встал, пригнувшись под дверью, недосягаемый для ментов.
– Вот мудак! – в сердцах сказал Бонифаций.
– Кто?
– Да я. Такая сладкая жизнь была – чего не хватало?
– Пошли! – кивнул Гвардеец.
Они один за другим разбежались и, толкнувшись о спину Павлина, нырнули в вагон и откатились за ящики.
В этот момент открылась дверь пассажирского вагона со стороны леса, оттуда спрыгнули двое ментов с пистолетами в руках и бесполезными дубинками на поясе, скользнули под колеса. Бандиты, замершие вокруг поезда, прислушивались к перестрелке в почтовом вагоне и не заметили их. Один прицелился в спину стоящего рядом бандита и выстрелил. Тот упал, выронив автомат.
Тотчас стрельба началась с новой силой. Бандиты не видели толком, кто стрелял и откуда, били длинными очередями по поезду. Посыпались стекла вагонов, оттуда донеслись крики и детский плач.
Шальная очередь хлестнула по земле перед Мартой. Она отшатнулась и кинулась в дом. Тут же пуля рикошетом разбила окно. Марта присела на пол и отползла к стене. Рука проскользнула на чем-то липком, она обернулась и в ужасе закричала, столкнувшись в упор со взглядом широко открытых мертвых глаз обходчицы. Изо рта ее сочилась на пол кровь. Марта выскочила из дома и не разбирая дороги бросилась в лес…
Бандиты наконец разглядели неожиданного противника. Один из ментов получил пулю в плечо и скорчился от боли. Другой выскочил из-под поезда, подхватил на бегу автомат раненого бандита, но Богдан, стоящий на подножке тепловоза, срезал его короткой очередью.
Гвардеец и Бонифаций уже выкидывали из вагона сумки с деньгами.
Около машин бандиты стаскивали с потных лиц маски, забрасывали сумки в фургон. Богдан и Павлин принесли раненого, положили на траву.
– Кто это? – Грохлов стащил с раненого маску. – Черт, Вышка… – Он присел рядом, растерянно глядя на его пропитанный кровью свитер. – Что ж ты подставился так по-глупому, дурак!..
Вышка с виноватой улыбкой смотрел снизу на склонившиеся над ним лица бандитов.
– А эти-то откуда взялись? – спросил Гвардеец.
– Линейные менты, – ответил Богдан. – Забыли про них.
– Герои, твою мать! За чужие бабки под пули полезли… Вышку – сюда! – крикнул Гвардеец, распахивая дверцу джипа. – Марта, рядом с ним! Аптечка там сзади! Остальные – в фургон! Быстрей, дорогу перекроют!
Джип, за ним УАЗ и фургон вылетели на трассу с проселка. Где-то вдали уже слышалась милицейская сирена.
Перепачканная чужой кровью Марта, задрав свитер Вышки, перетягивала бинтом сквозную рану.
– Потерпи чуть-чуть… Еще вот так… Скоро приедем… Уже совсем скоро…
Вышка с трудом втягивал воздух открытым ртом, болезненно вздрагивая на ухабах. В груди у него клокотала кровь.
Переезд опять был закрыт. Гвардеец, не сбавляя скорости, обогнул стоящие машины, снес шлагбаум. Фургон проскочил перед самым поездом.
Гаишник уже бежал им наперерез, размахивая жезлом. Гвардеец резко вывернул руль и ударил его стальным «кенгурятником». Фуражка и жезл полетели в одну сторону, скомканное тело в другую.
От удара Вышка скатился с сиденья. Джип уже свернул на лесную дорогу и прыгал вверх и вниз на ухабах. Марта с трудом затащила Вышку обратно на сиденье, начала было стягивать расползшиеся бинты, потом пощупала пульс на безвольно повисшей руке, наклонилась ухом к самым его губам – и заплакала, уткнувшись лицом в ладони.
Машины стояли в лесу. После стрельбы, крика и рева моторов здесь казалось особенно тихо. Едва слышался щебет птиц и шум ветвей на верхушках сосен.
Бонифаций и Грохлов саперными лопатами копали могилу. Остальные молча стояли вокруг. Марта сидела на подножке джипа, зябко обняв себя за плечи, пусто глядя в землю перед собой.
Потом Гвардеец и Богдан подали тело вниз. Бонифаций с Грохловым положили Вышку на дно могилы. Бонифаций выбрался из ямы, Грохлов еще постоял над убитым приятелем, оглядел снизу бандитов…
Могилу закопали, заложили дерном и разровняли.
Кощей вошел в избу Гвардейца. Бандиты тесно сидели вокруг стола – едва не друг на друге, на ящиках с водкой у стены. Увидев главаря, все невольно затихли. Марта, сидящая рядом с Гвардейцем, опустила глаза.
– Что ж не позвали? – укоризненно спросил Кощей. – Сколько вместе прожили – и праздновали вместе, и поминали…
Бандиты подвинулись еще теснее, освободив ему место на скамье напротив Гвардейца. Кощей сел, взял торопливо налитый кем-то стакан.
– Странная штука судьба, – помолчав, сказал он, оглядывая мрачные лица бандитов. – Трудно иногда понять расчет того, кто управляет нами. Бывает так, что ты готов уже безразлично и буднично принять свою смерть, но кто-то решает за тебя, что еще рано. А потом, когда кажется, что пронесло, что впереди только счастье и навсегда голубое небо, – кто-то указывает на тебя пальцем и говорит, что твое время пришло…
За столом воцарилась тишина. В тишине встал Гвардеец и поднял свой стакан.
– Я хочу последний раз сегодня выпить за Вышку. И за Карпуху, которого я не знал. За Элемента – за всех, кого нет с нами за этим столом. Любой из нас мог лежать сейчас там вместо них или рядом с ними, – он одним глотком выпил стакан и вдруг с силой швырнул его в стену. Осколки со звоном полетели в стороны. – Но мы живы! – заорал Гвардеец. – И мы здесь! – Он схватил сумку и, опрокидывая бутылки и стаканы, вывалил на стол деньги. – И вот ваши машины, и тетки с цветной обложки, и белый пароход в синем море! Бонифаций! – Он швырнул в него тугую пачку денег. – Вот твой «мерс», навороченный, как елка на Новый год! Держи, Богдан! Тебе пойдет белый смокинг с бабочкой – Голливуд сдохнет от зависти!..
Бандиты захохотали, глядя на рябого Богдана с головой, посаженной без шеи прямо в плечи.
– Я пью за нас! И если я увижу тут сегодня постную рожу – клянусь, тот уйдет из леса голый без копейки на электричку! – перекрикивая общий гвалт, орал Гвардеец.
Марта встала и ушла в свою комнату. Гвардеец обернулся, шагнул было вслед за ней, но поймал насмешливый взгляд Кощея – и остался на месте. Сел, плеща через край, налил водку в новый стакан и выпил. Больше никто исчезновения Марты не заметил – бандиты с пьяным хохотом кидали друг в друга пачки денег:
– Маманя! Тебе мужа и детей пятеро!
– Грохлов, сеструхе шубу купи норковую!..
Разбудил Гвардейца треск мотоциклетного мотора под окнами. Он с трудом поднял голову – он спал сидя, один за огромным столом со следами вчерашнего пиршества. Повсюду были разбросаны пачки денег. Еще двое бандитов, забытые вчера собутыльниками, лежали на полу.