Сергей достал пистолет и поднес к ее груди. Ствол дрожал в его руке.
– Я последний раз тебя спрашиваю… – срывающимся голосом сказал он.
– Ты мог бы это сделать гораздо раньше, милый, – улыбнулась она. – Еще там, на фабрике. Все было бы проще. Тебе, наверное, дали бы орден…
– Я прошу тебя!..
– Все почему-то думают, что сердце здесь, – сказала Кармен, коснувшись прижатого к ее груди ствола. – А оно точно посередине… – Она засмеялась: – Говоришь о любви, милый, – и даже не знаешь, где она живет…
Она вздрогнула и обхватила его за шею, пытаясь устоять на ногах. Сергей бросил пистолет, с трудом, не сразу расцепил ее руки и положил ее на песок. Присел над ней. Осторожно провел пальцами по груди вокруг маленькой раны с опаленными порохом краями, по шее и по лицу…
– Подождите… – Адвокат – молодой человек с лицом прилежного ученика – торопливо листал толстое уголовное дело с бесчисленными фотографиями и схемами. – На следствии вы не показали, что убили ее…
– Зачем? Это касается только меня. И ее. И никого больше. – Сергей, уставший от долгого рассказа, спокойно курил за столом напротив него. Это был старик неопределенного возраста, с седыми висками и глубокими морщинами на землистом лице.
– Но есть еще родители! Они до сих пор ее ищут. Вы не хотите, чтобы они похоронили свою единственную дочь, чтобы у них была хотя бы могила, куда можно прийти и…
– Вряд ли она хотела этого… Чтобы ваши трупорезы ворочали ее голую на столе руками в резиновых перчатках… Нет, – Сергей покачал головой. – Больше никто к ней не прикоснется.
– Поймите, в вашем положении еще одно убийство, тем более не корыстное, из ревности, в состоянии аффекта – уже мало что изменит, – убеждал адвокат. – Я, конечно, буду добиваться двадцати лет вместо пожизненного заключения, но…
– Успокойтесь, доктор, – усмехнулся Сергей. – Какая разница – десять лет, двадцать, пожизненное. Жаль, что отменили смертную казнь… Понимаете, можно прожить свою жизнь за восемьдесят лет или за сто – сколько дано природой. А можно за год – всю, без остатка… Смотрите, – он достал сложенный лист бумаги и осторожно вынул из него маленький засохший цветок. – Я поднял его тогда, на фабрике… Знаете, я долго думал, как и почему все это случилось со мной. Ведь я самый обычный человек, обычней не бывает. И вот что я понял, – он наклонился ближе к адвокату и понизил голос. – У каждого – у меня, у вас, у любого другого – есть только одна женщина, та самая, единственная, у каждого своя. Она может жить на другом краю земли, и вы никогда ее не увидите, а может жить на соседней улице, и вы ее встретите сейчас, за первым углом, когда выйдете отсюда. И тогда… Я не желаю вам этого, доктор! Мне кажется, вы хороший человек, и я вам этого не пожелаю!..
Конвоир открыл дверь. Сергей заложил руки за спину и шагнул было через порог, но обернулся.
– Доктор, вы верите, что есть что-то там… – Он указал глазами вверх. – Где мы все снова встретимся?
– Не знаю, – пожал плечами адвокат. – Никто не знает…
– А я верю, – сказал Сергей. Лицо его вдруг осветила счастливая, детская улыбка. Он повернулся и пошел, уже не оглядываясь.
Медовый месяц
Отец осторожно заглянул в детскую. Аля торопливо прикрыла глаза, изображая крепкий утренний сон.
Отец и мать на цыпочках вошли в комнату. На кресле лежало пышное бальное платье, около кровати валялись сброшенные второпях белые туфли.
Мать посадила на постель рядом с подушкой огромного плюшевого слоненка. Они с отцом переглянулись, улыбаясь, как заговорщики. Мать распахнула шторы, отец врубил магнитофон на полную громкость.
В окно брызнуло полуденное солнце, грянула музыка. Аля села на кровати, хлопая громадными ресницами как бы спросонья. Она была в короткой детской пижаме и выглядела совсем по-детски, никак не дотягивая до своих семнадцати.
– Лялька, поздравляем! – мать поцеловала ее.
– Ма-ам, – укоризненно протянула Аля, обнимая слоненка. – Я давно не ребенок.
– Первый раз я это слышала, когда тебе было пять лет, – засмеялась мать.
– Конечно, не ребенок, – поддержал отец. – Твоя дочь закончила школу! Между прочим, с золотой медалью! А кстати, где наша медаль?
– Да она не золотая. Одно название… – Аля открыла футляр и взвизгнула от восторга. На бархатной подстилке рядом с медалью свернулась золотая цепочка с изумрудным кулоном.
– А это подарок нашему совсем взрослому ребенку, – отец повернул ее к зеркалу и надел цепочку на шею. На мгновение они отразились втроем, как на семейном портрете: отец, мать и маленькая Аля между ними.
– Спасибо, ма! Спасибо, па! – Аля по-щенячьи ткнулась в щеку одному и другому.
Умывшись в ванной, она в упор внимательно осмотрела себя в зеркале, поворачивая лицо из стороны в сторону. Тревожно тронула пальцем синие круги под глазами…
С прежней беззаботной улыбкой она щебетала за столом, ковыряя ложкой щедро политый кремом наполеон.
– Ну, сначала медаль вручили – специально дядька из министерства приехал. Потом речь заставили сказать, представляешь: спасибо родной школе и все такое. Директриса даже прослезилась, чуть не задушила. Цветов надарили! Потом танцевали до утра. Я уже едва стояла на каблуках. Потом вообще сняла, так босиком и шлепала, когда рассвет пошли встречать. Там выпускники со всей Москвы собрались. Представляешь, площадь перед универом – и вся в белом!
– Наше платье произвело впечатление?
– Грандиозное! Жалко, что на один раз.
– Почему? Может, на свадьбу пригодится, – хитро сказал отец.
– Сто раз еще мода поменяется, – махнула рукой мать. – Ты почему не ешь?
– Не хочу, – Аля отодвинула пирог.
– Твой любимый!
– Спасибо, ма. – Аля виновато покачала головой.
– А я всю ночь пекла… – огорченно сказала мать. – Все равно до утра заснуть не могла. Три раза лекарства пила.
– Ма-ам! Ты же знала, что я только утром приду.
– Все равно. Ты первый раз не ночевала дома. Когда-нибудь ты поймешь, что это такое.
– Но я же не одна. Ребята проводили до подъезда.
– Привыкай, теперь многое будет в первый раз, – сказал отец матери. – Лялька, а сейчас главный сюрприз! – торжественно сообщил он. – Мы с матерью не говорили, чтобы тебя не отвлекать: в субботу садимся на машину – и к теплому морю!
– Все вместе! – подхватила мать. – Помнишь, как после восьмого класса!
Родители смотрели на нее, ожидая ответного восторга.
– Может быть, я не смогу, пап… – осторожно начала Аля.
– Ну уж нет! – отрезал отец, доставая сигареты. – Ты и так уже синяя стала с этими экзаменами! И мы с матерью перенервничали. Гостиница заказана, лоджия с видом на море, три минуты от постели до пляжа – и ни одной формулы в голове! А потом уже будешь спокойно готовиться в университет…
– Пап, я же просила тебя не курить! – страдальчески морщась, сказала Аля.
– Извини, забыл… – отец отошел к окну, там загасил сигарету и разогнал дым ладонью. – Сладкого она не ест, от дыма ее тошнит, – засмеялся он, – ты, случайно, не беременная?
– Отец! – вполголоса досадливо сказала мать, кивнула на Алю и развела руками: зачем говорить такое ребенку.
– Шучу, шучу…
– Очень неостроумно…
– Да, – вдруг отчетливо сказала Аля. Она, замерев, смотрела в стол перед собой.
– Что? – улыбаясь, обернулся отец. Все забыли уже, о чем, собственно, шла речь.
Аля подняла голову и посмотрела в глаза матери. Та стояла у плиты с подносом в руках, и чем дольше тянулось молчание, тем белее становилось ее лицо.
– Алина… – наконец тихо произнесла она. – Ты сошла с ума?
– У меня будет ребенок. К Новому году.
Мать с грохотом выронила поднос на кафельный пол.
– Я была у врача. Я на четвертом месяце. – Главное было сказано, и теперь Аля говорила по возможности спокойно и твердо.
Отец, растерянно переводивший глаза с одной на другую, кажется, только теперь поверил, что все это вовсе не розыгрыш, не глупая шутка.
Мать схватилась за сердце. Аля кинулась было к ней.
– Сиди! – крикнул отец и стал суетливо, не попадая в стакан, наливать лекарство.
– Мам, ну ведь ничего страшного не случилось! – отчаянно сказала Аля. – Никто не умер. Даже наоборот…
– Ничего не случилось! Все нормально! – повернулся к ней отец. – Я только хочу знать, кто этот подонок?
– Почему «подонок»? Это человек, которого я люблю.
– Да что ты понимаешь в любви, кукла несчастная!
– Пап, я взрослый человек!
– Ты не взрослый человек! Тебе семнадцать лет, ты даже не совершеннолетняя! – заорал отец. – И я сию же секунду хочу знать, кто это? – Он ударил по столу перед Алей, так что подпрыгнули чашки.
Аля вздрогнула.
– Он… Это…
– Говори сейчас же!
– Это Женя… – наконец тихо сказала она.
Отец умолк. Они переглянулись с матерью.
– Жека?… Нет, а он-то как посмел? – изумленно спросил отец. – Он же тебя с таких лет… В сад за руку водил! Вчера ведь здесь был и в глаза смотрел!.. Тихоня! Сукин сын!
– Он ведь с ней занимался весной, – вспомнила мать. – А мы спокойно уходили…
– Вот и дозанимались. Так! – отец снова обернулся к Але. – Давай его сюда. Немедленно! Я хочу знать, что он теперь собирается делать!
– Пап, не надо…
– А лучше я сам, – отец схватил телефон.
– Пап, я тебя прошу!.. Ну дай, я сама поговорю!
– Ты уже наговорилась! – отец набрал номер. – Евгений? Да, добрый день. Хотя не для всех…
Аля в ужасе склонилась над столом, зажав голову руками.
– Женя, зайди, пожалуйста, к нам… Нет, именно сейчас!.. А ты не догадываешься?… Сделай одолжение!
Когда вошел долговязый, нескладный Жека, вся семья молча ожидала его в гостиной. Аля напряженно сжалась у стола, мать с вымученной, болезненной улыбкой сидела в кресле. Отец ходил вперед и назад.
– Здравствуйте… – Жека огляделся и перестал улыбаться, почувствовав грозовую обстановку.
– Ну? – остановился перед ним отец. Достал было сигареты, но, спохватившись, спрятал обратно в карман. – Поделись, расскажи нам, что ты теперь намерен делать?