Этим, по моему мнению, можно объяснить отчаяние, побудившее скоро столько народов взяться за оружие против Рима и его сборщиков податей.
Развитие вывоза из Италии в Галлию
Кризис должен был быть тем тяжелее, что эти провинции были наводнены не только агентами фиска, но и иностранными, восточными и италийскими купцами, явившимися туда искать новых покупателей не среди народа, а в богатых классах, т, е. в классах, которые, будучи менее верны национальным традициям, всегда легче начинают подражать нравам господствующей нации. Невозможно, к несчастью, начертать полную историю этого коммерческого завоевания, но некоторые известные нам факты уполномочивают нас сделать заключения по аналогии. Мы знаем, например, что около этой эпохи северная Италия через Аквилею и Навпорт стала вывозить много вина в придунайские провинции.[47] Мы также знаем, что в эти же годы начали продавать в Галлии знаменитую красную посуду, одноцветную или снабженную орнаментом, известных фабрик Арреция и подобные же изделия путеоланских фабрик;[48] также вывозилась серая и желтоватая орнаментированная посуда, изготовлявшаяся, вероятно, в долине По Акусом,[49] как и знаменитые керамические изделия Гнея Атея, которые, по-видимому, фабриковались в Италии.[50] Галльские мастерские продолжали фабриковать и продавать на рыках городов (oppida) традиционную галльскую керамику, вазы с изображениями, окаймленные нарисованным геометрическим орнаментом и украшенные различными мотивами, по большей части переплетенными узлами, сделанными резцом или колком. В то же время италийские купцы предлагали с возрастающим успехом богатым галлам блюда, вазы, лампы италийских фабрик более изящной работы, чем туземные, но которые военный и политический престиж Рима делал еще более прекрасными, чем они были в действительности. Употреблять италийскую керамику означало для галльских богачей приближаться к завоевателям, уменьшать расстояние, отделявшее победителей от побежденных. Эти отрывочные указания суть мелкие фрагменты одного более общего явления, показывающие нам мельком в этих провинциях купцов, прибывших из Италии и наиболее цивилизованных областей Востока с целью проникнуть к варварам и научить их всем высоким достоинствам цивилизации: кокетству, тонким тканям, роскоши богатой меблировки, опьянению изысканными винами, влечению к красивым восточным рабыням, тщеславию громадными и бесполезными общественными монументами, умению издерживать свои деньги так, чтобы большая часть их переходила в руки художников, ученых и торговцев предметами роскоши. Это было, если угодно, «мирное завоевание» европейских провинций, выполненное путем применения к завоеванной стране обычных процессов, употребляемых цивилизацией с целью развратить и испортить варваров-земледельцев, когда ей удастся получить над ними перевес силой и деньгами. Купцы, таким образом, вывозили из этих стран еще значительные количества золота и серебра, оставленные там римским фиском; масса впадала в долги; вельможи делались менее щедрыми по отношению к простому народу; старой промышленности страны и ее вековой торговле грозили упадок и смерть; неудовлетворенные желания производили общее недовольство, делавшее еще более резким контраст между новыми /и старыми нравами, между традиционными идеями и идеями, занесенными из-за границы. Ненависть к римскому владычеству, возбужденная столькими причинами, угрожала разразиться при первом удобном случае со дня на день. Если Галлия, бывшая по природе столь богатой, была доведена до отчаяния, то что должно было быть в других провинциях, гораздо более бедных и менее цивилизованных?
Причины кризиса15 г. до P.X
Таким образом, восстание, которое разразилось в Альпах и которое Август не мог совершенно усмирить, было пустяками по сравнению с войнами, грозившими разразиться в долинах Рейна и Дуная. Из всех европейских провинций одна только отдаленная Испания, изолированная и наконец покоренная последними экспедициями Агриппы, была спокойна. Во всех других pax romana колебался. Галлия вся была в волнении и беспокойстве; Винделикия если не восставала, то лишь потому, что еще была оглушена ударом, полученным в предыдущем году; Норик сложил оружие при приближении армии Тиберия, ибо был ослаблен недавними вторжениями даков и гетов; Паннония, напротив, была охвачена мятежом; в Далмации, так же как в находившихся под руководством Рима мелких государствах Мезии, и во Фракии к югу от Балкан, где царствовала династия Одризов, также бывшая под римским протекторатом, население волновалось. Во Фракии антиримская партия была сильна и многочисленна, а династия непопулярна, так как она переносила римский протекторат и показывала склонность к эллинизму. Фракийские крестьяне и пастухи с неудовольствием служили в римских вспомогательных войсках или оплачивали стихи греческих поэтов, живших при царском дворе.[51] Август тем более должен был беспокоиться состоянием этих провинций, что начинал также видеть на другом пункте неожиданное и очень важное отражение великого события, виновником которого был Цезарь: завоевания Галлии. Бросаясь со своими легионами в середину колебавшихся кельтских республик, заставляя несколькими сильными ударами обрушиться на вековые основы, древний порядок вещей, установленный в Галлии, роковой человек не только произвел глубокую революцию в Галлии, но и нарушил прежнее равновесие европейского континента, вызвав водоворот в народах и государствах, который, почти незаметный вначале, начинал принимать значительные размеры. Римское завоевание умиротворило и демилитаризовало прежние кельтские республики. Эти воинственные государства, которые в течение стольких веков находились между германским варварством и Италией, сделались простыми административными делениями богатой нации, которая получила большое экономическое развитие, но не имела более национальной военной организации. Галлия была теперь открыта германцам, которые могли пройти через ее мирное население и идти на Италию, не встречая на своем пути никакого другого препятствия, кроме пяти легионов.
Галлия и Германия
Агриппа уже давно понимал, что на Рейне возникла новая германская опасность; но теперь эта опасность появилась и на Дунае, и притом в более тяжелой форме, чем он предполагал. Уступки галльских земель вдоль рейнской границы не произвели никакого действия для устранения этой опасности; волнующемуся морю племен, от Вислы до Рейна и от Балтийского моря до верховьев Дуная, нужно было противопоставить теперь другие плотины. Германцы были бедны, у них было мало драгоценных металлов; они не строили ни городов, ни больших сел, жили рассеянно по деревням, в уединенных жилищах, не имея крепкой связи с землей. Они имели грубые нравы, некоторые начатки ремесел, бедную религию, поверхностное земледелие, многочисленные стада и почти кочевые обычаи. Часто даже самым многочисленным племенам приходилось снимать свои жилища, переселяться на новые земли, делить их между собой, снова строить свои жилища, пускать на новое пастбище свой скот и делать новую запашку. Их несложный багаж составляли: стада, провиант в виде хлеба, оружие, немного движимого имущества и несколько рабов. К концу первого года, когда можно было снять первую жатву, племя чувствовало себя так же хорошо на новых землях, как и на прежних. Суровый климат, огромные леса, почва, богатая только пастбищами и производившая гораздо менее хлеба, чем Галлия, удаление от цивилизованных стран, невежество, воинственный дух — все это не только препятствовало германским племенам обогащаться, цивилизоваться, основывать прочные государства, но и иметь прочную оседлость. Многочисленные племена, приходившие в движение от малейшей причины или тревоги, постоянно были в борьбе друг с другом, оспаривая друг у друга известные области, отнимая стада или драгоценные металлы, мстя за старые обиды. В каждом племени все свободные люди и собственники с детства до старости занимались только войной, поручая все остальные работы рабам и женщинам. Религия, нравы и семья старались возбудить в человеке любовь к опасности и презрение к смерти. В общем, всякий народ, безразлично — большой или малый, был ордой мужественных и воздержанных воинов, вызывавших удивление своей храбростью и горячностью.
Германская опасность15 г. до P.X
К счастью для Рима, этой силе и этой горячности нехватало правильной организации. Всякое племя управлялось свободными людьми, собственниками и воинами, собиравшимися на собрания, решавшими вопросы войны и мира, издававшими законы и производившими суд. Влияние этих собраний, состоявших из воинственных и импульсивных людей, несколько умерялось жрецами и фамилиями, наиболее выделявшимися среди других своим богатством и своей военной славой. Но авторитет собраний и знати был слаб, ибо ни время, ни соприкосновения с более цивилизованными народами, ни постоянные войны еще не смягчили дикий независимый дух германского воина и собственника. По этой-то причине Галлия могла так долго удерживать германские вторжения, и поэтому-то Август не боялся бы так германцев, если бы с потерей Галлией воинской энергии и с приобретением ею больших богатств жалкое варварство германцев не толкало их роковым образом завладеть галльскими сокровищами, ибо война была не только страсть, но и ремесло германцев: аристократия не могла бы без добычи раздавать подарки менее богатым воинам и поддерживать своих клиентов, бывших единственным принципом политического порядка в этом мире, брошенном в добычу анархии.
Легко было предвидеть, что германские племена перестанут грабить друг друга, отнимая друг у друга свои жалкие сокровища и немногочисленные стада, в тот момент, когда окажутся в силе все вместе устремиться на столь богатую Галлию. Великое имя Рима, конечно, еще удерживало их на берегах Рейна, но что должно было случиться в тот день, когда они заметят, что это страшное имя прикрывает силу более чем скромную? В последние столетия за Альпами быстро одно за другим возникали и падали мелкие и крупные государства, повсюду нагромождая свои руины, и на этом непрочном фундаменте начинало колебаться само римское господство. Приближался момент, когда Рим должен был принять определенное решение относительно европейских провинций. Италия начинала замечать, насколько богата по крайней мере одна из этих провинций, Галлия; Август видел в ней Египет Запада, громадную будущую сокровищницу для казначейства республики, значительный рынок для италийского земледелия и промышленности. Было очевидно, что империя нуждается в недавно завоеванных европейских провинциях; но было также очевидно, что неопределенное положение этих провинций не могло долго продолжаться. Особенно нужно было усилить защиту Рейна и расширить границы империи до Дуная. Нельзя было более защищать столь растянутую и мало укрепленную природой границу при помощи такого небольшого числа легионов. Естественной границей для защиты был Дунай, позади которого несколько хорошо командуемых легионов легко могли бы охранять обширные области. Поэтому во что бы то ни стало нужно было дойти до Дуная, даже рискуя оставить за собой не заслуживающие доверия и волнующиеся племена.