Веришь ли, Нора, воспоминания о событиях того дня до сих пор выбивают из моей груди дыхание.
Видимо, я сильно побледнела, потому что даже «лось» Терри, который прежде уделял внимание только вину, бросил на меня странный, какой-то расфокусированный взгляд и вдруг тоже вступил в беседу:
— Бунт в Елизваре был бы подавлен гораздо быстрее, если бы благородные гессы из гарнизона не так массово и не с таким упоением предавались охоте в джунглях. Его вообще могло бы не быть, если бы те же гессы занимались своей службой, а не ездили на Иланку как на курорт.
Марк Биргит прищурил один глаз и вдруг превратился в точную копию своего отца: такой же светлый, тонкий, с презрительной усмешкой на губах.
— Странно слышать это от военного, подавшего в отставку накануне отправки своего полка в… Куда бы вы подумали? На Ила…
— Марк! — оборвал сына Карл Биргит. — Прояви уважение к дому.
В руках у Терри хрустнула тонкая стеклянная ножка бокала.
— Странно слышать это от того, кто вообще не захотел поступить на какую-либо службу… Или не смог? — Тут гесс Ярин зачем-то бросил выразительный взгляд на печать на груди Лигии.
— Вистеррий! — закричала уже крестная, но было поздно.
Уязвленный Марк вскочил и хлопнул руками по столу так, что зазвенела посуда.
— Выбирай выражения или за слова придется отвечать!
— Всегда готов!
— Прекратите оба! — потребовал гесс Биргит, но лица молодых людей выражали лишь гнев и баранье упрямство.
Ох, Нора, хотела бы я ошибиться, но настрой у обоих был такой, что дуэли не миновать.
Гесса Биргит тут же заторопилась домой, на вытянутое лицо Лигии казалось опасно смотреть — или укусит, или расплачется. О’Бозы тоже ушли раньше — вечер был безвозвратно испорчен, и ладно бы только вечер…
И все из-за глупой перепалки!
Хочется верить, что к утру горячие головы остынут, родители найдут управу на своих сыновей и ничего непоправимого не случится.
С любовью и надеждой,
твоя Августина
Письмо 5
Доброе утро, Нора!
У меня сейчас действительно утро, и оно действительно доброе. Как в детских сказках, когда с восходом солнца все ужасы ночи растворяются на свету.
Теперь мне кажется, что вчерашний вечер был лишь кошмарным сном, внезапной вспышкой ярости, которые случаются у перебравших вина молодых мужчин. Не будет никакой дуэли, потому что вспылить легко, а вот на трезвую голову сделать все приготовления для ритуала вероятной смерти… Тут уж требуется решимость иного рода.
Тем более что утреннее вторжение, ради описания которого затеяно это письмо, вполне подтвердило мои надежды.
Я как раз вносила последние штрихи в безобразие, которое теперь вынуждена называть прической, когда в дверь моей комнаты постучали. Или вернее будет сказать, поскреблись.
На пороге я обнаружила довольно помятого Терри, сложившего огромные ладони в просительном жесте.
— Спаси меня от этой женщины, пожалуйста!
Не успела я удивиться и бестактно спросить, кого еще он успел довести до белого каления, как из-за угла появилась Гусма с перекинутым через плечо белым полотенцем и длинным бритвенным лезвием, зажатым в руке…
— Что бы ты ни натворил, разбирайся сам, — заявила я и с притворным испугом попыталась закрыть дверь.
Мы с Терри некоторое время поборолись за власть над створкой, причем я даже побеждала, потому что не стеснялась пользоваться ногой, обутой в холщовую домашнюю туфельку, и тут раздался хорошо знакомый мне звук.
— Грм-грм, — произнесла Гусма, скрестив руки под грудью, и, уставившись на испугавшегося не на шутку Лося, задала витавший в воздухе вопрос.
— Что она говорит? — Терри застыл, уже не пытаясь отжать бедную дверь плечом.
— Спрашивает, какого… кхм… ну, допустим, черта ты забыл в комнате ее незамужней воспитанницы, — перевела я, благоразумно заменив слово «хозяйки».
Гесса как пружиной вытолкнуло из проема. Видимо, с такой точки зрения свое вторжение он до сих пор не рассматривал.
Гусма не упустила момент и тут же схватила покусившегося на мою честь за ухо. Как дворового мальчишку — не очень-то и вырвешься, разве что без уха.
Все вынужденно успокоились, и я наконец смогла узнать подробности этого противостояния.
Оказалось, крестная велела дворецкому проследить, чтобы молодого гесса привели в порядок хотя бы внешне. Камердинера у Терри не было (зачем он, когда в полку есть денщики?), всех лакеев и даже самого мастера Клини Лось послал подальше (Гусма не постеснялась предположить, куда именно), поэтому няня взяла дело в свои бесстрашные руки.
На мой вопрос, как же так получилось, она лишь ответила, что мастер Клини (дворецкий) очень умный человек. Настолько умный, что уже начал учить иланкийский.
Вот, значит, чем закончилась попытка нянюшки поменять распорядок работы слуг!
— Что смешного? — с беспокойством спросил Терри, несколько минут терпеливо слушавший наш разговор на незнакомом ему языке.
— Придется бриться, — без всякого сочувствия сообщила ему я. — С чего вообще ты начал отращивать бороду?
— Весь полк начал… — смутился Лось.
И я тоже смутилась, вспомнив, что эрландские военные, расквартированные в Елизваре, единственные во всей империи отпускали бороды. Уж не в подражание ли княжеским раджитам? Или так мужчины приспосабливаются к иланкийскому климату? Теперь весь день я буду мучиться догадками по поводу тайных свойств густой растительности на лице…
Но главное в другом. Терри собирался с полком на Иланку. Так что же такого страшного он натворил?
— Тогда тем более бриться, — безапелляционно заключила я, пока мысли не успели отразиться на моем лице.
— А если она меня прирежет? — Лось скосил глаза на Гусму, но не двигался, боясь за свое ухо.
— Будешь сопротивляться — обязательно.
Эх, видел бы он, как Гусма бреет дядю, да не этим игрушечным лезвием, а кинжалом карит-аза, острым настолько, что им реально можно отрезать голову. И ничего — ни паники, ни царапин.
— Пойдем с нами. — Кажется, в этот момент Терри смирился со своей участью. — Не хочу быть зарезанным.
— Что говорит этот медведь? — спросила Гусма.
Я не стала ей возражать, что не медведь, а лось, так как пришлось бы объяснять, что такое лось, и перевела разговор в общих чертах. Добрая иланкийка оскорбилась до глубины души.
— Что я ему, головорез с черной галеры? — возмутилась няня и провела большим пальцем по горлу, изобразив известный пиратский жест.
Лицо Терри вытянулось, и я решила, что это достаточно удачный момент, чтобы поторговаться.
— Я пойду, но что мне за это будет?
— Что угодно! — безрассудно пообещал приготовившийся к пиратской казни Лось.
— Ты прекратишь бить меня током.
— Даже слегка, чтобы взбодрить? — удивился он.
Я грозно свела брови и стала закрывать дверь.
— Ладно, ладно, договорились! Даю слово чести!
Чисто выбритый и даже немного подстриженный Терри выглядел вполне презентабельно, чем несказанно удивил нас с Гусмой. Высокий лоб, твердый подбородок, правильный абрис губ и при этом совершенно очаровательные ямочки на щеках, которые сделали бы честь любой кокетке.
— Что? — спросил он нервно и потрогал, на месте ли нос. — Что?!
— Ничего, — поспешно сказала я и отвела глаза. Ты же знаешь, Нора, мужчины склонны делать неправильные выводы из простого женского удивления.
— Не вертись, — скомандовала Гусма и, зафиксировав голову молодого человека, стала доводить свою работу до совершенства.
Сам того не замечая, с начала процедуры Терри послушно следовал ее указаниям на иланкийском, и только в конце когда до него дошло, что я не перевела ни единой фразы… он со священным ужасом уставился на Гусму.
— Она что, ве… — Бранное слово остановила только бритва, все еще лежавшая на туалетном столике.
— Бануш, — подсказала я, так как вежливого перевода на эрландский, наверное, не найти. Не магесса же.
Обитателям этого дома еще предстоит познакомиться с иланкийской магией.
Знаю, Нора, письмо вышло пустое, но зато веселое.
Дописываю последние строки и собираюсь в поместье Северинов, Лунара прислала коляску с приглашением на маленький пикник, ну не милашка ли? Мне надо о стольком ее расспросить.
Поэтому прекращаю тратить чернила и вернусь к перу, когда будет что рассказать.
Все, убегаю!
Извини, что не набело!
Твоя Августина
Письмо 6
Милая Нора, я снова пишу мелким почерком, это значит, что мне не просто есть о чем рассказать, а что рассказывать придется эмоционально и много.
Черт дернул меня упомянуть за завтраком пикник у Северинов. И дело вовсе не во взгляде крестной (чуть позже выяснилось, что не так уж настойчиво она опекает доверенную ей сиротку), а в том, что свежепобритый Лось увязался со мной.
Я окончательно решила писать прилипшую к нему кличку с большой буквы, так как есть у меня настойчивое ощущение, что использовать ее придется часто. Хотя… учитывая обстоятельства, в которых я пишу… Ладно, не буду забегать вперед.
Пусть я и приняла участие в Лосином туалете, но на тот момент мне вовсе не хотелось, чтобы Терри в ответ принимал участие в нашем с Лу пикнике, мешая моему маленькому расследованию. Поэтому в дороге, пока Лось настойчиво расспрашивал про Гусму, я пыталась придумать, как вежливо от него избавиться. К концу пути пришлось признать, что подойдет и не слишком вежливый способ.
О Гусме же я рассказала, практически ничего не искажая. То, что у совсем юной няни на руках был собственный трехлетний ребенок, когда меня передали ей на попечение, несказанно смутило Терри, незнакомого с иланкийскими обычаями.
Этот разговор заставил меня вспомнить о Фатихе. Интересно, как он там сейчас, справляется ли с плантациями? Управляющий в последнее время совсем сдал. Надо написать ему письмо, не все же переводить бумагу на свои приключения.
Родовое гнездо Северинов оказалось настоящим замком, словно целиком вытесанным из скалы. Зная о даре хозяев, я не удивлюсь, если это действительно так. Признаюсь, мне еще не приходилось посещать настолько древнего сооружения. Даже наша Елизаветинская крепость в Елизваре кажется уютной и гостеприимной по сравнению с этим серым чудовищем.