ётов. Такая его идея не понравилась. «Tout ça, c’est du sport! Что за забава!» – воскликнул генерал Фош в 1910 году, прибавив, что в военном отношении: «L’avion c’est zéro! Авиация это ничто!» Но на проходивших на следующий год манёврах генерал Галлиени при помощи авиаразведки захватил полковника из Верховного военного совета со всем его штабом. К 1914 году Франция уже имела аэропланы в армии, но генерала Рюффе по-прежнему считали человеком «слишком пылкого воображения». К тому же обычно он никогда не слушал штабных офицеров, указывавших, что ему делать, и нажил врагов в главном штабе ещё до того, как вошёл в Арденны. Штаб 3‑й армии находился в Вердене, а задача, поставленная перед армией, заключалась в том, чтобы отбросить противника на линию Мец – Тионвиль и блокировать его там, возвратив в ходе наступления район Брие. Пока он теснил бы немцев справа от германского центра, его сосед, 4‑я армия генерала Лангля де Кари, должна была наступать слева. Обе французские армии должны были прорваться через центр и отсечь германское правое крыло у самого плеча.
Генерал де Лангль, ветеран войны 1870 года, был оставлен в должности, несмотря на то, что достиг предельного, шестидесятичетырехлетнего, возраста за месяц до начала войны. С виду это был энергичный, быстрый человек, похожий этим на Фоша, готовый, как и тот, если судить по фотографиям, немедленно взяться за дело. Он действительно стремился к наступлению, был готов к нему и отказывался верить тревожным известиям.
Его кавалерия в бою под Нёфшато встретила серьёзное сопротивление и была вынуждена отступить. Разведка, произведённая офицером штаба на автомобиле, дала новые поводы для беспокойства. Этот офицер имел в Арлоне беседу с чиновником правительства Люксембурга, который с большой тревогой сообщил о «крупном» сосредоточении германских войск в ближайшем лесу. На обратном пути автомобиль разведки был обстрелян, но в штабе 4‑й армии это донесение сочли пессимистическим. Все были преисполнены духом геройства, а не рассудочности. Наступил момент, когда нужно действовать стремительно, без колебаний. Только после сражения генерал де Лангль вспомнил, что не одобрял приказа Жоффра наступать, «который не разрешил мне провести предварительно разведку». Впоследствии он писал: «Главный штаб хотел неожиданности, но с ней столкнулись мы сами».
Генерал Рюффе был более обеспокоен, чем его сосед. Он серьёзнее отнёсся к сообщениям бельгийских крестьян о концентрации германских войск в лесах. Когда Рюффе донёс до главного штаба собственную оценку стоящих перед его армией сил противника, там на неё не обратили никакого внимания и, как он утверждал, даже не прочли его докладной.
Утром 21 августа на Арденны опустился густой туман. В течение 19 и 20 августа 4‑я и 5‑я германские армии продвигались вперёд, окапываясь на достигнутых рубежах. Ожидалось французское наступление, хотя и не было известно где и когда. В густом тумане французские конные патрули, высланные в разведку, «ехали словно слепые». Армии противников, двигавшиеся через леса и холмы и видевшие только на несколько шагов вперёд, наткнулись друг на друга, не понимая, кто же перед ними. Как только первые подразделения вошли в соприкосновение и командиры поняли, что начинается бой, немцы немедленно зарылись в землю. Французские же офицеры, избегавшие во время обучения войск практических занятий по окапыванию из опасений, что солдаты «откажутся рыть землю», и имевшие в подразделениях всего по нескольку кирок и лопат, повели солдат в штыковую атаку. Их смели пулемёты. Кое-где французские 75-миллиметровки нанесли урон и немцам, которые также были застигнуты врасплох.
В первый день бои носили характер предварительных стычек, но 22 августа нижние Арденны запылали в настоящей битве. В боях под Виртоном и Тинтиньи, Россиньолем и Нёфшато пушки с грохотом изрыгали огонь, солдаты бросались друг на друга, падали раненые, росло число убитых. У Россиньоля алжирцы 3‑й французской колониальной дивизии были окружены VI корпусом армии кронпринца и сражались в течение шести часов, пока от них не осталась маленькая горстка. Дивизионный командир генерал Раффанель и командир бригады генерал Рондони были убиты. В августе 1914 года среди генералов были такие же потери, как и среди солдат.
Под Виртоном французский VI корпус, которым командовал генерал Саррай, ударил во фланг германскому корпусу, открыв огонь из 75-миллиметровых орудий. «Потом поле боя представляло невероятную картину, – сообщал один французский офицер с ужасом. – Тысячи мёртвых продолжали стоять, поддерживаемые сзади рядами тел, лежащих друг на друге по нисходящей кривой от горизонтали до угла в 60 градусов». Французские офицеры из Сен-Сира шли в бой в киверах с белыми плюмажами и в белых перчатках, умереть в которых считалось шиком. Французский сержант, чьё имя осталось неизвестным, вёл дневник, в котором записал: «…отдача отбрасывает пушки при каждом выстреле. Опускается ночь, и они напоминают стариков, высунувших языки и плюющихся огнём. Куда ни глянь, повсюду лежат горы мёртвых тел, немцев и французов, все сжимают в руках винтовки. Льёт дождь, воют и взрываются снаряды… Постоянно взрывы снарядов. Хуже нет артиллерийского огня. Всю ночь лежал и прислушивался к стонам раненых – некоторые из них немцы. Канонада продолжается. А когда она стихает, мы слышим, как повсюду в лесу кричат раненые. Каждый день два-три человека сходят с ума».
Офицер возле Тинтиньи тоже вёл дневник. «Нельзя придумать ничего более ужасного, – писал он. – Мы наступаем очень быстро, даже слишком быстро… В нас стрелял какой-то штатский… его тотчас же застрелили… Нам приказали атаковать вражеский фланг в буковом лесу… Мы заблудились… Погублены люди… Противник открыл огонь… Градом посыпались снаряды».
Кронпринц не хотел отставать от Рупрехта, о чьих победах у Саарбурга и Моранжа стало известно. Он призвал солдат сравняться со своими товарищами «в славе и в самопожертвовании». Кронпринц перевёл свой штаб в Эш в Люксембурге, через реку от Лонгви, и следил за боем по огромным картам, приколотым к стене. Всякая задержка была пыткой, телефонная связь с Кобленцем – ужасной; генеральный штаб находился «слишком далеко»; битва была страшной, потери – огромными. Лонгви ещё не взят, сообщал он, но «мы думаем, что приостановили вражеское наступление»; докладывают, что французские войска в беспорядке отступают.
Так и было. Перед самым боем взбешённый генерал Рюффе обнаружил, что три резервные дивизии общей численностью в 50 000 человек больше не являются частью его армии. Жоффр забрал их из-за угрозы наступления Рупрехта, чтобы создать специальную «армию Лотарингии», составленную из трёх этих дивизий и четырёх других, взятых ещё где-то. «Армия Лотарингии» начала приобретать форму под командой генерала Монури 21 августа между Верденом и Нанси, чтобы поддержать армию Кастельно и прикрыть правый фланг наступления через Арденны. Этот предпринятый в последний момент манёвр, продемонстрировавший пример спасительной гибкости французской армии, сейчас привёл к отрицательному результату. Он уменьшил силы Рюффе и вынудил бездействовать семь дивизий в критически важный момент. Впоследствии Рюффе утверждал, что, будь у него эти 50 000 человек, которым он уже отдал приказ, битва при Виртоне была бы выиграна. Гнев командующего 3‑й армии не имел границ, и ему было не до вежливости. Когда во время боя к нему прибыл офицер из главного штаба, Рюффи взорвался: «Вы там, в генеральном штабе, никогда не читаете донесений, которые мы вам посылаем. Вы знаете о враге не больше, чем устрицы у него в мешке… Скажите главнокомандующему, что его операции спланированы хуже, чем в 1870 году, – он ничего не видит, во всём полная некомпетентность». Подобные слова на Олимпе успехом не пользуются, тем более что Жоффр и прислуживающие ему божки намеревались свалить все неудачи на некомпетентность войск и командиров, в том числе – и на Рюффе.
В тот же самый день, 22 августа, генерал де Лангль переживал самый волнующий момент. Он ждал сообщений с фронта. Привязав себя «с болью» к штабу в Стене на Маасе, в двадцати милях от Седана, он получал донесения одно хуже другого. Инстинкт, зовущий на поле боя, можно было обуздать, только постоянно напоминая себе, что генералу не место в гуще подчинённых ему частей, он должен управлять их передвижением издалека. Столь же трудно было сохранять невозмутимость на виду у своего штаба и «самообладание, которое в критические моменты обязательно для командующего».
К концу дня стали известны ужасные потери, понесённые колониальным корпусом. Ещё один корпус из-за неправильных действий своего командира, как полагал де Лангль, отступал, ставя в тяжёлое положение соседей. «Серьёзная обстановка у Тинтиньи; все силы брошены, но ощутимых результатов нет», – доносил он Жоффру, добавляя, что тяжёлые потери и дезорганизация сделали невозможным выполнение приказов на 23 августа. Жоффр же просто не верил всему этому. С откровенным самодовольством он сообщал Мессими даже после получения донесения де Лангля, что армии были нацелены туда, «где противник наиболее уязвим и где мы с уверенностью имеем численное превосходство». Главный штаб сделал свою работу. Теперь была очередь за войсками и их командирами, «которые должны были воспользоваться этим преимуществом». Те же уверения он повторил и де Ланглю, присовокупив, что перед его 4‑й армией всего три корпуса противника и он обязан возобновить наступление.
На деле же французские армии в Арденнах не имели никаких преимуществ, даже наоборот. Армия кронпринца, помимо трёх корпусов, обнаруженных французами, включала два резервных корпуса с теми же номерами, что и действующие; аналогичная ситуация была и в 8‑й армии герцога Вюртембергского.
Вместе они насчитывали гораздо больше солдат и орудий, чем французские 3‑я и 4‑я армии.
Сражение продолжалось и в течение 23 августа, но к концу дня уже стало понятно, что французская стрела сломалась, не пронзив цели. В конечном счёте противник оказался не таким уж «уязвимым» в Арденнах. Несмотря на огромную силу правого фланга, центр отнюдь не был слабым. Французы не смогли «разрезать противника пополам». С кличем «En avant!» («Вперёд!»), размахивая саблей, со всем пылом, которым гордилась французская армия, офицеры вели свои роты в атаку – на окопавшегося врага, ведущего обстрел из полевых орудий. Серо-зелёная немецкая форма, сливаясь с туманом и тенями, превзошла слишком заметные «красные штаны»; методичная муштра, постоянное и упорное обучение превзошли порыв. Обе французские армии в Арденнах отступали, 3‑я – к Вердену, а 4‑я – к Стене и Седану. Железорудный район Брие (Briey) не был возвращён и ещё четыре года поставлял немцам вооружение, а без его железа германская армия не могла бы вести столь продолжительную войну.