Прибывшему Мильерану Жоффр заявил, что Париж способна защитить лишь мобильная полевая армия, нуждавшаяся сейчас в каждом человеке для манёвра и битвы; и именно в этой битве решится судьба страны. Тревога правительства и угроза столице его совсем не волновали. Потеря Парижа, сказал Жоффр, ещё не означала конца борьбы.
Чтобы закрыть пустоту перед германским правым крылом, он намеревался вывести туда новую 6‑ю армию, ядром которой было то, что осталось от «лотарингской» армии. Она была собрана всего лишь несколько дней тому назад и брошена в Пограничное сражение под командованием вызванного из отставки генерала Монури. Это был небольшой, хрупкий ветеран шестидесяти семи лет, ещё лейтенантом получивший ранение в 1870 году. Когда-то он был военным губернатором Парижа и членом Высшего военного совета. О нём Жоффр отзывался так: «Это настоящий солдат». «Лотарингская» армия состояла из VII корпуса, того самого, который под командованием невезучего генерала Бонно предпринял первую попытку наступления в Эльзасе, а также из 55‑й и 56‑й запасных дивизий, взятых из армии Рюффе, продемонстрировавших замечательную доблесть, как и прочие части резерва, благодаря которым удалось спасти Францию. В тот день, когда был получен приказ Жоффра о передислокации на запад, они стойко сдерживали войска кронпринца между Верденом и Тулем, что стало одним из величайших подвигов отступления. Как раз тогда, когда своей надёжной обороной они поддерживали фланг контрнаступающей армии Рюффе в важном районе Брие, их вывели из боя, чтобы укрепить разваливавшийся фронт на левом фланге.
Их доставили в Амьен по железной дороге через Париж, где эшелоны перевели на северное направление, и без того перегруженное из-за требований командования английского экспедиционного корпуса. Хотя функционирование французских железных дорог не было доведено, как у немцев, до совершенства лучшими умами генерального штаба, переброска была осуществлена быстро и даже сравнительно гладко при помощи французского эквивалента немецкой аккуратности, прозванного «le système D», «системой Д»: «se débrouiller», что в переводе означает «как-нибудь выкрутимся». Войска Монури уже 26 августа разгружались в Амьене, но они всё равно прибыли поздно. Фронт откатывался назад быстрее, чем новая армия успевала занять позиции, и на левом фланге войска фон Клука уже настигли англичан.
Если бы наблюдатель мог подняться на воздушном шаре настолько высоко, чтобы охватить взглядом всю французскую границу от Вогез до Лилля, то он увидел бы красную линию, составленную красными штанами 70 французских дивизий, а у левого её края заметил бы небольшой кусочек цвета хаки – четыре английские дивизии. 24 августа к ним присоединились вновь прибывшие из Англии 4‑я дивизия и 19‑я бригада, доведя общее число английских войск до пяти с половиной дивизий. Теперь, когда наконец обходный манёвр германского правого края стал очевиден, англичане обнаружили, что удерживают участок более важный, чем им отводился по «Плану-17». Однако без поддержки они не остались. Жоффр поспешно направил измотанный кавалерийский корпус Сорде на помощь трём французским дивизиям территориальных войск, которые находились между англичанами и морем, и которыми командовал генерал д’Амад. Затем они были усилены дивизией из гарнизона Лилля, объявленного 24 августа открытым городом и эвакуированного. («Если они дойдут до Лилля, – как совсем недавно заметил генерал де Кастельно, – тем лучше для нас».) Для осуществления плана Жоффра было очень важно, чтобы английский экспедиционный корпус удерживал промежуток между Ланрезаком и вновь формирующейся 6‑й армией. Общим приказом №2 Жоффр ставил перед англичанами задачу: отступать вровень со всеми и, дойдя до Соммы у Сен-Кантена, занять прочную оборону.
Но это не входило в английские планы. Сэр Джон Френч, Мюррей и даже Уилсон, когда-то ярый сторонник французского плана, были поражены неожиданной опасностью, надвигавшейся на БЭК. На них наступал не один германский корпус и не два, а целых четыре. Отходившая полностью армия Ланрезака открывала правый фланг англичан; французское наступление провалилось. После подобных ударов судьбы, последовавших сразу после первого контакта с противником, Френч, не долго думая, решил, что кампания проиграна. Его единственной целью было спасти экспедиционные силы, в которые входили едва ли не все английские солдаты и офицеры, прошедшие обучение. Он боялся, что его обойдут либо слева, либо справа – через разрыв, образовавшийся между ним и Ланрезаком. Следуя приказу Китченера не рисковать армией, Френч не думал ни о чём другом, кроме как о выводе своих войск из опасной зоны. Пока его войска отступали к Ле-Като, главнокомандующий и его штаб 25 августа перебрались на двадцать шесть миль дальше в тыл, к Сен-Кантену на Сомме.
Английские солдаты, гордившиеся своими действиями у Монса, с горечью воспринимали постоянное отступление. Желание их командующего избежать обходного манёвра фон Клука было настолько велико, что он не давал войскам передышки. Солдаты брели под палящим солнцем, страдая от недоедания и недосыпания, стоя засыпали на привалах. Корпус Смит-Дорриена с самого начала отступления из-под Монса вёл арьергардные бои, и, хотя Клуку удавалось обстреливать отступавших англичан из тяжёлых орудий, догнать их немцам не удавалось.
Считая англичан поднаторевшими в военном искусстве главным образом «благодаря опыту в их малых войнах», немецкие солдаты чувствовали себя обманутыми: они были всё равно что английские «красномундирники», безуспешно сражающиеся против Итана Аллена и его «парней с Зелёных гор». Немцы беспрестанно жаловались, что англичане «прекрасно знают все секреты войны» и на второй день, как и в сражении под Монсом, «опять бесследно исчезли».
Под давлением противника некоторые английские части вынуждены были отступать в непредвиденных направлениях. Пытаясь снабдить их продовольствием, генерал Робертсон, главный интендант, выслужившийся из рядовых, приказал, чтобы припасы для них складывались у перекрёстков. Некоторые так и остались там. Донесения об этих складах продовольствия утвердили германский генеральный штаб во мнении, что противник беспорядочно отступает.
Когда к вечеру 25 августа англичане достигли Ле-Като, ближайший корпус Ланрезака вышел на свой рубеж на одном уровне с ними. Сэр Джон, однако, считая, что «опрометчивое» отступление Ланрезака предало его и тот находится южнее, был настроен больше на него не полагаться. Ланрезак больше, чем враг, казался ему причиной всех неудач, и, сообщая Китченеру о нежелании своих войск отступать, он писал: «Я объясню им, что причина этого – действия наших союзников». Он отдал приказ продолжать на следующий день отступление к Сен-Кантену и Нуайону. У Сен-Кантена, находящегося в 70 милях от Парижа, дорожные указатели уже сообщали расстояние до столицы.
Во второй половине дня 25 августа, когда Смит-Дорриен прибыл в Ле-Като несколькими часами раньше своих войск и начал разыскивать главнокомандующего, выяснилось, что Френч уже уехал и оставался пока только сэр Арчибальд Мюррей, трудолюбивый начальник его штаба. Обычно спокойный, уравновешенный и внимательный, прямая противоположность своему начальнику, он являлся хорошим дополнением Френчу, когда тот находился в агрессивно-возбуждённом состоянии, но поскольку по натуре Мюррей был человеком осторожным и пессимистичным, его настрой постоянно передавался Френчу. Усталый от перенапряжения и объёмов работы, Мюррей ничего не мог сообщить Смит-Дорриену о местонахождении корпуса Хейга, который в ту ночь должен был разместиться в Ландреси, в двенадцати милях восточнее Ле-Като.
Когда войска Хейга входили в Ландреси, они столкнулись на дороге с воинской частью, солдаты которой были одеты во французскую форму, а ответивший англичанам офицер заговорил по-французски. Неожиданно они «без всякого предупреждения бросились в штыки». Оказалось, что это были солдаты IV корпуса фон Клука, намеревавшиеся, как и англичане, провести ночь в Ландреси. В последовавшей стычке с каждой стороны участвовало по два полка и по артиллерийской батарее, но Хейг из-за постоянного напряжения и темноты решил, что отражает «мощную атаку», и телефонировал в штаб, прося «прислать помощь… Положение критическое».
Когда подобное донесение было получено от хладнокровного Хейга, Френчу и его штабу ничего другого не оставалось, как предположить, что I корпус находился в чрезвычайной опасности. Мюррей, присоединившийся к главному штабу в Сен-Кантене, потерял от шока сознание. Когда адъютант принёс телеграмму Хейга, начальник штаба, сидя за столом, изучал карту, а уже через секунду другой офицер обнаружил, что голова Мюррея лежит на столе – он был в обмороке. Сэр Джон был поражён не меньше. Его неуравновешенный темперамент, чувствительный к настроениям других, долго находился под влиянием этого сдержанного и образцового офицера, который командовал I корпусом. В 1899 году Хейг одолжил Френчу 2000 фунтов стерлингов, чтобы тот расплатился с кредиторами, иначе ему пришлось бы распроститься с армией. Теперь, когда Хейг просил помощи, Френч немедленно усмотрел в этом обход или ещё хуже – прорыв противника между I и II корпусами. Предполагая худшее, главный штаб отдал приказ, изменивший направление отступления корпуса Хейга на следующий день с юго-восточного на южное. В результате этого корпус двинулся по другому берегу Уазы, непосредственный контакт с корпусом Смит-Дорриена был утерян и восстановлен только лишь через семь дней.
Преувеличенная и поспешная оценка Хейгом стычки у Ландреси не только вызвала разделение английских сил, но и имела куда большие последствия. Она усугубила тревогу впечатлительного командующего до такой степени, что он ещё более укрепился в намерении вытащить английские войска из тяжёлой ситуации, сделав себя ещё уязвимее для последующего удара. В тот момент, когда суматошная ночь 25 августа уступала место бледному рассвету, командующий испытал новый шок. Смит-Дорриен прислал сообщение: противник слишком близко подошёл ко II корпусу, ему придётся остановиться и принять бой у Ле-Като. Поражённый главный штаб уже считал его погибшим.