Включив опыт и обаяние, отточенные в конногвардейской молодости, Врангель добился желаемого на этот вечер. Джейн оказалась в его постели, и не по принуждению, как на кухне, а с очень даже неподдельным воодушевлением. И что касается холодности англичанок, о которой барон был наслышан до десантирования, то ему встретилось весьма приятное исключение.
А относительно долгих и возвышенных отношений, то генерал здесь был искренен лишь наполовину. В душе тлеют еще угли, из которых можно разжечь пожар. Но вряд ли это под силу англичанке, с которой знаком менее суток, и она уже покорно согревает ему постель. Без иллюзий.
Среди ночи Врангеля разбудил характерный щелчок. За окном декабрьская темнота, спальня освещена лишь неверным лепестком огня на догорающей свечке. Миссис Стивенс вытащила из кобуры револьвер барона и приставила ему к переносице, взведя курок.
— Значит, о безумии и чувствах — ложь?
— Как и о гибели мужа в четырнадцатом. На самом деле он погиб под Дюнкерком; в бою с танками барона Врангеля. Вы его убили, барон.
— Искренне жаль. А вы так прекрасны в полумраке и в одной рубашке…
«Не везет мне с женщинами на захваченных территориях», — решил Врангель, вспоминая певичку Кисен и Северную Корею. Прерывая его раздумья, Джейн решительно спустила курок.
Глава восьмая
— Стало быть, они это, ваше высокоблагородие. Извольте глянуть в перископ.
Капитан «Акулы» Гарсоев прижался лицом к черному наглазнику. К северо-востоку от лодки проступили множественные дымы. Вероятно, тот самый американский конвой, что проследовал неделю назад через Ирландское море, движется в створ между западным британским побережьем и скалами острова Скеррис, отмеченными белоснежным маяком.
Осталась мелочь — всплыть, остановить пушечным выстрелом американскую эскадру из двенадцати вымпелов и потребовать выдачи короля. Сюда бы Императорское Величество да к перископу, пусть бы выдали монарший совет — как Георга достать и американцев не пощекотать. Допустим, король и премьер здесь, разведка не ошиблась. А на каком борту? По логике — на головном линейном крейсере «Айова». Либо на втором номере в колонне, менее крупном, но достойные королевских условия можно и там сочинить.
Семь бед — один ответ. И на субмарине формой того ответа начинается выход на цель, сопровождаемый открытием торпедных аппаратов в носовой части корпуса. — Средний вперед! Приготовиться к торпедной атаке! Однако через несколько минут пришлось дать отбой. Корабли не сунулись в фарватер шириной около полумили между Скеррисом и берегом, обходя рифы по широкой дуге гораздо мористее. Чертыхнувшись, капитан приказал дать полный подводный ход, не щадя заряд аккумуляторов, и погнал лодку влево на перехват эскадры.
До войны ливерпульские моряки знали два пути в Атлантику — вокруг северной оконечности Ирландии мимо острова Мен и через пролив Святого Георга. Но к северу от Белфаста сплошные минные поля, оттого и в Дублин, и к устью реки Мерси, где англичане удерживают последний значительный морской порт Ливерпуль, ныне одна дорога — южная. В самом узком месте между Ирландией и Британией около пятидесяти миль. Каперанг Ильинский установил там зону патрулирования для двух лодок на пороге Кельтского моря, а «Акулу» выдвинул к мелководью близ устья Мерси, где зимой плавает ледяная крошка и в случае опасности больше чем на полтораста футов не нырнешь.
Гарсоев велел всплыть, прикрывшись Скеррисом от американцев и возможно более забрав на запад. Однако стоило выскочить в открытое море за остров, как дымы возникли на правом траверзе. Утешает одно — чем западнее, тем глубже. Ближе к цели капитан велел снизить обороты, дабы не греметь винтами на все Ирландское море.
Предосторожность правильная, но зачастую избыточная. Субмарина шумит погремушкой на дизельном ходу. Два мотора изрядно трясут корпус, да и сам корабль «глохнет». Ушли в прошлое паровые машины, тихо шелестевшие поршнями. И у охотников за подлодками схожее положение. При команде «Стоп, машина!» акустик способен не только услышать вражьи винты, но и пеленг на них засечь. На ходу — вряд ли. Потому эсминцы, гоняя лодку, часто машины стопорят. В эскадре идут полным ходом, зигзаг выписывая и молясь богам, чтобы не выскочить прямо на торпеды.
С высоты птичьего полета цепочка американских кораблей, не ведая того, стремилась к необозначенной, но совершенно определенной точке, где курс подводного крейсера пересекался с их маршрутом. Лодка тоже видна черной тенью на темной воде.
Впрочем, вряд ли чайки и прочие морские пернатые заинтересовались бы приближающейся трагедией. Зато пилот русского гидроплана правильно рассмотрел положение, нарезая широкие виражи над американским строем и не опускаясь ниже трех тысяч футов.
— Вот и «Айова». — В те секунды, когда перископ высовывался из метущихся зимних волн, капитан рассмотрел трубы и орудийные башни большого корабля, неотвратимо наползающего справа. Он поманил старпома: — Петр Сергеич, эсминцы суетятся. Вы ж минный специалист. А ежели торпеды настроить на предельную глубину хода да стрельнуть, опустившись футов на девяносто, может, проскочат под килем эсминца?
— Пробовали, ваше высокоблагородие. Через кабельтов всплывает, а то и раньше. Так что эсминца не миновать.
— Досадно. Выходит, работаем по старинке.
«Акула» нырнула перед миноносцем, прикрывавшим левый борт крейсера, выскочила на перископную глубину, чуть не выставив рубку над волнами, и дала залп сразу шестью торпедами с каких-то полутора-двух кабельтовых.
— Срочное погружение! — рявкнул Гарсоев, опасаясь, что облегченная на нос субмарина всплывет и на всем ходу вмажется в «Айову». — Право руля!
Барабанная дробь противоминных пушек «Айовы» ударила в корпус «Акулы». Зная про действенность атак из-под воды, американцы отчаянно пытались попасть в торпеды и в пустившую их лодку. Их подвела слишком малая дистанция, сыгравшая на руку русским.
С такого расстояния промазать невозможно. В реальном бою подлодки столь близко не пропускают. Но американцев сгубила излишняя уверенность. Не только русские и итальянцы, воюющие с Англией и нейтральные к США, даже германцы не смеют топить боевые корабли со звездно-полосатым флагом.
Противоминная сетка поймала лишь часть торпед. Два их взрыва слились с грохотом детонации погреба под кормовой башней. «Акулу» швырнуло, будто она попала под глубинные бомбы, но «Айове» пришлось куда хуже.
Колоссальный взрыв приподнял кормовую башню, а когда она грохнулась вниз, палубы там уже не было. Пятую часть корпуса вместе с кормой снесло напрочь.
Лопнули котлы, отчего гибнущий корабль скрылся в облаке пара. Форштевень взлетел вверх, показав наросты на передней части днища, потом рухнул в волны, взметнув фонтаны брызг. Пробитый во множестве мест корпус крейсера в мгновение ока принял тысячи тонн забортной воды. Через пару минут лишь мусор кружился в воронке на месте его гибели.
«Акула» также проваливалась в глубину, опережая «Айову». Гарсоев скомандовал малый ход и плавное погружение, рискуя удариться кораблем о дно. Через пару минут лодка аккуратно легла на грунт.
— Полная тишина! Слушать в отсеках!
В тусклых огнях аварийного освещения — основное погасло от взрыва линейного крейсера — капитан всмотрелся в напряженные лица подводников. Капает вода, где-то даже журчит. Выходит, поврежден прочный корпус, и долго на дне не придется залеживаться. А главное — даже через изрядную толщу воды слышны винты. Много винтов.
Первая партия глубинных бомб встряхнула субмарину, потом вторая. Жуткая последовательность звуков, сводящая подводников с ума: сначала винты эсминца приближаются, усиливается их хлопанье, затем удаляются, и пятьдесят шесть человек судорожно сжимают кулаки в ожидании взрывов. На небольшой глубине, бывает, слышны даже всплески от бомб, падающих за корму охотника за подлодкой.
«Акулу» накрыло лишь с шестого захода. Гарсоева сбило с ног, прямо из рубочного колодца хлынула ледяная вода. Свет погас, по ноздрям резануло хлором — очевидный признак попадания забортной соли в аккумуляторную яму. Погасли и светляки дожигания водорода.
— Не-ет! Я не хочу умирать! — стеганул по ушам мальчишечий голос. Капитан неким седьмым чувством уловил движенье в кромешной тьме, услышал звук поворачиваемого маховика. — Не-ет! К солнцу! Наверх!
— Отставить, гардемарин! Я запрещаю всплывать!
Стальной настил под ногами, по щиколотку залитый водой, вдруг дрогнул, а в систернах главного балласта забурлил воздух.
— Боцман! Отставить всплытие! Слышите?
Нет ответа.
Гарсоев на ощупь двинулся к посту управления глубиной и наткнулся руками на худое тело юного офицера.
— Подгорецкий! Отставить истерику!
— Мы погибаем, капитан! Всплывем и сдадимся! Я не хочу умирать.
Выстрел в малом объеме центрального поста ударил пушечным громом. Командир отпихнул тело гардемарина и вцепился в вентили. Продувку — долой, открыть захлопки. Освобожденный воздух устремился из глубины, звучно булькнув на поверхности и подсказав эсминцам точное место укрытия субмарины.
— Откройте продувку, капитан! — донеслось из темноты глухое рычание.
Невидимые тени подступили с двух сторон. Ледяные пальцы вцепились в запястье с револьвером, руки другого моряка обхватили за шею.
— Братцы! Мы не можем всплывать! Мы утопили американский боевой корабль! — прохрипел Гарсоев. — Увидев русских, они объявят войну!
Кавторанга оторвали от вентилей. В обнимку с кем-то из подводников он упал, нырнув лицом в перемешанную с грязью воду, с трудом поднял голову. От боцманского места донеслись звуки борьбы. Невидимый в темноте подводник хотел отворить продувку и поднять лодку к поверхности, другой член экипажа его удерживал. Их упорное сражение происходило в затапливаемом отсеке, в чернильной тьме, под аккомпанемент взрывов глубинных бомб, журчания вливающейся воды и в нестерпимой хлорной вони!
Кавторанг попал рукой на что-то твердое и тяжелое. Не разбирая, он ударил удерживающего его моряка, потом снова и снова, надеясь попасть в голову. Удалось ли — неведомо, но стальные объятия разжались, и командир лодки опять упал в воду.