умное. Знает народ, что почем в этой жизни. А вот Лиза, так получается, потерялась, позабыв, где проходят границы добра и зла. В чужом теле грешить оказалось проще, вот какая штука! Лиза Берг такого бы себе не позволила. И не потому, что недотрога или синий чулок, а потому что не все в жизни сводится к примитивному удовлетворению основных инстинктов. Существуют удовольствия и иного рода.
«Летать, например… Или думать…»
Лиза сняла телефонную трубку и набрала номер буфетной.
– Это Браге, – представилась она, когда ей ответили. – Извините за беспокойство, но не могли бы вы заварить мне крепкого чая?
– Разумеется, капитан! – ответил стюард. – Могу предложить на выбор, ассамский чай, китайский Лапсанг Сушонг или цейлонский.
– Цейлонский, – решила Лиза. – Спасибо!
И в этот момент кто-то постучал в дверь. Стук был деликатный, но отчего-то сразу же стало ясно, что за дверью мужчина.
«На чай не похоже. Так быстро не заварить. Так, может, ну его! Успеется еще, или все-таки открыть?»
Подумала мгновение и решила открыть.
«Нечего откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня»
Однако то дело, которое ожидало ее за дверью, Лиза с чистой совестью перенесла бы на неопределенное «потом».
– Я подумал, ты еще не спишь, – сказал Тюрдеев и виновато улыбнулся. – Извини, если помешал.
– Да нет, Лёва! – улыбнулась в ответ Лиза, хотя улыбка наверняка вышла так себе. – Все в порядке, проходи! Садись! Сейчас чай принесут.
– Я подумал… – лекарь вошел в каюту, но садиться не торопился. Стоял, смотрел на Лизу и явно нервничал. Состояние это мало ему подходило, но, по-видимому, ничто человеческое Тюрдееву все-таки не чуждо. Да и продолжение разговора угадывалось без труда. – Я подумал… Если ты не против, может быть, позволишь мне за тобой ухаживать?
– Лёва!
– Постой! – перебил Лизу Тюрдеев. – Для прочных отношений иногда достаточно сильной любви одного. Мне показалось, ты мне симпатизируешь. Не любовь, конечно! Не то, что было раньше, но все-таки не равнодушие и не отторжение. А со временем, быть может…
– Не может! – покачала головой Лиза, которой очень не хотелось говорить то, что предстояло сказать. – Ты и сам это знаешь. Не получится. Ты будешь все время сравнивать, какой я была прежде и какой стала. Будешь искать во мне меня прежнюю и не найдешь. Начнешь снова подозревать во мне пришелицу из другого мира… И это, Лёва, я только о тебе сказала, да и то самое очевидное. Но ведь есть еще и моя беда. Я знаю, что когда-то любила тебя, и это будет все время висеть надо мной, как дамоклов меч. Захочется стать такой, какой была, но я ведь все равно не смогу. И что тогда?
– Значит, нет?
– А сам ты как думаешь? Ты же умный человек, Лёва! Посмотри на нашу историю трезво!
– Наверное, ты права, – кивнул он.
– Да нет! Куда там! Не наверное, а наверняка! – сказал он твердо и посмотрел Лизе в глаза. Не заискивающе, не вопрошающе, просто посмотрел, потому что хотел увидеть ее глаза. Так она этот взгляд поняла.
– Извини, Лёва! – сказала Лиза, чтобы не молчать. – Но я думаю, нам стоит оставить все, как есть. Ты хороший человек. Дружить с тобой, если позволишь, честь для меня. Но любовь давай оставим в прошлом, о котором помнишь ты один. Считай, что я умерла на самом деле.
– А это, – указала на себя, – это, Лева, кто-то другой. Шеф-пилот «Звезды Севера» и та еще оторва, если честно. Но дружить я умею!
– А я нет. Извини! – Тюрдеев коротко поклонился и быстро вышел из каюты, едва не столкнувшись в дверях со стюардом.
– Ваш чай, капитан!
– Спасибо!
Стюард спросил взглядом, где накрывать, и Лиза кивнула на журнальный столик.
– Сюда, пожалуйста! Спасибо!
Что ж, спать она расхотела. Пить себе запретила. И двух потенциальных любовников отшила. Вернее, любовника и любовницу. Оставалось заняться делом. Лиза закрыла дверь на задвижку, вернулась к столику, села в кресло.
«Итак…»
Итак, они поймали двух радистов. Щедрый улов, если честно, и в большой степени всего лишь результат везения или, лучше сказать, стечения обстоятельств, поскольку ни один из двоих «стукачей» прямого отношения к атаке на «Звезду Севера» не имел. Мари утверждала, что работает на отца. Возможно, все так и обстояло. Во всяком случае, их показания – ее и профессора Нольфа – совпадали, и обвинить их было, в сущности, не в чем. Разве что в скрытности и паранойе. Но скрытность не преступление, как, впрочем, и паранойя, которую они оба демонстрировали с завидным постоянством. Другое дело, что от общения с членами семьи Нольф у Лизы осталось стойкое ощущение некоей недоговоренности. Что-то там было «за занавеской», что-то серьезное и, скорее всего, грязное, но не пытать же их в самом деле! Как ни крути, они компаньоны, и этим все сказано.
Тем не менее два предположения на их счет Лиза все-таки сделала. Во-первых, она заподозрила Кристиана Нольфа в нечистой игре. Вполне могло случиться, что профессор – отнюдь не похожий, к слову, на какого-нибудь ученого чудака – ни с кем сокровищами Кано делиться не собирается. Звучит отвратительно, но люди убивают друг друга и за меньшие деньги. А тут на кону двадцать миллионов по минимуму. Вполне мог спланировать какую-нибудь гадость вроде серьезной диверсии, а, возможно, и нападения. Естественно, не на данном этапе – сейчас бриг и его команда Нольфам были нужны целыми и невредимыми, – но вот когда «ключик будет наш», тогда может случиться все, что угодно. Впрочем, о такой возможности, похоже, думала не одна Лиза. Во всяком случае, Райт что-то такое тоже заметил. Однако Лиза решила, что ее девиз в этой жизни «на Бога надейся, а сам не плошай!» Кто его знает, Райта, о чем он думает и что предполагает предпринять! Лизе в любом случае нужно держать ухо востро и не пропустить момента, когда ее решат похоронить. А значит, без оружия она больше никуда ходить не будет. Даже в сортир.
Второе предположение было еще хуже первого. А что если главный приз не золото? К сожалению, у Лизы не хватило фантазии придумать, что бы это могло быть, но это и неважно! Важно другое, если существует нечто более ценное, чем коллекция золотых и серебряных изделий ценой в двадцать миллионов флоринов, делиться этим чем-то с кем-нибудь еще – особенно, если приз неделим – никто не станет и живых свидетелей постарается за спиной не оставлять.
Лиза достала из кармана два листка бумаги. Блокнот она при свидетелях отдала Райту, но перед этим успела вырвать из него страничку с рисунком. Переплет, к счастью, оказался тетрадным, так что, изъяв вторую половинку согнутой вдвое страницы, Лиза уничтожила все следы. Райт об изъятии знать не мог, а Мари Нольф не будет знать, кто именно украл у нее рисунок. Она не видела, в чьих руках побывал блокнот, пока ее допрашивали. И уж тем более не знает, кто еще имел к нему доступ с того мгновения, как он попал к Райту.
«Афаэр… Звучит красиво. Почти как Аэлита, знать бы еще, что это такое?!»
Лиза внимательно изучила рисунок и сейчас, когда ничего не отвлекало, заметила, что на одной из трех проекций художник – по-видимому, это была сама Мари Нольф – нарисовал отрезок прямой, как если бы масштабировал изображение.
«Пять миллиметров… Значит, если это пять миллиметров, то…»
В таком случае получалось, что внутренний диаметр кольца около трех с половиной сантиметров, длина трубки – два и пять десятых, а толщина бублика и трубочки – порядка шести-семи миллиметров.
«Значит, все-таки украшение?»
Но у Лизы на данный момент было больше вопросов, чем ответов. Возможно, украшение, а может быть, и нет. Иди знай, что это за штука!
«Что ж, не знаю сейчас, узнаю потом!» – пожала она мысленно плечами и, закурив, налила себе еще чаю.
Чай оказался превосходным, именно таким, каким должен быть черный чай. Без всех этих цветочных привкусов и невероятных ароматов. Просто крепкий, духовитый и вкусный. Без сахара и лимона. Без ничего.
На краю столика лежала карточная колода. Пару дней назад хотели сыграть в покер, но не получилось, нашлись другие дела. Лиза вытряхнула карты из коробочки и стала перебирать. Зачем, поняла только тогда, когда добралась до дамы червей.
«Мари!» – метод, ставший популярным у советских людей после известного сериала о разведчике Исаеве. Он там тоже раскладывал пасьянс. Только не из карт, а из рисунков с портретами своих противников.
«Мари! – отложила Лиза даму червей. – Профессор!»
Отчего-то ей показалось, что Нольф – это король бубен.
«Ну, пусть будет бубен! Мне-то что?»
Король лег рядом с дамой, но с этими двумя было относительно просто. Их мотивы худо-бедно просчитывались или хотя бы угадывались. Сложнее было со Лже-Пьераром. Официально капитан ван Россом был прикомандирован к экспедиции профессора Нольфа генеральным штабом герцогства Фландрия, для «оказания всемерной помощи и охраны». Герцог Роберт Фландрский при этом исходил из предположения, что профессор Нольф организует научную экспедицию в труднодоступные районы горного массива Кхонга. В этом пункте показания ван Россома и Нольфа совпадали. Впрочем, кое о чем Нольф, по-видимому, не знал. Оказывается – так утверждал ван Россом, – Третье управление генштаба усомнилось в достоверности изложенной профессором версии, а потому офицера выбрали из своих, то есть из оперативников контрразведки. Это были хорошие новости, но настораживало, что ван Россом озвучил свою версию событий практически сразу после ареста, а взяли его, как и Мари, на горячем. Он даже рации отключить не успел. Бейли не стал осторожничать и вошел к «доктору Пьерару» без стука.
Итак, у ван Россома была рация, и это было нехорошо, но «служба есть служба, господа, не правда ли?» Он сразу же сознался в том, что обманывал профессора и имел собственные приказы. Однако Райт был не глупее Лизы, а передатчик капитана был точно такой же, как у Мари, и значит, тот, с кем общался ван Россом, должен был быть где-то рядом. Но вот об этом шпион говорить отказывался. Нет, и все!