Видимо, у нас произошёл прорыв трубопровода. Теперь вот топливо вытекает.
Посмотрел на Колю и не узнал белобрысого красавца. Лицо у него стало ещё более белоснежным, а глаза излучали волнение и страх.
— Ты чего такой бледный? — спросил я.
— На себя посмотри. Был смуглый, а сейчас жёлтый, — улыбнулся Коля, и мы с ним громко рассмеялись. — Трубопровод прорвало?
— По всей видимости. Эх, такая машина и столько с ней ещё нужно возиться, — произнёс я и подошёл к самолёту, чтобы погладить радиопрозрачный конус.
Коля снял шлем и подшлемник. Белая ткань стала серой. Он слегка смял его и на бетон упали несколько капель пота. Волновался на посадке Морозов сильно.
В это время появился пожарный автомобиль АА-70, который недавно поступил на аэродром. Здоровенный восьмиколёссный спецтранспорт с большим лафетным стволом для заливки пены. С пожарными ещё несколько машин с командой техпомощи и инженерами. Позади всей процессии микроавтобус «Раф», на котором обычно ездили лётчики из конструкторских бюро.
Мы отошли с Николаем в сторону, пока инженеры приступали к осмотру самолёта. К нам же подошли приехавшие на микроавтобусе Меницкий и Мухаметов. Замначальника школы по лётной работе накидывал на себя кожаную куртку, поправляя подтяжки старого лётного комбинезона. Волосы Валерия Евгеньевича Меницкого были взъерошены, а лицо покрасневшим. Будто его из душа, или из парилки вытащили.
— Живы и невредимы? — спросил Рашид Маратович, пожимая нам руки.
— Да, всё хорошо, — ответил я.
— Что скажешь, Евгенич? — повернулся он к Меницкому, который достал расчёску и попробовал причесать волосы.
— Ну, теперь не только я садился с выключенными двигателями на этом самолёте, — улыбнулся он.
И тут я вспомнил, что в 1979 году Меницкий со штурманом Рындиным попали в такую же ситуацию на заводе в Горьком. И тогда всё закончилось благополучно и для экипажа, и для самолёта.
— Правда, после того раза на заводском аэродроме перестали ставить ограждение, — пояснил Маратович.
— Правильно, мы его с Витей Рындиным и снесли. А эти ребята даже ничего не сломали, — улыбнулся Валерий Евгеньевич.
Даже мы с Колей от таких подробностей не могли удержаться от смеха. Меницкий и Маратович попросили вкратце обрисовать всю ситуацию, но она была практически идентична той самой аварии в Горьком.
— Я думал, что и этот дефект был устранён, — сказал Меницкий, задумчиво почесав подбородок.
Запах керосина стал усиливаться с каждой минутой. Всё больше стала увеличиваться лужа под самолётом. Если предположить, сколько топлива сейчас будет вытекать, то оно может залить очень большую площадь на полосе.
— Давайте в машину и в лётную комнату, — указал на микроавтобус Маратович.
Николай посмотрел на меня, и всё стало понятно. Не хочет Морозов ехать. Он ещё до конца не отошёл от напряжения, хоть уже смеялся и шутил. Но три выкуренных сигареты за короткое время говорят о ещё не успокоившихся нервах.
— Мы пройдёмся, Рашид Маратыч, — сказал я, и Мухаметов возражать не стал.
Облака рассеялись. Над Циолковском вышло солнце. Ветер постепенно стихал. Идти было неблизко от полосы, но Морозову это было очень нужно. Он несколько раз останавливался и делал глубокий вдох. Штанины комбинезона с каждым нашим шагом становились мокрыми от влажной травы. Я старался как-то поговорить с Николаем на совершенно отдалённые от авиации темы, но он предпочитал молчать.
Судя по всему, каждый лётчик по-разному переживает подобные ситуации. Тем более, Морозов ещё недавно говорил, что он в особые ситуации попадал крайне редко. Как всё-таки изменился он за последнее время. Ещё недавно Коля имел неофициальный титул Мистер «Я круче всех». Теперь он как-то скромен. И это настораживает.
— Погода хорошая, да? — спросил я и Морозов молча кивнул. — Как говорится, даже матом ругаться не хочется!
— Но, заставляет задуматься, — ответил Коля.
— Ты сильно переживаешь эту посадку, верно? — спросил я.
— Тебе известно, что у меня не было подобных ситуаций. В этом отношении с твоим опытом не сравнить.
— Да. Счастливчик, что ещё сказать, — улыбнулся я, и Морозов немного повеселел.
— Вух, тяжело на душе, Сергей. Мысль перед посадкой пришла. Сколько бы мы ни летали, нас всегда будет тянуть к земле, к дому. Как у тебя Вера переносит твои полёты?
— Ты сам видел. Сегодня вообще очень сильно переживала. Предчувствие у неё какое-то было. Но в целом держится, — ответил я.
— А вот за меня не переживают. Однажды во время ссоры, мне жена и вовсе сказала, что быть женой военного лётчика выгодно. Погибну, орден дадут посмертно и детей не бросят. Мол, я и после смерти много пользы принесу. Вот я сегодня и подумал об этом. За меня даже переживать никто не будет. Отработанный материал.
Блин, надо ж было додуматься такое сказать! Понятно, что ссора была, да и Коля тот ещё фрукт. Но не могу себе представить, каково Морозову было это слышать.
— Коль, да не накручивай себя. Может вам как-то поговорить, развеяться, обстановку сменить? Например…
— Вот я и хочу на природу выехать, — перебил меня Коля.
Просто с языка снял!
— Это вообще отличная идея! Всю группу соберём с жёнами и подругами. Шашлык, речка, удочки, закидушки, уху сварим. Вторые половинки познакомятся между собой.
— Заодно и машину мою обмоем, — предложил Морозов.
— Ого! А ты чего молчал? — поинтересовался я, поздравляя Колю с покупкой.
Наш товарищ стал счастливым обладателем ВАЗ-2106. По его словам, пришлось ему потратить все чеки Внешпосылторга в «Берёзке», чтобы приобрести желанный автомобиль.
— Приобрёл машину, а так и не езжу на ней. В гараж поставил и всё, — признался Морозов.
— Значит, нужно как можно быстрее обмывать. И ты поездишь заодно.
Когда мы вышли к стоянке самолётов, внимание техсостава было обращено в нашу сторону. Кто-то даже удивился, что никогда не видел лётчиков, шагающих по бетону. Только на машине или в кабине самолёта. Сильное заблуждение!
Как только я и Николай вошли в лётную комнату, к нам тут же бросились все наши товарищи расспрашивать о произошедшем. Вновь мы пересказали всю аварийную ситуацию, но этого оказалось мало. В кабинет постоянно заходили всё новые и новые люди. Пришёл даже преподаватель Адмиралов, который пожелал узнать всё до последнего параметра на касании.
Глеб Артакович тут же предположил, в каком месте произошёл прорыв трубопровода и вспомнил об аварии Меницкого.
— Совсем уже обалдели! За четыре года вторая подобная авария, а на заводах и не чешутся исправлять недостаток, — возмутился Артакович. — Наверняка, доказательств требовали, чтобы всю серию истребителей исправить.
— Теперь у них есть ещё одно доказательство в лице залитого керосином самолёта, — ответил я, выпивая стакан воды.
Пока заканчивалось обсуждение нашей посадки, большая часть коллег покинули лётную комнату, оставив здесь только инструкторов и слушателей.
Только сейчас вспомнил, что нужно позвонить Вере, а то опять будет названивать.
Я набрал её рабочий номер телефона и стал слушать гудки. Один, второй, но к телефону никто не подходит. От чего-то я стал немного потеть. Возможно, это из-за прогулки на свежем воздухе, и нахождения после в тёплом помещении.
Иван Швабрин вопросительно посмотрел на меня, понимая, куда я звоню.
— Не берёт? — спросил он, наливая себе чай.
— Пока нет.
Ещё пара гудков и меня это начало настораживать. Может, пошла к Пчёлкину? Я положил трубку и решил выждать время.
Переодевшись и освежившись в душе, вернулся в лётную комнату. Страсти на тему нашей с Морозовым посадки улеглись. Комнату снова наполнил приятный аромат растворимого кофе, а также звуки прихлёбывания чая.
За бильярдным столом шла очередная партия между Лоскутовым и Купером, во время которой вовсю строились планы на выходные дни.
— Едем ко мне в Радово. С меня мангал, шампуры и зона отдыха, — предложил Лоскутов. — У меня жена будет рада.
Гена уже и список начал писать из того, что необходимо купить. Однако были и другие массовики-затейники.
— Ай, Генчик, так нельзя. Я тоже хочу организовать отдых. Едем все на Быковку. Там место есть просто самое-самое. Я вам как подмосковный грузин это заявляю, — перехватил Зураб пальму первенства в предложениях об отдыхе.
Купер список не стал писать, поскольку он у него уже был заготовлен. Пугало в нём две цифры.
Первая — это по два литра алкоголя на человека. Какого именно, Зураб не уточнял. Вторая — по два килограмма мяса, и тоже на человека.
— Неа, погоди. Мы не с Поволжья, Купер, чтобы столько есть, — остановил Иван зачитывание списка на моменте, где Зураб предложил ящик огурцов достать.
Швабрин, завидев, что я продолжаю мучить телефон, подошёл ко мне.
— Сейчас Вань, — сказал я и стал слушать очередную порцию гудков.
— Тебе к Гурцевичу надо зайти. Он просил срочно, — шепнул Иван.
— Мне жене надо позвонить. Я обещал.
В этот момент трубку на другом конце подняли.
— Лётная станция! — прозвучал недовольный женский голос.
— Добрый вечер! Веру Родину можно услышать? — спросил я.
— А кто это? — переспросили у меня.
Судя по голосу это была Сара.
— Муж. Веру позовите, пожалуйста, — настойчиво повторил я.
— Это вы Серёжа? Так хорошо, что вы позвонили. Верочка наша… кхм, точнее ваша, ушла. Прям убежала. Начальство её отпустило, — сказала Сара с хитрецой в голосе. — Вы не расстраивайтесь. Она домой, наверное, пошла.
Меня эта информация слегка удивила. Согласен, что я сам ей сказал не волноваться, но чтобы уйти с работы раньше времени нужна веская причина.
— Ей не здоровилось?
— Серёженька, я же не доктор, но она очень быстро убежала. Мы, женщины, так торопимся не просто так, — перешла на шёпот Сара.
— Спасибо. Всего хорошего, — ответил я и повесил трубку.
Спокойно выдохнув, постарался отбросить от себя плохие мысли. Но в них постоянно врывался белобрысый человек с голубыми глазами и прожигающим взглядом. Егор Алексеевич уже и ментально меня достаёт, хотя не находится рядом.