Я открыл фонарь и увидел, как ко мне уже ломится толпа людей. Такое ощущение, что весь корабль сейчас рвётся меня поздравлять. А мне почему-то домой захотелось. Морской бриз мне напомнил тот самый запах сирени под окном дома во Владимирске.
С трудом снял шлем. Тут как тут в кабину залез Витя Тутонин. Он всегда был внешне спокоен, а тут чуть ли не плачет от радости.
— Родненький! Серёга! Спас машину! У меня даже флотских поговорок нет на этот счёт, — радовался он, обнимая меня за шею.
— Витя, Витя! Задушишь! — улыбался я, хлопая его по плечу.
Тутонин закончил с выражением счастья, и у меня получилось вылезти из кабины. Со всех сторон поздравления, пожелания, проявление уважения. Кто-то из возрастных моряков и вовсе предлагал дочерей взять замуж, а ребята с Кавказа уже в гости приглашали в родные места.
— Спасибо! Спасибо! — не успевал отвечать всем я.
Толпа оттесняла меня от самолёта, а мне хотелось подойти к нему ещё разок. Под ногами хлюпали остатки вытекшего керосина из баков.
Внешне самолёт был целым. Гондола правого двигателя слегка повреждена, как и киль, но на управлении это не сказалось.
Сумев протиснуться к самолёту, я подошёл к радиопрозрачному конусу и прикоснулся взмокшим лбом к нему.
— Умница! Спасибо родной. Не болей, — прошептал я и отошёл.
— Сергеич, чего с двигателем-то случилось? — крикнул мне Дядя Вася.
— Думаю, что сломался, — ответил я.
— Как всегда, — посмеялся он.
На палубе появился командир корабля, чтобы лично поздравить с таким событием. По нему было видно, что нервничал он сильно.
— Что теперь? — спросил у меня Морозов.
— Руководство по лётной эксплуатации надо дополнить. Вот и ещё один пункт испытаний выполнили, — улыбнулся я.
— Мда, но повторять будем в более мирной обстановке, — ответил Коля.
Через полчаса обсуждение посадки с отказом двигателя закончилось. Переодевшись и немного успокоившись после необычного окончания лётной смены, мы направились в класс.
Было кое-что более важное, что следовало обсудить.
Как только я вошёл в класс, Граблин тут же подал команду всем встать. Столь неожиданное проявление уважения поставило меня в ступор.
— Эм… вольно, товарищи! Спасибо! — ответил я.
Лётчики авиагруппы поаплодировали мне, а затем сели на свои места. Ребров пригласил меня на середину, чтобы я рассказал подробности инцидента. Здесь же были и Апакидзе, и товарищ Бурченко.
— Рад, что вы в порядке, Сергей Сергеевич, — улыбнулся Андрей Викторович.
— Спасибо. Следует понять, что же произошло сегодня. Начать бы надо с того момента, когда всё у нас завертелось над заливом Сидра, — ответил я.
— Не возражаю. Тоже хочу послушать.
В классе воцарилась тишина. Я подошёл к карте и показал, где мы оказались на пути массированной атаки американцев.
Совместными усилиями всей моей группы, мы составили общую картину налёта.
Основной ударной силой были штурмовики А-6 и А-7, а прикрывали их Ф/А-18. Как подсказали представители флота, ливийцы потеряли несколько кораблей.
— В итоге, совместный удар палубных штурмовиков и истребителей привёл к тому, что мы оказались под обстрелом. Либо нас приняли за ливийцев, либо американцы атаковали не взирая, что мы там находимся.
— Могло быть и то и другое, — предположил Морозов.
— Верно. Теперь, что скажет руководство, — обратился я к рядом сидящим Граблину и Бурченко.
Начальники переглянулись. Андрей Викторович развёл руками и не стал первым выступать, предоставив на это право Граблину.
Дмитрий Александрович медленно поднялся и вышел на середину.
— Пока решения вышестоящего руководства нет, мы с вами продолжаем нести боевую службу согласно наших задач. На провокации не вестись. Это приказ. Вопросы?
Естественно, какие тут могут быть вопросы. Ситуация неоднозначная. Вступать в конфронтацию с американцами нужно грамотно. А поскольку их в Средиземном море больше, то и осторожно.
После совещания, Бурченко оставил нас. Что-то хочет важное сказать.
— Как я понимаю, весь объём испытаний после сегодняшнего дня выполнен?
— Не совсем. Сегодняшние полёты не в зачёт, — ответил ему Печка.
— Ну, не стоит торопиться. После сегодняшнего инцидента, думаю, будут пересмотрены наши задачи, — начал Бурченко.
— В каком смысле? — уточнил я.
— Не думаю, что мы с вами в скором времени отправимся домой. Пожалуй, руководство страны потребует от всей 5й эскадры «ответного слова». И от нас тоже.
Глава 16
Бурченко замолчал. В тишине было слышно недовольное сопение коллег. Андрей Викторовича достал из кармана мягкую пачку «Родопи» и медленно вытащил сигарету. Он не спускал глаз с собравшихся и настойчиво ожидал ответной реакции.
— Никто ничего не спросит? — задал вопрос Бурченко, делая паузы между словами.
— У матросов нет вопросов, — быстро ответил Морозов.
Андрей Викторович натянуто улыбнулся и убрал сигарету в пачку. Сто процентов, и не собирался он курить.
— Странно. Сергей Сергеевич, когда поговорите с группой, зайдите ко мне, — повернулся Бурченко в мою сторону.
Ещё бы! После всего что произошло, поговорить с глазу на глаз не помешает. Да и знает Андрей Викторович, что между собой мы однозначно обсудим «продление» командировки.
Как только Бурченко покинул класс, порыв моих товарищей сдержать уже было невозможно.
— Твою мать!
— Сколько можно⁈
— Я не для этого сюда у начальства напросился!
Дальше началась уж слишком ненормативная лексика. Мне было известно, что на флоте матом не ругаются, на нём разговаривают. Но даже сравнение всей ситуации с половыми органами и промежностями различных животных было уже лишним.
— Хорош орать, как триперные зайцы у венеролога! — громко сказал я на понятном для всех языке.
Оказывается, манера и оригинальность фразочек Реброва работает в любой ситуации. В классе тут же стало тихо.
— Теперь по порядку. Ничего ещё не ясно. Наверху решения об ответных действиях не приняли. Чего вы раскудахтались?
— Сергей, давай честно посмотрим на ситуацию. На флоте метод борьбы с вероятным противником не меняется. Как только что-то долбануло, так сразу вводится усиленный вариант несения службы. Свистать всех наверх и так далее! — возмутился Витя Тутонин.
— Вообще-то, у нас во всех сферах так. Пока ежа не пнёшь, он не полетит, — ответил ему Белевский.
Вот-вот! Чему тогда парни удивляются. Тутонину и Белевскому вообще никуда не деться с корабля. Они военные.
Так что будут нести службу дальше. Со мной, Морозовым и Печкой сложнее. Мы — гражданские. Как и большинство инженерного и технического состава группы «Куб».
На меня пристально смотрел Олег. Он будто читал мои мысли, которые я пока не хотел озвучивать.
— Сергей, может стоит подумать над произошедшим? — спросил Печка.
— Думать нечего. Налицо факт того, что атаку на ливийцев проспали. Либо хотели проспать, — почесал я затылок.
Давно уже заметил, что слишком уж Бурченко проявляет рвение в вопросах нашего участия в боевых вылетах.
Ещё идею протолкнул о полётах вблизи залива Сидра. Можно ещё вспомнить его нервозность, когда командование эскадры решило более не советоваться с нами. Как раз именно тогда Бурченко и обозначил мне окончание командировки в ближайшее время.
— Я уже давно заметил, что нас будто как наживку используют. Пора куратору задать прямой вопрос! — заявил Олег.
— Задам. Как ты думаешь, что он ответит? — спросил я.
— Занимайтесь своим делом. Информация секретная и всё в этом роде. А нам-то что делать? — развёл руками Белевский.
Пожалуй, на этот вопрос лучше всех сегодня ответил Граблин. Пока не поступит приказ, реагировать на провокации американцев нельзя.
— Для начала восстановим весь налёт американцев на ливийские корабли.
— Мы уже всем всё рассказали, Сергей, — возразил Морозов.
— Это больше походило на предварительный разбор полётов на травке в лётном училище. Не поверю, что ты не приберёг пару интересных деталей для обсуждения.
Николай улыбнулся. Естественно, что у доски мы просто обозначили общее мнение по налёту, назвав только самолёты и их направление удара.
— Про себя скажу, что я видел одну ракету, которая летела в сторону Ливии. Точка нашей встречи примерно… здесь, — указал я на карте место нашего расцепа с Олегом.
— По мне попадания не было. Разрыв был рядом. Оттого и сбросил УПАЗ, — сказал Олег.
— Где ориентировочно ты мог повреждение получить? — спросил Белевский у меня.
Я наклонился к карте и стал задумчиво водить по ней пальцем. Оставалось только два варианта.
— Меня могло задеть осколками от взрыва ливийского катера, когда я шёл на предельно-малой, — указал я на предполагаемое место уничтожения одного из кораблей Ливии.
— Чем же их атаковали? — удивился Коля, но я прервал его, чтобы он дал мне закончить.
— Либо меня задело в момент маневрирования от двух ракет вот… здесь, — показал я примерную точку взрыва.
— С какой же дальности тебя атаковали? — задумался Белевский.
Я пару секунд думал над тем, что есть в арсенале у Ф/А-18. В эти годы у них были только ракеты малой дальности «Сайдуиндер» и средней «Спарроу».
Рядом со мной самолётов не было, значит «Сайдуиндер» отпадает. Остаётся только «Спарроу», но и там дальность пуска у новых модификаций не более 50 километров.
Не применили ли «Хорнеты» кое-что новенькое? Например, ракету АИМ-120 — конкурента нашей отечественной Р-77. Рано для её серийного производства, но вот для испытания самое подходящее время.
— Итак, что видели вы? — спросил я у Коли и Вити, которые были в одном самолёте.
Из рассказа товарищей стало понятно, что их облучали изначально на небольшом удалении. Но затем захват пропал.
— Будто кто-то выключил прицел, — добавил Витя.
— Дальность была 40 километров? — спросил я.
— Да. Я в этот момент сам вышел в эфир. Потом обнаружил слева две ракеты. Вот только не могла наша станция не обнаружить пуск.