Сама авиабаза Мисурата не что иное, как учебный аэродром ливийского авиаучилища. Или как они его здесь называют колледж.
Техники много и она пестрит разнообразием. Здесь и вертолёты Ми-2, и чешские Л-39, и югославские СОКО G-2 и J-1E. Последние, если судить по подвешенному вооружению, частично переоборудовали в лёгкие штурмовики.
— Ну как? — зашёл в беседку Белевский, пожимая нам руки.
— Устали, Сань. А Витя чего такой? — кивнул я в сторону Тутонина, который судорожно чесал правое ухо.
— Заложило и не отпускает. С 10 километров вниз пролетели за минимальное время. Я думал у меня затылок в заднюю кабину уйдёт, — сказал Саня, почесав голову.
— А я до самой посадки «улыбался». До сих пор уголки рта болят, — добавил Витя, продолжая бурить пальцем ухо.
Обсуждение вылета закончилось, когда нам сообщили о готовности техники к вылету.
После получения команды на вылет, мы направились к самолётам. Как только запустились, диспетчер довёл изменение задачи. Нам было предписано после взлёта вернуться в Аль-Джуфру, где нас уже ожидал разбор сегодняшнего вылета.
Приземлившись на базе, я заметил на стоянке Бурченко и генерала Ждунова, ожидающих рядом с машинами. Пока мы закончили все процессы с заруливанием и выключением, они быстро подъехали к нам.
Суровое выражение лица Ждунова говорило само за себя.
— Проявили инициативу, значит? — спросил он у меня.
Мог бы и поздороваться! А так даже руку мою в сторону убрал. Смотрю на Бурченко и понимаю, что он уже с генералом переговорил «по душам».
— Выполнил поставленную задачу, товарищ, генерал-лейтенант, — ответил я.
За спиной послышались шаги. Повернув голову, я увидел двух ливийских лётчиков в снаряжении. Это те двое, что работали с нами, прикрывая Ту-22.
С началом атаки, они перестроились в более плотный порядок. Не знаю, чем бы это помогло бомбардировщикам, но в бой они не вступали.
— Хорошая работа, товарищ, — пожал мне руку один из них, с трудом произнеся фразу на русском языке.
— Спасибо.
— А нам могут такой самолёт дать? — спросил второй, показывая на МиГ-29.
— Любой каприз за ваши деньги, — ответил я с улыбкой, но ливийцы не поняли моих слов.
Бурченко что-то сказал им на арабском, и они ещё раз поблагодарив, ушли в сторону командно-диспетчерского пункта. Лицо Жданова, несмотря на загар, покрылось красными пятнами.
— Улыбаетесь, Родин? Я бы на вашем месте готовился отвечать на вопросы командования 5й эскадры и Министерства обороны. И даже ваш куратор вам не поможет, — грозно заявил генерал.
— Мы с вами уже это обсудили. Никто не хотел, чтобы подобное случилось. Со стороны группы Родина нарушений указаний нет…
— Нет? Он нарушил порядок проведения учений! Это повлекло за собой последствия для нас. Посмотрим, что с ним будет, когда он вернётся на корабль. И как в глаза коллегам смотреть будет.
Ждунов злобно зыркнул на меня и, пригрозив кучей рапортов, ушёл к машине. Совсем не понимаю, что происходит. Похоже, что для самолётов авиагруппы «Леонида Брежнева» всё пошло не по плану.
— Догадываешься, что произошло?
— Есть потери? — переспросил я.
— На наше счастье, американцы потеряли только самолёт. Пилота вытащили из воды наши спасатели и доставили на «Карл Винсон», — ответил Андрей Викторович.
— Это же новый авианосец, — сказал я, вспоминая, что этот корабль появился совсем недавно. Вот только его не было в Средиземном море. В эти дни.
— Верно. Это третий авианосец, который находится у берегов Ливии в данную минуту. Вот теперь американцы точно готовы к операции…
Глава 24
Март 1985 года, ТАВКР «Леонид Брежнев», Средиземное море.
Возвращение на корабль было не самым быстрым. Даже с авторитетом Бурченко, найти «лишний» вертолёт было делом сложным. Все винтокрылые машины 5й эскадры были задействованы по другим задачам.
Меня больше интересовал вопрос с потерей самолёта у американцев. Вони теперь будет на весь Средиземноморский бассейн. А как на это отреагирует командование и руководство из Москвы, совсем непонятно.
Наш Ка-27 коснулся взлётной палубы уже на закате дня. Соосные винты начали останавливаться, а мы выходить из грузовой кабины.
На палубе заканчивали погрузку двух МиГ-29К на подъёмник. Техники, обслуживающие Су-27К, занимались швартовкой. Водитель тягача размахивал руками, возмущаясь скоростью крепления водила к самолёту. Спешит закончить лётную смену как можно быстрее.
Личный состав обслуживающий аэрофинишёры, проверяет их целостность перед уборкой. Несколько лётчиков авиагруппы, которые задержались после вылетов, приветливо машут и приглашают на вечерние посиделки в кают-кампанию.
Я поднял глаза на флаг Военно-морского флота СССР, развивающийся на гафеле. Каждый раз, когда его вижу, гордость берёт за страну.
— Надо предложить сделать вертолёты побольше, — кряхтел Олег, выйдя на палубу из Ка-27 позади меня.
— Просто ты слишком здоровый для такой грузовой кабины, — похлопал его по спине Тутонин, который был гораздо меньше габаритами Печки.
— Перекачался, брат, — продолжил подшучивать над Олегом Саня Белевский, закидывая на плечо сумку.
— Кто ещё что скажет? — возмутился Печка, разводя руками в стороны, будто приглашая нас на разборку.
— Ну правда! На тебе скоро комбинезон сходиться не будет, — ответил я и пошёл в сторону надстройки.
— Зато у меня пресс под рубашкой гладить можно, — крикнул он мне вдогонку.
Морозов тоже не прошёл мимо возможности сумничать. Правда сделал это не при Печке, а догнав меня рядом с площадками для стоянки самолётов.
— Гибон перекаченный, — прошептал он.
Не вышло, пока у этих двоих помириться. Как по мне, не дерутся и хорошо. Задачи выполняются, испытания проводятся. Только до какого времени наша группа будет действовать в условиях строжайших «непоняток» и секретов, одному Бурченко известно.
Андрей Викторович нашёл меня спустя два часа в каюте, когда я лёжа на шкомке перечитывал письмо от Веры.
— Пройдёмте со мной, Сергей Сергеевич, — сказал он, заглянув к нам.
— Далеко? — спросил я.
— Нет, но надолго, — усмехнулся Бурченко.
Как и подобает законам всех военных жанров, вечерние посиделки в кают-компании теперь пройдут мимо меня. Пока надевал кроссовки, Морозов сел на шкомку, готовясь что-то спросить. Однако не торопился этого делать, наблюдая, как я завязывал свои «Ромики».
— Совещание? — спросил Николай.
— Наверняка.
— Слышал, что генерал в Ливии нами недоволен?
— Признаюсь, мне редко попадаются довольные генералы, — улыбнулся я.
— Ты не переживай. Всё мы делаем правильно. У Белевского и Вити приказ. У нас троих — задача. Все мы люди служивые.
Морозов говорил как-то уж обречённо. Будто ждёт чего-то неизбежно плохого. Я посмотрел на него и увидел человека, отправляющегося в последний бой. Он провёл рукой по волосам и продолжил.
— Я знаю, что это не наша земля, море и страна. Да и про ливийских военных наслышан. Но тут и простые люди живут. Женщины, дети и старики. Они не виноваты в том, что какому-то «актёру» взбрело в голову наказать не понравившегося ему князя этих земель.
Николай откровенничал первый раз на эту тему. Я ни разу за всю командировку от него не слышал подобных слов.
— Справимся с этими «стервятниками Запада», — ответил я, одобрительно похлопал Саню по ноге и пошёл к двери.
— Просто, чтобы ты не сомневался в следующий раз. Наши манёвры и заходы в хвост до поры до времени. Кому-то придётся пустить ракету первым.
Я ничего не ответил и вышел в коридор. Ни на какое совещание мы с Бурченко не проследовали.
— Нам надо бы обсудить произошедшее и отношение к инциденту старшего группы советских военных специалистов в Ливии, — сказал Андрей Викторович, замедляя шаг.
В данный момент мы следовали в сторону кабинета, где проходили предполётные указания. Возможно, именно там собралось начальство.
— А мы ориентируемся на его отношение?
Класс указаний мы прошли. Пока я терялся в догадках, куда мы идём.
— Нет конечно. Но репутацию он вам может подпортить.
— Не вам, а нам, — поправил я Бурченко.
— Скрывать не буду, что моё ведомство сделает всё, чтобы на нас не падала тень. Про Министерство авиационной промышленности так не думаю.
После произнесённого, я остановился. Такое отношение Бурченко выглядело очень странным.
— Мы ваши указания выполняем, Андрей Викторович. Думаете, вы настолько незаметны на корабле, чтобы ваши действия остались незамеченными?
— Родин, вы же проницательный человек. Я вам лишь довёл возможный результат рапортов, жалоб, слёз и возмущений со стороны генерал-лейтенанта Ждунова, — усмехнулся он и подошёл ко мне вплотную, готовясь что-то прошептать. — Я своих не бросаю. Запомните это.
— Постараюсь.
Слова громкие, но за ними должны быть и действия. Равнодушия к нам со стороны Бурченко за время командировки я не видел, если дело касалось группы «Куб». В разговоре со Ждуновым он ему намекнул на верный порядок наших действий.
Тут я прислушался к громким голосам, доносившимся из кабинета предполётных указаний.
— Он действовал согласно обстановке и моего приказа. Мы с вами в боевом походе, а не на главном военно-морском параде!
Так громко может говорить только Ребров. Дверь в кабинет открылась, и в коридор вышел Павел Ветров. Вид у него был уставший и потерянный.
Он собрался что-то сказать, но Бурченко остановил его, приложив палец к губам.
— Свободны, молодой человек, — тихо сказал Андрей Викторович.
Ветров, судя по скорости перемещения, был очень рад подобной возможности. А вот мне не прельщало быть в роли подслушивающего.
— Я пойду.
— Останьтесь. Нам предстоит ещё разговор с командирами.
— Поговорить можно и после того, как они закончат.
— Ну, они уже полтора часа как определяют степень вины полковника Реброва и лейтенанта Ветрова, — взглянул на циферблат наручных часов «Омега».