— Мы ещё не «научили» его работать по надводным целям, — поправил меня зам. Белкина.
— Это не составит большого труда, — вступил в разговор Меницкий.
Белкин показал мне жестом, чтобы я продолжал.
— Раз мы расширяем ударные функции, значит, и нагружаем при этом лётчика. Для большей эффективности должен быть второй член экипажа.
— Один лётчик уделяет основное внимание пилотированию машины и навигации, а второй работает с вооружением. А там можно и подумать о разведывательных функциях или постановке помех, — подхватил мою идею Меницкий.
— У нас есть самолёт с двойным управлением, который ничем не уступает нашему корабельному варианту, — присоединился и тот самый инженер, который работал над самолётом во время нашей командировки в Крыму.
Он довёл, что ещё месяц назад на заводе были закончены работы над «спаркой» МиГ-29. По его описанию, я понял, что это прообраз МиГ-29КУБ или МиГ-35. А может, и «мини-МиГ-31».
— Идея хороша ещё и возможностью унификации производства. Наши Мки и планировавшийся М2 ничем отличаться не будет от «корабелок». Складное крыло, усиленное шасси и гак не в счёт. Не говоря о том, что не нужно делать отдельные учебно-боевые самолёты для тренировок личного состава на корабле, — рассказал один из главных конструкторов.
— А что вы собираетесь делать с лишним пространством? Что если понадобится одноместный истребитель с базированием на земле? — опять возмутился заместитель Белкина.
— Туда встанет дополнительный бак на 360–400 литров. Больше топлива не помешает, — ответил я.
— Ерунда какая-то. Ваше стремление во что бы то ни стало сесть на корабль продиктовано моральными соображениями. Такой способ почтить память Ивана Швабрина может обернуться проблемами, — продолжил зам.
— Оно продиктовано в первую очередь интересами страны и фирмы.
Заместитель генерального конструктора недовольно цокнул языком, но его мнение поддержки не нашло.
Белкин внимание на это не обратил. Его больше удивило, что о ходе подобной работы не докладывалось ему на совещаниях. Инженеры и представители завода в Луховицах пожимали плечами. Они утверждали, что обо всём докладывали, но никто особого внимания не обращал.
— Почему и я о нём ничего не знаю? — удивился Федотов, который тоже такие вещи обязан был контролировать.
Сдаётся мне, что кто-то внутри нашей фирмы не хотел появления этого самолёта.
— Александр Васильевич, мы не считали нужным постоянно напоминать. В документах он шёл как учебно-боевой. Готовился как обычный МиГ-29УБ. В процессе создания подходы менялись и нас постоянно теребили. Поставьте это! Снимите с него-то и поставьте на другой самолёт. Вот и собирали из чего есть.
Ну, всё как всегда у нас в стране.
— И он облётан? — спросил Байрамов.
— Да… Хотя, скорее нет. Руление, пробежки сделали, а в воздух только пару раз поднимали, — ответил инженер с завода.
— Хм, вы всё ещё мечтаете о посадке на палубу, Сагит? Он даже не летал толком. А времени у нас нет, — продолжил стоять на своём заместитель генерального конструктора.
Белкин встал и начал ходить по кабинету. Он гордо держал перед собой курительную трубку, готовясь поджечь табак внутри.
Обсуждение перешло в стадию споров, где громче всех высказывался зам. Белкина. Странный тип! Очень уж он рьяно ратует за отказ от корабельной тематики.
— Решение принято. Кому ещё здесь неясно? — громко произнёс заместитель.
— Это мне решать, — тихо сказал Белкин.
— Простите, Анатолий Ростиславович. Вы же сами сказали, что вопрос закрыт окончательно?
— Ну, значит, не закрыт. Поторопился. С кем не бывает, верно, Васильевич? — закурил Белкин, обращаясь к Федотову.
— Так точно, товарищ генеральный.
Анатолий Ростиславович подошёл к окну, задумчиво всматриваясь в него.
— Насколько вероятно посадить этот самолёт без тренировок? Время у нас только на облёт и перегон, — спросил Белкин.
— Это невозможно, Анатолий Ростиславович, — вновь вклинился заместитель.
— Не у вас спросили, Борис Николаевич, — высказал ему Меницкий.
Не первый день в КБ МиГ, а только сейчас я услышал, как зовут этого заместителя по фамилии Паклин. Тип скользкий, и с каждым выступлением он мне всё больше противен.
— Александр Васильевич, что скажете? — спросил Белкин Федотова.
— Думаю, что Сергей Родин и Сагит Байрамов в состоянии сами ответить.
Белкин посмотрел на меня и выпустил дым.
— Слушаю вас, Сергей. Вы предложили, вам и ответ держать.
Конечно, я был готов хоть завтра сесть на палубу. Сагит тоже. Но мы тренировались на одноместных самолётах, которые были к этим посадкам приспособлены. Здесь же «кот в мешке». И не факт, что концепция двухместного истребителя, о которой я сказал, впечатлит Министерство обороны.
— Ввиду того что времени у нас нет, предлагаю пропустить этап тренировок на НИТКе, — ответил я.
Ох, что тут началось! Возмущения, смешки, вздохи и остальные проявления несогласия со мной от руководящего состава. Молчал только Федотов, довольно улыбающийся. По его подмигиванию мне было понятно, что он сказал бы то же самое.
— Тише! — крикнул Белкин, прекратив споры. — Стойки выдержат?
— Они усиленны. Подобный образец взлётно-посадочных устройств стоял на лаборатории, которая взлетала и садилась на тренажёр ещё два года назад, — ответил инженер с Луховицкого завода.
Белкин задымил. Понимаю, что сейчас он решает для себя важную дилемму. Если нам дадут «зелёный свет» и ничего не выйдет, Анатолий Ростиславович рискует не только должностью, но и репутацией фирмы.
— Родин, Байрамов — завтра, чтобы были в Луховицах. Работаете с этим… «гадким утёнком», который появился ниоткуда. Мы займёмся организацией. Времени мало, товарищи.
Выходит, Белкин идёт ва-банк. Берёт на себя ответственность, продолжая тратить ресурсы конструкторского бюро на корабельный истребитель.
После заключительных слов, Анатолий Ростиславович отпустил всех. Я заметил, что среди всех серьёзных лиц инженеров и конструкторов, была очень довольная физиономия. Нетрудно догадаться, что это был товарищ Паклин.
— Сагит и Сергей, задержитесь, — позвал нас Белкин.
Как только из кабинета все вышли, генеральный конструктор заговорил с нами.
— Сами понимаете, что риск очень большой. Если не получится, меня снимут с должности.
— За что? — воскликнул Байрамов.
— Много провалов мы допустили в последнее время, Сагит.
Анатолий Ростиславович был спокоен, но видно, что ему это давалось не так уж и просто.
— Вариант только один — посадить самолёт на палубу. Это нужно для нашей фирмы. Так, мы покажем состоятельность всей линейки модернизированного МиГ-29.
Мы с Байрамовым кивнули.
— Сделаем всё от нас зависящее, чтобы посадить самолёт, — произнёс я, посмотрев на Сагита.
— Идите работать, — пожал нам руки Белкин, и мы вышли из кабинета.
На следующий день, мы с Байрамовым уже стояли в одном из ангаров Луховицкого завода. Инженеры уже вовсю работали с авиационным оборудованием. Со всех сторон звучали разговоры вперемешку с «волшебными словами», без которых ни один самолёт не взлетит.
Двухместный МиГ-29 выглядел сейчас и, правда, как «гадкий утёнок», только что появившийся на свет. Его ещё не покрасили и части фюзеляжа имели желтоватый оттенок с множеством серых вставок. Это те самые части самолёта, выполненные из композитных материалов.
— Надо ещё кое-что проверить, и будем приступать к гонкам двигателя. А там и в воздух поднимемся, — сказал нам один из инженеров завода.
— Сегодня, — произнёс я.
— Это нереально, Сергей, — шепнул Сагит.
— Времени нет. Сколько нужно для выполнения всех проверок?
Только я задал этот вопрос, как один из техников отрапортовал о завершении основной части работ. В итоге приняли решение по готовности выполнить ознакомительный полёт сегодня до наступления темноты.
Сагит сомневался, поскольку «спарка» была совсем не изучена нами. Только вчера вечером мы прочитали проект руководства по лётной эксплуатации этого самолёта. В голове ещё ничего не отложилось.
— Мы собираемся поднять в воздух очень «сырой» самолёт.
— Это наша работа. Тем более, не такой уж он и «сырой». Его уже подымали в воздух. Летать уже научили, — сказал я, выходя из ангара.
Погода над Луховицами сегодня пасмурная. Не самая подходящая для ознакомительного вылета. Однако, возможности ждать нужных погодных условий у нас нет.
Подготовившись к вылету и надев обмундирование, мы с Байрамовым пошли к самолёту. Его уже выкатили из ангара и закончили заправлять топливом. Я заметил, что бортовой номер у него 311. Почти как на серийной машине Ивана…
Я медленно обошёл МиГ-29. Есть выражение, что лётчик, идущий на вылет как на подвиг, к этому полёту не готов. Вот и я отгонял от себя все мысли о серьёзности задачи и эмоции связанные с гибелью Швабрина.
Провёл рукой аккуратно по правой консоли крыла и нагнулся, чтобы подлезть под фюзеляж. Чёрно-белый штырь гака был закреплён на своём месте. Усиленное шасси в порядке. Характерные наплывы перед крылом выглядят уже привычным элементом конструкции.
Сагит уже рядом со стремянкой, чтобы занять место в кабине. Командиром экипажа являюсь я, так что он ждёт моей команды. Закончил осмотр у радиопрозрачного конуса передней части. Ещё раз погладил самолёт.
— У нас много работы, родной. Не подведи, — прошептал я.
Забравшись в кабину, мы стали готовиться к запуску. Первый вылет на новом самолёте следует произвести, как положено — соблюдая все проверки без лишней спешки. Упустить ничего нельзя.
— Лепесток, 088й, добрый день от экипажа, — поздоровался я в эфире с руководителем полётами.
— Добрый, 088й!
— Прошу запуск. Борт 311.
— Разрешил.
Весь комплекс проверок был нами выполнен. Каждое движение органами управления проходило плавно. Чувствую, что этот борт очень хочет подняться в воздух. Я даже ощутил, как широко улыбаюсь.