— Взлёт разрешил.
Удерживающие устройства отбрасываются, и самолёт трогается с места. Начинается восхождение вперёд и вверх. Скорость слегка падает, когда мы взбираемся на самый «кончик носа» корабля.
Появилась вертикальная перегрузка. Чувствую, как слегка провалились и тут же обрели опору. Самолёт зависает в воздухе, задрав нос. Напряжение, когда ты лишь наблюдатель на взлёте с палубы, не меньше, чем когда ты находишься в самолёте.
Выдохнул. Можно теперь и отметить первый взлёт с корабля. Думаю, что смотрелось это не менее эпично, чем посадка.
Сагит отворачивает самолёт в сторону аэродрома, и мы занимаем курс на Фёдоровку. Давно у меня не было такого сильного чувства выполненного долга.
— Серый, ты как? — спросил Сагит, когда мы вышли из зоны ответственности корабля.
— Лечу. По сторонам смотрю, — посмеялся я.
— И что там?
— Облака.
Как раз в этот момент мы вышли из плотной облачности. Солнце начало слепить, но светофильтр я опускать не торопился. Наслаждался этим теплом.
— Что дальше? — спросил я.
— Отметить нужно. Посидим немного, — ответил Сагит.
— Само собой, но я не про это. Ты же понимаешь, что всё только начинается.
Сагит ответил не сразу. Наверняка, он знает чуть больше меня.
— Пока мы продолжаем испытания. Всё будет известно после 22 апреля, когда состоится показ для руководства страны. Сам Русов собирается посмотреть, — ответил Байрамов.
Что ж, познакомимся с этим государственным деятелем поближе.
На аэродроме нас встречали не хуже, чем на корабле. Очередные подбрасывания вверх и поздравления с успешной посадкой на палубу. Долго делились впечатлениями с инженерами и техниками. Тем не менее, не покидало меня ощущение, что впереди у нас большие сложности.
Подъехав к гостинице, я поспешил к себе в комнату, но Вера уже бежала со всех ног. Она крепко обняла меня и не отпускала очень долго.
— Собиралась на аэродром звонить, а потом решила, что не стоит. Чего людей отвлекать.
— У нас получилось, — прошептал я.
— Значит, всё было не зря?
— Надеюсь. Кажется, предстоит ещё больше работы.
Тем вечером мы собрались на заднем дворе гостиницы вместе с инженерами и техниками, чтобы отметить это важное событие. Не отказались к нам присоединиться и «суховцы». Вигучев произнёс несколько слов о совместной работе наших фирм.
Чуть позже мы отошли с ним в сторону, чтобы пообщаться с глазу на глаз.
— Ваня мне говорит: ' — Ты, Георгий Викторович, летать не умеешь. Смотри как надо', — рассказывал Вигучев мне о его беседе со Швабриным.
— И пролетел? — посмеялся я.
— Так пролетел, что у старшего из комиссии фуражку сорвало.
— Мда, способный был Иван.
— Это точно. Жаль, не увидел он нас сегодня. Сергей, ну ты спрашивай. Не просто ж так отошли в сторонку, — улыбнулся Вигучев.
Я наблюдал, как весело общаются представители наших фирм. Никакой конкуренцией за приготовлением шашлыка не наблюдалось. Ощущение, что посадка на палубу — общая победа научной мысли самолётостроения страны.
— Почему пропустил меня? Ведь ты мог сесть первым.
— Мог. А чтобы это изменило? — спросил Георгий Вигучев.
— Первая посадка. Вошёл бы в историю. Престиж фирмы, на худой конец.
— Ты и без меня понимаешь, что это бы ничего не изменило. Все решения будут приниматься в больших кабинетах. А там неважно, кто первым сел.
— И всё же, на вопрос можешь ответить? — настоял я.
Вигучев улыбнулся и отпил вина из бокала.
— Не знаю. Посчитал, что так будет правильно. Всё, что я могу сделать в память об Иване. Ну и ты его не подвёл.
Расплывчатое объяснение. Георгия я уважал и до сегодняшнего дня. А теперь ещё больше.
— А что насчёт решения в кабинетах? Ты что-то знаешь?
— Пытаешься выведать информацию, — улыбнулся Вигучев.
— Не хочешь — не говори. Нам всё равно придётся работать вместе. Мы сели первыми, а вы взлетели. У вас есть плюсы перед нашим МиГ-29 и у нас перед вашим Су-27 есть преимущества. Паритет, к которому мы всё равно будем приходить из раза в раз.
Георгий задумался и снова отпил вина, закусив кусочком шашлыка.
— Я признаюсь тебе, Сергей. Все последние самолёты КБ Сухого созданы с одной-единственной целью — победить в конкуренции КБ МиГ. И так будет и дальше.
— Само собой.
— Но есть дело, в котором нам придётся объединиться. Нам нужно развивать палубную авиацию, чтобы труды тысяч людей не были напрасны.
Вигучев дело говорит. Их Су-27 ещё не до конца пошли в серию. Есть проблемы и нарекания. Как и МиГ-29М, встретившийся с ожесточённым сопротивлением в лице руководства авиационной промышленности.
— И ты думаешь, что показ Русову ничего не изменит?
— Я боюсь, что он вообще может не состояться. Они сразу покажут ему Як-141 и продолжат работать над «вертикалками». Нам следует действовать в паре против КБ Яковлева, если ты меня понимаешь.
— Понимаю, но это неправильно.
— И что ты предлагаешь? Доказывать, что наши самолёты лучше? Там всё схвачено. И в морской авиации летают на «вертикалках». На флоте могут отказаться от проекта истребителей с горизонтальным взлётом, — возмутился Вигучев.
Вот теперь я понял, что за проблема встала. Нет у наших фирм учебных самолётов в наличии, чтобы учить лётчиков палубной авиации, а корабль уже готов. Пускай и с оговорками. Авиационная промышленность не успела за темпами строительства корабля.
— Так давай учить военных лётчиков садиться и взлетать прямо во время испытаний учебных самолётов.
— Ты с ума сошёл? Никому это не надо. Нужно сформировать полк или хотя бы эскадрилью лётчиков, готовых профессионально и морально к службе на авианесущем крейсере. Перво-наперво отбор. Ты знаешь хоть кого-то, кто этим будет заниматься?
О, да! Знаю я одного человека. Даже двух!
Глава 15
В уме мелькало несколько фамилий на роли тех, кто бы мог заняться отбором военных лётчиков в палубную авиацию. Первым был, конечно же, Тимур Апакидзе. Он в этот год готовился к поступлению в академию. Службу проходил на Балтике в должности заместителя командира полка. Отыскать его будет несложно. Главное — убедить в этой кандидатуре должностных лиц.
Что касается второго человека, то здесь всё гораздо проще. Я знаю только одного блестящего «педагога», который и дивизию сможет построить. Была одна только проблема… Ребров не смог полностью искоренить пьянство в моей «третьей пьющей» эскадрилье в Белогорском учебном полку. Но тут ему на помощь придёт Тимур Автандилович с его подходом к воспитанию личного состава через занятия спортом и карате в частности.
Когда я изложил свой вариант руководства этого будущего корабельного полка, Вигучев меня поднял на смех.
Гелия Вольфрамовича он помнил по службе в Белогорске. А вот курсанта Апакидзе не совсем.
— Слушай, против Реброва ничего не имею против. Он командир опытный и уже должен командовать полком. А кто такой Апакидзе, я не знаю. И не наше это дело лезть в дела военных.
— Ну, мы ведь можем им намекнуть, — посмеялся я, отпив сок из стакана.
— Щас! Запишемся на приём к министру обороны и изложим ему мыслишки. Сергей, не говори ерунды.
— А кто только что согласился с тем, что нужно быстрее учить военных лётчиков? Эти двое — Ребров и Апакидзе, фанаты своего дела. Особенно Тимур.
Я рассказал ему про Апакидзе, насколько это позволили мне мои знания его жизни. Вигучев, удивился моей осведомлённости. Но больше его волновал вопрос продвижения этой идеи.
— Надо разговаривать с генеральным. Пускай найдёт рычаги и намекнёт руководству…
— В этом нет необходимости. Есть у меня человек, который за любой подобный кипишь, — улыбнулся я.
Настало время обратиться к «дяде Андрею».
Наутро, я с данным предложением добрался до Хрекова. С собой для поддержки взял и Верочку, в присутствии которой Андрей Константинович будет более сговорчив.
— Родин, вот ты м… малость того… блин! — возмущался генерал, с которым мы сидели за завтраком в столовой.
При Вере, Хрекову сложно было строить разговор без использования «военного лексикона». Отсюда и такие долгие паузы.
— Андрей Константинович, я же прошу вас намекнуть начальникам. А они уже по цепочке передадут. Сделать только это надо до показа в конце апреля.
— Так! Я тебя, зас… ты… А Вера, не могла бы в магазин сходить? — отбросил в сторону вилку генерал.
— Дядя Андрей, так здесь нет такого изобилия, — расстроено сказала Вера.
— Вот видишь, зятёк! А я тебя предупреждал! Верочке всё самое лучшее.
— Андрей Константинович, а как же Родина? Ей я нужен здесь. И палубная авиация ей нужна.
Хреков выдохнул.
— На больное давишь, Родин. Ну, смотри у меня! Я намекну куда надо, но ничего не гарантирую. И ты там на палубе, язык не держи в жо… ну никуда не девай в общем.
Поблагодарив Хрекова, мы с Верой вышли на улицу, чтобы прогуляться. На её лице было небольшое смущение, граничащее с задумчивостью.
— Что случилось? — спросил я, когда мы дошли до большого пирса.
Прохладный морской воздух приятно освежал. Солнце светило ярко, радуя мою жену теплом.
— Ты понимаешь, что вы конкуренты моего КБ? Мы можем оказаться по разные стороны.
— Мы всегда с тобой на стороне нашей Родины. И ей нужно всё самое лучшее.
— То есть самолёты МиГ и Су?
— И специальный самолёт Як-44. Возможно, и Як-141.
— Но столько много истребителей никто производить не будет. Кому-то придётся подвинуться, — сказала Вера.
Мда, сложное решение. Но для страны, пожалуй, самолёты горизонтального взлёта важнее. Была бы возможность сохранить все образцы.
Конец апреля 1984 года, Чёрное море.
Плавно выполнил разворот на посадочный курс. Индикацию на лобовом стекле выключил, чтобы не мешала заходу на палубу. В голове опять делаю себе замечание, что с выводом данной информации нужно что-то делать.
— Сагит, напомни, чтобы я инженерам сказал про информацию на индикаторе лобового стекла. Так садиться невозможно, — сказал я Байрамову по внутренней связи.