Ребят мы подвезли к зданию высотного снаряжения, но высадили их у заднего входа. Яковлевцы продолжали ворчать и хаять молодёжь за проступок. Как по мне, так это не самое страшное, что они могли бы выкинуть. Получат сейчас выговор от комэска или на пару нарядов нарвутся.
Пройдя медосмотр и переодевшись в лётный комбинезон, я направился на самолёт. С техниками, мы выполнили гонку двигателей и подготовили МиГ-29 к сегодняшним полётам на корабль.
— Всё в норме, Сергеевич? — спросил у меня техник Дядя Вася, когда я спустился по стремянке.
— Да. Хоть завтра передавай самолёт в войска. Никто не подходил из военных лётчиков? А то мне даже не сказали, с кем лечу.
— Только что передали, что сегодня уже не будет вылета, — отозвался подошедший техник.
— О как! — удивился я.
Погода не будет нам долго благоприятствовать. Надо использовать каждый день для обучения. Да и задерживаться в Крыму я не хотел бы. И так уже второй месяц пошёл, а должны были в течение двух недель допуска на корабль дать в полку.
Я дал указание техникам продолжать готовить самолёт к вылету, а сам отправился в кабинет к Реброву. На «высотке» у него было отдельное помещение, где также обитали и его замы в перерывах между вылетами. Подойдя к двери, я уже слышал, как разрывается динамик стартового канала. Гелий Вольфрамович прослушивал эфир всегда.
Постучавшись, я приоткрыл дверь.
— Не заняты? Разрешите… — произнёс я и тут же решил выйти, поскольку Вольфрамович сурово смотрел на двух провинившихся.
— Занят. Заходи, Родин, — сказал он.
Слушать, как Ребров кого-то отчитывает — непередаваемое ощущение. Правда, только для стороннего наблюдателя. А вот для Ветрова и Борзова то ещё мероприятие.
— Чего смотрите, как беременные рыбы на меня⁈ Где были, я вас спрашиваю? — громко отчитывал их Ребров. — Тебя, орлёнок, я должен был проверить на спарке. Прежде чем ты сегодня с Родиным полетел бы на корабль.
Вот так! Ветров, оказывается, опоздал на вылет с самим командиром полка.
— Командира полка заставил ждать! Была б моя воля, я бы тебя за ноги и об угол сосны шандарахнул!
— Товарищ командир, за что? — расстроено спросил Борзов, вступившийся за Ветрова.
— Не за что, а чем! Задницей об сосну, чтоб больше головой думал. Тебя это тоже касается, Борзов! Который раз уже опоздал?
— Первый, товарищ командир!
— Это сегодня первый раз. Ты мне чего тут написал? — тряс перед Борзовым листком бумаги Ребров.
— Всё как было написал, товарищ полковник.
— Всё как было, сделаю я. Одного отправлю в один конец полуострова, другого в другой. Только полуостров не Крым, а Чукотский будет! Ясно вам?
— Так точно!
— Вон отсюда! Зачёты лично мне будете сдавать, когда я успокоюсь.
Два лейтенанта развернулись и зашагали к выходу. У двери развернулся Ветров и решил обратиться к Реброву. Я повертел головой, чтобы он даже не думал и звука издать.
Как только дверь закрылась, Вольфрамович достал пачку «Космоса».
— Вот что с ними делать⁈ Настроение испортили. Хочешь почитать, как своё опоздание объяснил Борзов? — протянул мне листок Ребров.
Я встал с дивана и подошёл к столу. Взяв объяснительную, начал читать про себя и не сдержал смешок.
— Смешно? Читай вслух это сочинение. Мне вот не до смеха, — ворчал Ребров.
— Прибыл сегодня… тогда-то… в силу объективных причин. Ночуя у малознакомой девушки в соседнем посёлке Стояково, кажется… — засмеялся я после прочтения названия населённого пункта.
— Тебе название посёлка смешное или то, что ему это название кажется? — возмутился Ребров. — Читай дальше.
— Встал заранее. Но, вышедши из подъезда частного дома, попал в сильный туман. Из-за чего у меня произошла потеря пространственной ориентировки. Использовав все средства приведения к горизонту и навигации, я вернулся на аэродром вылета, то есть в подъезд. Выждал время до полного рассеивания тумана. Через час обнаружил, что видимость не улучшилась. Принял решение пробираться в сторону полка пешком, поскольку дорога до остановки проходила через грозовой фронт с повышенной электризацией.
Дальше я уже читать не смог. Всё и так понятно — фантазия у Борзова, который написал эту объяснительную командиру эскадрильи, большая.
— Вот так и живём. Между прочим, это ты полгода назад Георгия Анатольевича Борзова отобрал в полк.
— Вы тоже были не против, — ответил я, отдавая объяснительную Реброву.
Вольфрамович открыл ящик и аккуратно положил этот документ в папку. Я посмотрел, что в этом хранилище у командира полка много рукописей.
— Собираю подобные шедевры. Потом на пенсии насмеюсь. Сейчас не до этого. Дел много, — поднёс к горлу ладонь Вольфрамович.
Он подошёл к старому электрочайнику и включил его. Предложил мне чай, но я отказался.
— Даже не думай просить за них, — сказал Ребров, насыпая себе сахар в кружку.
— Их всё равно готовить. Сегодня или потом.
— Значит, потом.
— Разве они плохие ребята?
— Лётчики, они хорошие. Очень даже. А вот военные из них безответственные. У нас профессия «военный лётчик». Понял, что на первом месте в названии стоит?
Я кивнул. Но в голосе Реброва чувствуется, что он готов сменить гнев на милость. Вольфрамович не хуже меня понимает, что ему нужно готовить лётчиков как можно быстрее.
— Дайте мне поговорить с ними. Вразумлю, — ответил я и поднялся с кресла.
— И всё равно полетишь с ними на корабль. Долго их опекать будешь?
Ребров припомнил мне, как я с Ветровым и Борзовым при освоении тренажёра НИТКА. уделял им больше внимания, рассказывая нюансы посадки на палубу. Позволял и немного импровизировать в полётах, что выливалось в обвинения в хулиганстве.
К другим я такой заботы не проявлял, хотя со мной летало много человек с полка.
— Последний раз, Родин. Сядут на палубу, и отправлю их жить в казарму.
— Их лучше женить, Гелий Вольфрамович.
— Так ведь не женятся! В городке столько девчонок красивых, а они всё по замужним бегают. И ведь не боятся их мужьям попасться.
— У вас и такая информация есть о них? — удивился я.
— Родин, иди ка ты на… самолёт!
Обожаю своего бывшего комэску. Но с гавриками надо поговорить. Фитиль в заднице нужно им затушить.
Войдя на высотку, ко мне сразу подбежали Ветров и Борзов. На их лицах читалась просьба о помощи.
— Сергей Сергеевич, вы же нас знаете. Так уж получилось, — первым начал оправдываться Борзов.
— Гера, я уже говорил, что передо мной оправдываться не надо. Я не ваш командир. И он абсолютно прав. Если вы вдвоём постоянно косячите, как ему ещё вас вразумить.
— Но ведь сегодня первый вылет. Это произвол так поступать, — возмутился Ветров.
Такое ощущение, что он себя виноватым не считает.
— Паша, громкость убавь, а то перепонки лопнут. Нарушил, значит, будь готов нести ответственность. Вопросы?
Парни замолчали. Смотрю на них и понимаю, что эти двое будто поменялись характерами. Ветров выглядит излишне самоуверенным, а Борзов наоборот более скромен в своих высказываниях.
— Нет вопросов, — ответил Паша.
— Прекрасно. Идите готовьтесь, — ответил я и показал на класс предполётных указаний.
Борзов и Ветров обрадовались, что и на этот раз их пронесло. Но разговор с ними я ещё не закончил. Перед таким важным событием в жизни лётчика, как первая посадка на палубу, нервировать их сильно тоже нельзя.
Через десять минут я вошёл в класс, где за одним из столов сидели два юных парня в оранжевых костюмах ВМСК. Борзов внешне был напряжён. Нога дёргалась под столом, а он сам слегка подпрыгивал на стуле. Ветров, наоборот, был настолько спокоен, что, кажется, он собирается не в полёт с посадкой на палубу, а погулять на пирсе пляжа Фёдоровки.
— Готовы? — спросил я, присаживаясь напротив ребят.
Они одновременно кивнули, и я, отложив в сторону шлем, посмотрел каждому в глаза.
— Первая посадка на палубу — важное событие в жизни лётчика. Рубеж, преодолев который вы станете лётчиками-палубниками. Элитой военной авиации. Понимаете, о чём я?
— Конечно, Сергей Сергеевич, — ответил Ветров.
— Это хорошо. Слушайте команды РВП. Он всегда подскажет, если что не так. На то у него и тангента.
— Понятно, — кивнул Борзов.
— И самое главное, вы должны быть готовы в любую секунду покинуть самолёт. Пробег, взлёт или будь то сход с трамплина — неважно. В любой момент.
После моих крайних слов настроение Ветрова не изменилось. Он был также лёгок и расслаблен. А вот Борзов напрягся ещё больше.
Через час мы уже сели на палубу двумя истребителями. Паша — со мной в самолёте, а Георгий с другим лётчиком. Каждый из них слетает со мной контрольный полёт, а затем и самостоятельно.
Пасмурная погода и нависающие свинцовые тучи над акваторией Чёрного моря не сильно радовали. По прогнозу у нас не так много времени на выполнение полётов. Корабль шёл вперёд на большой скорости, выдерживая курс против ветра, но делать это будет с каждым часом всё сложнее.
Я вылез из кабины и сразу попал на экзекуцию. Воспитательную работу с одним из лётчиков Су-27К проводил заместитель Реброва по лётной подготовке Тимур Апакидзе.
— Что надо делать? Когда выключать двигатель? — громко отчитывал подчинённого Тимур Автандилович.
Апакидзе был невысокого роста с озорным взглядом и русыми волосами, которые ещё достаточно густы. Сейчас он ещё в звании майора, но вскоре должен получить подполковника. В этой реальности он отказался от академии, только чтобы заниматься делом всей своей жизни — летать с палубы корабля и готовить лётчиков.
Больше месяца назад он первым в Советском Союзе среди лётчиков строевых частей сел на корабль. Как и в моём будущем, он сделал это на самолёте Су-27К. Теперь уже в полку более десяти лётчиков приступили к таким посадкам и летают с авианесущего крейсера самостоятельно.
— Привет, Серёга! — поздоровался со мной Апакидзе, снимая перчатку.
— Что-то серьёзное? — спросил я, наблюдая, как обтекает потом лётчик в оранжевом костюме ВМСК напротив Тимура.