— Да вот, молчит и не говорит, почему с помпажем так долго мучился, — ответил мне Апакидзе и повернулся к подчинённому. — Что произошло? Да, говори уже как есть! — наседал он на своего подчинённого.
— Да я эмоционально переволновался просто. Чуть не обделался, — тихо ответил парень.
Ёмко, а главное — точно подмечено. Мы быстро переговорили с Апакидзе по поводу дальнейшей работы сегодня, и они с лётчиком ушли в надстройку.
Я повернулся к взлётной палубе корабля. Насколько же завораживает это зрелище! Множество людей бегали, суетились, готовя к посадке аэрофинишёры. На стартовых позициях уже стоят два МиГ-29К и один Су-27К. Ревут двигатели. Во все стороны разлетаются чайки, испугавшиеся включения форсажа. Один за другим срываются с места самолёты, взбегая на трамплин. Палуба ходит ходуном, а на посадку уже заходит очередной самолёт Су-27К.
Звучит сирена, и в начале посадочной палубы выходят четыре нити аэрофинишёров. Самолёт приближается. Ещё немного, и будет касание. Самолёт выравнивается. Колёса всё ближе, и раздаётся громкий удар! Словно гром разразился над палубой.
Двигатели ещё ревут, но Су-27К продолжает торможение, вытягивая на всю длину третий посадочный трос. Едва самолёт останавливается, как затихают двигатели. Истребитель убирает гак и складывает крылья перед заруливанием на стоянку.
— Сергей Сергеевич, всё готово, — подошёл ко мне техник со спины.
— Спасибо, — пожал я ему руку и направился к самолёту.
Борзов уже сел в кабину и отрабатывал движения органами управления. Я занял своё место.
— Запускаемся, Победоносец? — спросил я по внутренней связи Борзова, пристёгиваясь.
— Ага. Сейчас запрошу.
Руководитель полётами дал нам разрешение на запуск и Борзов приступил к данной процедуре.
Пока самолёт пробуждался, трясся и готовился к очередному вылету, я почувствовал неладное. Есть иногда такое предчувствие, что не совсем всё гладко.
— Саламандра, 243й, вырулить на стартовую, — запросил мой проверяемый.
— 243й, понял. Третья позиция, — ответил руководитель полётами.
Начали выруливать со стояночной площадки. Борзов не торопился, хотя в воздухе экипажи ему за это спасибо не скажут. Конвейер со взлётами и посадками на «Леониде Брежнев» очень плотный. К тому же, я почувствовал, как по педалям идёт вибрация.
— Гера, — вышел по внутренней связи на Борзова.
— Да.
— Всё хорошо?
— Ага. Только вот трамплин.
— А что трамплин? У тебя как дела? Семья, девушка?
— Всё хорошо. А девушки нет, — посмеялся Борзов.
— Помада тогда чья была? — удивился я.
— Это… в общем… там не по любви. Чисто спортивный интерес.
Пара вопросов и Георгий Борзов смог расслабиться. Самолёт остановился, и он начал выводить обороты двигателя на максимал. Кабина начала трястись. Техник снаружи держал поднятую руку вверх, обращая на себя внимание. Небольшое движение рычагом управления двигателей вперёд, и включились форсажи.
— Есть форсаж! Взлёт, — громко произнёс руководитель полётами.
Я взглянул на техника. Он поднёс руку к голове и резко показал в направлении трамплина.
— Взлёт! — скомандовал Гера, однако сквозь вибрацию и небольшой шум я услышал важнейшую команду.
— Запретил! Запретил! Ковёр!
А самолёт уже разгонялся по палубе.
Глава 23
Ничего не предвещало такой громкой и отчётливой команды. Во время взлёта с корабля, время имеет ценность, граничащую с «бесконечностью».
Затормозить практически невозможно. Если не удастся обрести опору в воздухе после схода с трамплина, нужно отвернуть самолёт и катапультироваться. Не отвернёшь — корабль проедет по тебе.
В нашем случае, никаких отказов двигателей или систем на самолёте не было. Параметры силовой установки в норме.
МиГ-29 уверенно начал задирать нос, взбегая на трамплин. В это время руководитель полётами продолжал сыпать запретами.
Борзов мог начать тормозить, так что я предусмотрительно задержал руку на рычаге управления двигателями.
Но этого не потребовалось. Георгий оказался сообразительным, не растерялся и сразу понял, чем нам грозит выполнение команды руководителя полётами. Как ни крути, а жить хочется.
Признаков отказа нет. Самолёт уверенно взобрался на край трамплина, сошёл с него и завис в воздухе. Скорость начала расти, просадки никакой не было. Ещё секунда, и МиГ-29 полностью обрёл опору в воздухе и продолжил набирать высоту.
— 243й, взлёт произвёл. На первом, — доложил Борзов.
В его голосе были слышны нотки радости. Конечно, парень впервые сам взлетел с корабля! Вот только сейчас начнётся самое интересное. Ведь просто так в эфир команду «Ковёр» не подают. В момент разбега некорректно от слова со всем.
В профессионализме местной группы руководства я не сомневаюсь. Соответственно, кому-то другому были адресованы слова руководителя полётами.
— 243й, я Саламандра, набор 1500. Займите зону ожидания.
Борзов отвернул вправо и перевёл самолёт в набор. В эфире шёл плотный радиообмен между экипажами и руководителем полётами. Хмурые облака начали понемногу расходиться и сквозь них стали пробиваться лучи солнца.
— Не наблюдаете, принял. 315й, в секторе 170–210 нет посторонних? — запросил руководитель полётами у одного из экипажей Су 27К.
— Визуально никого. На локаторе тоже, — отвечает 315й.
Похоже, что недалеко от нас орудует нарушитель. У данных модификаций Су-27К стояли РЛС Н001. Их максимальная дальность обнаружения не более 100 км.
А на нашем борту поставили новую РЛС «Паук-МЭ». Мне было всё прекрасно видно и на дальности в 160 км.
— Сергеевич, у меня… а что это на индикаторе? — спросил Борзов по внутренней связи, когда я поменял режим работы РЛС.
— Это называется бортовой локатор. У нас с тобой он помощнее, чем на Су-27К.
— И мы собираемся кого-то высмотреть?
Пока Борзов продолжал удивляться, я заметил на локаторе метку от достаточно большого самолёта и… ещё одну, отделившуюся от него.
Первая мысль была, что самолёт-разведчик «Орион» скинул радиогидроакустический буй. Но уж слишком большой буй! Да ещё и летит он в нашу сторону.
— Саламандра, 088му. Наблюдаю. Один большой и один маленький. Разделились, — доложил я на корабль и передал координаты меток.
— Понял, вас. Внимание, всем бортам на посадку.
В воздухе четыре экипажа, взлетевших с корабля. Чтобы нам всем сесть, понадобиться не менее 10–12 минут. А если верить расчёту на локаторе, то через 9 минут противник выйдет в район авианесущего крейсера.
— Саламандра, 088й, меньшая метка снизилась и следует с курсом 140°. Дальность 115.
— Мы не наблюдаем, — вышел в эфир один из лётчиков, выполнявший заход на посадку.
Пока нет, но я-то вижу.
Руководитель полётами дал нам команду снижаться. Борзов не стал тормозить и резко начал менять высоту. Тут же на локаторе метки исчезли. Я продолжал менять положение антенны, чтобы снова обнаружить неприятеля.
Ничего, кроме как отследить его, мы сделать не можем. У нас даже пушка не заряжена.
— Саламандра, 088му, дальность 100. Скорость большая, — доложил я.
Думаю, это явно не разведывательный самолёт. У меня сразу возникает вопрос: почему здесь ещё нет товарищей из авиации ПВО? До аэродрома Бельбек, где и находится полк истребителей, рукой подать.
Первый наш самолёт зашёл на посадку. Сейчас он освободит посадочную палубу и начнёт заходить второй.
В это время мы как раз заняли высоту 600 метров. Корабль слева от нас, но ощущение надвигающейся проблемы меня не покидает. Подвернул антенну локатора и вновь обнаружил цель.
— Продолжает следовать в наш район, — тихо доложил я, но кроме как «понял», ничего больше не услышал.
Как назло, в это время и погода улучшилась. Вышло солнце, и теперь для противника будет ещё проще обнаружить район работы нашего авианесущего крейсера. За ним-то он и охотится. Сфотографировать хотят, не иначе!
— Дальность 60, — продолжил я.
— 088й, вам на посадку. Альма уже в курсе, — ответил мне руководитель полётами, дав понять, что на аэродром Бельбек уже передали информацию.
— Они вылетели? — но мне никто не ответил.
Борзов зажал кнопку выхода на связь со мной, и я почувствовал его тяжёлое дыхание. Он что-то бормотал, но разобрать сразу, не получилось.
— Не вылетели, верно? — услышал крайние слова Георгия.
— Похоже на то.
Второй самолёт, взлетавший с корабля, уже сел. Третьему ещё даже не дали команду выполнять заход.
Метка продолжает приближаться. На экране локатора его очень хорошо видно. И ничего сделать нельзя. Пройдёт сейчас над палубой, сфоткает, а потом наши будут разбираться, как такое произошло.
— И мы ничего не сделаем? — спросил у меня Борзов.
— Выполняем указание руководителя полётами. А у тебя другое предложение?
— Можем их пугануть.
Отчаянный парень! Ещё бы сказал на таран его взять. И это на новом самолёте, которых в стране не так уж и много.
Судя по метке на локаторе, самолёт-нарушитель всё ближе и ближе. Я поднял голову, пытаясь разглядеть его. Ещё немного, и он покажется.
Надо что-то решать.
— Саламандра, 088й. Цель на локаторе наблюдаю. Прошу разворот на курс 340°.
— Запретил, — громко ответили мне в эфир.
Такими темпами никто никого не перехватит. Только я собрался взять на себя управление, как меня опередил Борзов.
— Наблюдаю постороннего. Выполняю перехват, — сказал он в эфир и направил самолёт в направлении приближающейся к кораблю метки.
Включились форсажи. Почувствовался небольшой рывок назад, и вот мы уже набираем скорость, пытаясь перехватить нарушителя. Давно не было такого напряжения! Представляю, каково сейчас Борзову. Он в своём предыдущем полку никогда не вылетал на перехват!
— Знаешь, что делаешь? — спросил я.
Появилась мысль, что надо бы его остановить. Если сейчас что-то пойдёт не так, нас могут и наказать. Авианосец и так скоро увидит весь мир. Но вдруг у этого самолёта совсем не разведывательная задача?