— Конечно, — с радостью поздоровался я с Морозовым, приобняв за плечо.
Надо сказать, он тоже мне искренне улыбался, хоть и выглядел как-то уж слишком скромно. Даже по одежде можно было судить, что он давно не обновлял гардероб: серый свитер, застиранный воротник рубашки и какие-то не самые новые ботинки со сбитыми носами. Где тот Коля Морозов, который одним своим видом говорил, что он круче всех⁈
— Давно не виделись. Как делишки? — спросил Николай.
— Всё хорошо. Как сам?
— В порядке.
— Это хорошо, что у вас много общего. Морозов теперь работает в нашей фирме на должности лётчика-испытателя, — вклинится в нашу беседу Белкин.
Теперь мы с Морозовым коллеги, но так ли он этому рад? Первое впечатление: задушить меня он не хочет, и это славно.
— Расскажи, когда ты успел на корабль сесть? — спросил у него Федотов.
Мой однокурсник по школе испытателей получил допуск на авианосец очень быстро. Тут удивляться нечему. Морозова я всегда считал хорошим лётчиком. Как человек он был дерьмо, но за год мог бы и перевоспитаться.
И всё же, я старался отслеживать всех палубных лётчиков. Николая Морозова бы не пропустил. Значит, Вигучев с ним слетал сам, когда «вывозил» военных испытателей из Феодосии.
— Испытатели с Феодосии как раз выполняли полёты с корабля, и я вместе с ними. Георгий Вигучев меня быстро и «вывез», — объяснил Морозов.
Что и требовалось доказать. Если всё так, значит, у меня будет хороший напарник. Допустить его к полётам на МиГ-29 будет не сложно.
— На МиГе не садился? — спросил я.
— В 101 м полку получилось себе машину выбить только на несколько полётов на тренажёре. Военные испытатели только на Су-27К летали в те дни.
— Сколько посадок на палубу сделал? — спросил Федотов.
— Десять. Даже ночью сели с Вигучевым, — скромно ответил Николай.
И, тем не менее, грудь вперёд подал! Значит, не вся ещё гордыня вышла из него. Только бы Федотов не начал рассказывать, сколько у меня посадок, а то расстроим раньше времени Николая.
— У Сергея опыта побольше, но ты быстро с ним поравняешься, — выделил меня Александр Васильевич.
Морозов резко сжал губы. Сей факт из моего послужного списка ему пришёлся не по душе. Как бы нам друг друга не поубивать на корабле. Оттуда, если деться, то только в море.
— Работы у вас много, мужики. Дерзайте, — напутствовал нас Белкин.
Через несколько минут мы вышли из кабинета, и я захотел более подробно расспросить Морозова о его работе после окончания школы испытателей.
Надо сказать, говорил он охотно и без каких-либо выкрутасов. Будто его на заводе перевоспитали! Но напряжение чувствовалось.
— Восстановился после катапультирования и сразу летать. Сначала на заводе, а потом и в Москву позвали, но я сразу не решился ехать. Поработал в Комсомольске-на-Амуре.
Мы вышли с ним на улицу и направились к стоянке самолётов. Коля сам рассказал, что семейная жизнь не сложилась и с женой они развелись. К этому всё у него и шло. Она же ведь и в больницу к нему не приходила. Только мама его рядом была.
— Ну а как тебя в нашу фирму занесло? — спросил я.
Как раз мы дошли до МиГ-29К с бортовым номером 311. Пока Коля завис и смотрел по сторонам, я подошёл к самолёту ближе. Прикоснувшись к холодному фюзеляжу, сразу вспомнил мгновения первой посадки на палубу. Такое невозможно забыть. Этот самолёт и его «большой брат» Су-27К, буквально спасли тогда всю корабельную программу наших конструкторских бюро.
В голове начал вспоминать все посадки на палубу, чтобы вспомнить, сколько их у меня набралось за неполный год. Предварительно получилось 25 выполненных лично и ещё больше в составе экипажа.
— Задумался? — спросил Коля стоя за моей спиной.
— Вспомнилось кое-что. Так ты и не ответил, как тебя в КБ МиГ занесло?
Морозов улыбнулся. Его белоснежная улыбка в пасмурный ноябрьский день ярко сверкнула. А мне внутри как-то стало не по себе.
— Ничего удивительного. Федотов уже не летает. Место старшего лётчика сейчас занимает Меницкий, но и ему недолго осталось. Твой напарник по кораблю Байрамов всё больше смотрит на космическую программу. Сомневаюсь, что он будет потом заниматься делами фирмы, правильно?
Сагит и правда старается сейчас попасть в отряд космонавтов. Когда у него это получится, а в этом я не сомневаюсь, то он вряд ли уже будет работать в конструкторском бюро МиГ. Уйдёт куда-нибудь в руководство Министерства авиационной промышленности.
— Допустим. К чему ты весь этот расклад мне дал?
Теперь уже однозначно. Ошибочно я решил, что Коля ныне не такой заносчивый. «Шкурный» интерес у Морозова, что не очень хорошо.
— Как же⁈ После Меницкого стать старшим лётчиком фирмы шансы есть только у меня. В конструкторском бюро Сухого было бы сложнее.
Люди меняются, но крайне редко. Морозов не тот случай. Не просто так он изначально изображал из себя такого простенького парня. Втирался в доверие к начальству.
— То есть, меня ты на должность старшего лётчика не рассматриваешь? — удивился я.
— Ха! Лётчик из тебя неплохой, но не более. Без обид, — посмеялся Коля и похлопал меня по плечу.
Он начал было уходить, но я его остановил. Такое ему не понравилось. Зыркнул он на меня, будто на врага народа.
— Что-то не так?
Этот человек, переполненный нарциссизмом и пафосом, ещё спрашивает! Перед столь важным заданием в Средиземном море такие разговоры чреваты.
Надо ему популярно объяснить, иначе мы можем не выполнить задачу. Не хочу сомневаться в том, что этот парень не прикроет меня от американцев.
— Всё не так. Свои амбиции и мечты оставляй на берегу. В море мы с тобой напарники, друзья и братья. И ты слушаешь меня, как старшего группы. Тебе ясно, Николя?
— Предельно, — ответил Морозов.
Пыл Николая поостыл. Надеюсь, он понимает, насколько серьёзным может быть задание в море.
Наступил январь 1985 года. Первый же день на корабле был «незабываемым»! И поводов здесь огромное количество.
Для начала — масштабы самого авианесущего крейсера. Это только с борта самолёта при заходе на посадку он выглядит как спичечный коробок.
На самом деле это огромный зверь, длиною в 300 метров и шириной в 70. Схему корабля невозможно выучить. Для удобства применена система так называемых «сходов» — пронумерованные трапы. Всего их 56. По левому борту чётные, по правому — нечётные. Так и бегают матросы, ориентируясь только по номерам сходов.
Есть ещё и 57й сход в кормовой части верхней палубы или юте. Но он ведёт к месту «последнего пребывания» — морг.
Всех технических данных первого отечественного авианосца запомнить невозможно. Зато в памяти сразу отложился первый проведённый вечер на нём.
После перелёта и не самой простой посадки на палубу мы с Морозовым отправились в нашу каюту, расположенную на одном из ярусов надстройки. Лётный состав на корабле — люди слегка привилегированные. Отсюда и каюты у нас более комфортные, чем 20ти местные кубрики у матросов.
Открыв дверь, мы оказались в небольшой комнате без иллюминатора. Чем-то напоминает купе в вагоне СВ, только много шума и немного больше по размерам. На «Леониде Брежневе» всегда что-то шумит, но бывалые моряки говорят: привыкнуть недолго.
— Так, я в душ, — сказал Николай, бросив сумки на нижнюю койку.
— Ты бы так не спешил. Мы же не в гостинице с тобой, — сказал я вдогонку Николаю.
— Мы с тобой лётный состав. Голубая кровь и белая кость. Тем более, наша группа ещё и «особенная».
Ох, и неправ мой коллега! На корабле такое не прокатывает. Хоть для меня это и первый выход в море, но про флотские традиции и суровый уклад жизни наслышан. Не стал я переубеждать Морозова.
Пускай сначала сам оценит все условия жизни на корабле. Как только он вышел из каюты, я сел на кровать и осмотрел интерьер.
Стол, три шконки или как некоторые называют диванчика. Ближе к двери — умывальник с бачком для воды объёмом 20 литров.
Имеется шкаф для верхней одежды, полки для нижнего белья. Внимание привлекла радиоточка, которая не имела кнопки отключения. Оно и правильно — как ты будешь слышать тревогу в случае таковой.
С улыбкой вспомнил, что несколько дней назад я наслаждался обществом своей красавицы жены на нормальном диване и с безлимитным количеством пресной воды.
Теперь же представляю, как будет непросто в этой командировке. Точнее, в походе на боевую службу.
Дверь открылась, и в каюту вошёл худощавого телосложения, рыжий, курносый и с густыми усами майор. Именно он, поскольку синие просветы на погонах выдавали в нём авиатора.
— О, сосед! А мне сказали, что буду со старшим группы жить. Александр Васильевич Белевский, с Феодосии, — протянул он мне руку, которую я пожал, привстав с кровати.
— Если ты испытатель, то старший группы перед тобой. Сергей Родин, конструкторское бюро МиГ.
Белевский аж усами зашевелил. Не пойму только, что его смутило во мне.
— Не думал, Сергей, что ты… вы настолько молоды.
— Давай на ты. Так проще. Не люблю всей этой строевой гимнастики.
— Принято. Я смотрю, тут ещё один сосед у нас.
— Да. Коля Морозов…
— Ого! Добился, гадёныш! Только не говори, что он в ваше КБ перевёлся, — несколько недоброжелательно Александр высказался о Николае.
Успел и военному испытателю досадить уже Морозов. Даже не хочется спрашивать, как именно.
— Перевёлся. А сейчас в душ пошёл.
Белевский засмеялся и начал раскладываться. Как он объяснил, помыться у Николая вряд ли получится.
Как знал! Через минуту вернулся Морозов с широко открытыми глазами.
— Там душ затопило. Воды по щиколотку, и такое плавает там!
— Такое бывает. Матросы после тяжёлого дня стараются как можно быстрее помыться. Иногда там не только мыло плавает, — посмеялся Саша.
— И кто это будет убирать? — возмутился Морозов.
— Те же матросы. Косячных всегда находят для такой работы.
— Мыться перехотелось, — махнул рукой Коля.