— Родиной не торгую, мистер Грей. А ваша показательная экскурсия меня утомила. Есть ещё что показать? — спросил я.
Грей проматерился на английском и начал ходить из стороны в сторону, сложив руки на груди.
— Я получаю в год, как у вас пилоты авиакрыла все вместе взятые. Это разве хорошее отношение правительства к вам? В чём смысл служить тем, кто тебя не ценит.
Есть, конечно, над чем подумать. В материальном плане в США наши оппоненты получают в разы больше. Это бесспорно. Но куда ему понять наши ценности, которых мы придерживаемся.
— Значит, ты служишь стране за деньги. Не за флаг. Тогда ты ничем не лучше наёмника.
— Своей стране я служу всегда, и она меня за это ценит. И не только она. Пошли, кое-что покажу, — ответил мне Грей.
Мы ушли с палубы и вернулись в лабиринты коридоров авианосца. В очередное помещение в непосредственной близости от полётной палубы мы зашли без стука.
— А вот класс предполётного брифинга, — показал мне следующее помещение Алан.
— Встать! — скомандовал один из присутствующих пилотов.
Вроде Алан Грей гражданский. В классе, как я посмотрю, присутствуют офицеры от лейтенанта младшего класса до лейтенанта-коммандера. Если переводить на наши звания — от младлея до майора. Значит, господин Грей только косит под гражданского. Только его примерный возраст не позволяет ему быть старше американского майора.
— Добрый день! Спасибо! — поблагодарил их Грей и все сели на свои места.
После этого присутствующие подняли на меня глаза. Что в них? Это и презрение, и удивление, и смех. Сразу понятно, что эти люди приверженцы политики своего государства. Согласно которой, Советский Союз — империя зла, а Америка — нация исключительная. Так что, иных взоров на себе, я не мог ожидать.
В классе нет особых отличий от нашего. Множество карт, которые ещё до нашего входа были завешены. Несколько пилотов, которые ведут подготовку, наверное не будут изучать район полётов. Подготовились к моему приходу, однозначно.
— Схемы захода на посадку, дополнительная информация про ваши самолёты и миниатюрные копии советских истребителей. Только нет среди них Су-27 и МиГ-29, — показывал мне Алан на плакаты над доской перед классом.
— Мда, странно. Думал, вы уже всё откопали, — ответил я.
— До последнего в командовании не ждали вас в Средиземном море.
— Ну вы не ждали, а мы припёрлись, — улыбнулся я.
Алан не сразу понял значения слова «припёрлись». Пришлось объяснить.
— Всё равно, все думали, откажетесь от втягивания в конфликт. Но я знал, что ваше присутствие неизбежно.
Какой проницательный! Алан внимательно посмотрел на меня, а затем откликнулся на зов одного из пилотов за спиной.
— Сэр, а чего этот «красный» тут делает? — кивнул лейтенант в мою сторону.
— Провожу экскурсию. Он наш коллега.
— Куда ему до нас, а тем более до вас, — отмахнулся ещё один парень с нашивкой лейтенанта-коммандера.
— Может, поделишься мнением о наших самолётах, а мы расскажем наши мысли о ваших? — протянул Грей мне модель «Хорнета», взятую у одного из пилотов.
— У вас прекрасная машина. Мы не нашли недостатков, — соврал я.
— Спасибо. Мы тоже ничего не нашли, — ответил Грей и убрал маленький Ф/А-18.
Собравшиеся в классе пилоты стали посмеиваться в мою сторону.
— Что-то не так, лейтенант? — спросил у одного из них Грей.
— Как он может что-то знать, если только начал службу. Мы уже имеем за плечами три месяца похода и пару десятков взлётов и посадок на палубу. Он не может называться нашим коллегой, — произнёс лейтенант, не вставая с места.
Грей улыбнулся, а потом взглянул на меня и наклонился к уху.
— И ты думаешь, мне неизвестно, кто самый результативный лётчик на советском авианосце? Сейчас я покажу тебе, как у нас уважают заслуги.
Алан прокашлялся и сделал шаг вперёд от доски.
— Лейтенант, вы чтите наши традиции?
— Конечно, сэр! — громко ответил тот.
— Все чтят традиции? — обратился к классу Грей.
— Да, — закивали все.
Смущает меня подобное начало выступления. Всё сложнее делать вид, что ничего не понимаю в словах Алана.
— Так вот, перед вами человек, совершивший более 100 посадок на палубу на самолёте с горизонтальным взлётом и посадкой, — указал он на меня.
Блин! Может они ещё цвет моих трусов знают, и что я жене в письмах пишу? Как так-то⁈ Даже количество посадок им известно.
В классе все притихли. Какую-то странную рекламу мне сделал Грей. Но слова, сказанные классу, он мне не перевёл. Пауза затягивалась.
Напыщенный вид пилотов вдруг сменился… уважительным взглядом. Сначала встал один лейтенант, потом и второй, за ним третий. А потом и все остальные. Что за очередное представление тут разыгрывают американцы? Или раз у них президент — бывший актёр, надо и всем силы попробовать в постановках?
— Видишь, Сергей. Мы уважаем достижения пилотов. Совершивший 100 и более посадок на палубу всегда удостаивается такой чести.
— О каких 100 посадках ты говоришь? Мы цифр таких не знаем ещё и в морской авиации, — улыбнулся я.
— Отпираться и обманывать меня можешь сколько угодно. Но не обманывай себя. Когда человек, совершивший столько посадок на палубу заходит в помещение, присутствующие независимо от звания должны встать. Подумай теперь, так ли тебя ценят в советской авиации?
Хорошая традиция. Не поспоришь. Но, думаю, достаточно уже на сегодня гулянок.
— Подумал.
— И что решил?
— Решил, что утомил ты меня своими предложениями. Веди обратно в камеру. Спать хочу, — ответил я, широко зевнув.
Алан расстроено покачал головой.
— А вот спать тебе ещё не скоро дадут, — ответил он, и мы пошли на выход из класса.
Всё это время пилоты не садились на свои места.
Глава 12
Середина марта, 1985 года. Авианосец «Карл Винсон», Средиземное море.
Скрипнула дверь, и я медленно поднимаю взгляд на вошедшего матроса.
— Как у вас дела? — прочитал по бумажке морпех.
— Нормально, а у вас? — спрашиваю я, но ответа нет.
Так же быстро уходит и закрывает за собой дверь. Свет включается, звуковое сопровождение тоже. И снова пытка.
Отсчёт времени вести с каждым днём всё сложнее. Каждый раз, возвращаясь в камеру после беседы с Мэлвином, я только и жду, когда в очередной раз вдохну воздуха вне этих четырёх стен.
Да что там! Я словно во временной петле. День за днём, час за часом, картина не меняется.
Открываешь глаза и перед тобой белые стены одиночной камеры. В динамиках проигрывается одна и та же мелодия, а воду и еду приносят всегда внезапно. И только тогда, когда я погружаюсь в сон.
Трудно понять, сколько мне позволяют отдохнуть. Для меня это время пролетает как один вдох и выдох.
Провожу рукой по щетине, пытаясь хоть как-то поддерживать функцию осязания. Она постепенно уходит, сопровождаясь тремором не только рук, но и ног.
— Жарко, — шепчу я про себя, еле разомкнув сухие губы.
Ломать эти ребята умеют. Всё как по своему пособию, которое будет раскрыто в нулевые годы. Мысленно я был готов к этому, а вот морально с последствиями таких пыток справляться тяжело.
Не хватает только включить тяжёлый рок. Видимо, Мэлвин решил, что на мне это направление музыки не сработает.
Пытаюсь встать с койки, но тяжесть головной боли слишком велика.
— Экономь силы. Экономь, — шепчу вслух.
Ещё немного и я точно начну разговаривать сам с собой. Придумаю себе друга в камере и буду ему анекдоты рассказывать.
Свет продолжает гореть. Откидываюсь назад и бьюсь об стену затылком. Должно быть больно, но голову просто отбросило от твёрдой поверхности, как мяч.
Вижу перед собой Веру. Она такая же красивая, как и в морозный вечер у подъезда. Тогда я отогнал от неё хулиганов. Сейчас бы не отказался бы объятий моей жены, и увидеть её огненный взгляд. Да и на мороз бы вышел с удовольствием.
— Серёжа, Серёжа, — говорит она и подходит ко мне ближе.
Мягко касается небритой щеки и… отвешивает пощёчину.
— Родин! Очнись, урод! — возвращает меня в реальность громкий голос Джорджа — помощника Мэлвина.
Открываю глаза и понимаю, что сижу в кабинете на допросе. Вот это меня вырубило! Я даже не помню, как меня сюда привели.
Только бы ничего не сказал лишнего, пока был в отрубе.
— Бледно выглядите, Родин, — сделал вывод Мэлвин.
— Не успел ещё загореть в камере, — ответил я, пытаясь сесть поудобнее на стуле.
Сделать это не так уж и просто. С недавних пор меня сажают на очень узкий стул. Тоже элемент воздействия, когда допрашиваемый сидит в неудобной позе.
— Спать хотите?
— Нет. На том свете отосплюсь.
— Хорошо. Подумали над нашим предложением? — спросил Мэлвин, демонстративно взяв кувшин с водой.
Он медленно поднял его и аккуратно нагнул. Я еле сдержался, чтобы не выхватить кувшин и не выпить его залпом.
— Напомните. У меня провалы в памяти.
— Тогда заново. Вы — Сергей Родин?
— Подтвердил.
— Вы — лётчик советских ВВС, — настойчиво проговаривал каждое слово Мэлвин.
— Пока всё верно, — ответил я, с трудом удерживая голову, чтобы она не наклонилась вперёд.
— 9 марта этого года, вы выполняли полёт в районе залива Сидра.
— Есть за мной такой грешок.
— Заметив экипажи двух американских самолётов «Хорнет» 6го флота США, осуществлявших полёт в полном соответствии с программой мирных военных учений, вы атаковали их. Затем ввиду отказа на борту вашего самолёта катапультировались и были подобраны нашим поисково-спасательным вертолётом. Всё верно?
— Нет.
Как же они любят подобные сказки сочинять! Ещё и учения назвали мирными. Если он так говорит, то значит, Рейган к нации не обращался. Удары по Ливии США не афишировали. И судя по всему, операция закончилась провалом.
Теперь им нужно «отмазаться». Как тут пройти мимо того факта, что схвачен советский лётчик. Надо выжать из этого всё.