Вот смотрю на него, и понять не могу… не потерял ли хватку генеральный конструктор? Понятно, что принципиальность и удары по столу в разговорах с начальством не всегда помогают. Но…
— А как же престиж страны? А ваши сомнения по поводу сокращений на оборонку и желание добиться заказов на МиГ-29? Не могу я вас понять, Анатолий Ростиславович.
— Сергей, пойдёшь против Чубова, и он тебя сожрёт, — сказал Белкин и закурил.
Сомневаюсь, что французы простят генеральному конструктору курение на аэродроме. Но Белкину нужно было снять стресс.
Была бы рядом фляжка с коньяком, он не побрезговал и выпить.
— Я не настолько вкусный, Анатолий Ростиславович, чтобы быть съеденным.
Только я это сказал, как рядом с нами появился представитель аэропорта. Небольшой автомобиль подъехал и остановился прямо напротив носа МиГа.
Из машины вышел высокого роста человек, показал свои документы и указал на бейдж. Это оказался один из заместителей руководителя авиасалона.
Он очень долго объяснял, что мы загрязняем экологию и нарушаем законодательство Франции.
— Ты его понимаешь? Он машет только руками и повторяет что-то своё, — подошёл ко мне Морозов, когда я выслушивал от француза замечание.
— Нельзя сливать… — начал он мне говорить о каких-то жидкостях, но я перебил его.
Пришлось вспомнить весь свой запас французского. Замечаю, что со временем я не теряю знаний в языках, которые были у меня в прошлой жизни. Французский удаётся поддерживать, поскольку Вера — фанатка Джо Дассена и всех французских шансонье.
— Месье, о какой жидкости вы говорите? — уточнил я.
Во время обслуживания авиационной техники сливаются различные жидкости, их в простонародье называют — «отстой». Обычная практика, когда после работ в поддоне их скапливается объёмом в нескольких литров.
— Чего он говорит, Сергей? — спросил Белкин, тоже внимательно слушавший француза.
Представитель авиасалона уже начал запыхаться от возмущения. Щёки покраснели, а лоб вспотел.
— Он говорит, что наши техники слили отстой в коллектор, отводящий дождевую воду. И теперь эти масла попадут в воду, которая подаётся через очистные сооружения в дома.
— Пф! Было бы чего переживать. У нас и не такое дома сбрасывают. В реку заходишь, а там к тебе такой катяк плывёт с завитушками…
— Николай, а можно без подробностей. Он тебя всё равно не понимает, — тормознул я Морозова.
— Всё нормально! — похлопал Коля по плечу француза.
Ещё и большой палец вверх показал! Я отодвинул Морозова и объяснился с представителем руководства авиасалона.
— От имени всей делегации приношу вам свои извинения. Мы выступаем за защиту окружающей среды и предупредим техсостав больше так не делать. Они согласуют со службами обеспечения аэропорта, куда сливать отработанные жидкости. Готовы предоставить вам уникальный шанс познакомиться с нашей техникой вблизи, — сказал я и показал на МиГ-29.
Проблем с местными законами нам не надо.
Белкин не возражал, чтобы французу показали один из МиГов. Лишь бы он не раздул скандал. Уж больно суровые законы у них в области экологии. Единственное, что секретность надо было соблюсти и не всё показывать организатору. Он ведь может быть и засланным шпионом.
Я начал вкратце рассказывать об уникальных возможностях самолёта, но француз заулыбался и остановил меня.
— Мне достаточно посмотреть вас во время демонстрации, а вот мой родственник хотел бы с вами пообщаться. Вы и ваш коллега — знаменитые лётчики в Советском Союзе? — спросил француз.
— Не особо. Но мы хорошо летаем. Приводите вашего родственника, — ответил я.
— Думаю, что вы покажете свой класс в небе. А дядю я приведу. У него многое связано с Россией.
— Интересно! Ваш дядя — представитель русской эмиграции? — уточнил я.
Во Францию уехало много наших соотечественников после революции. Так, что может этот француз имеет русские корни.
— Нет-нет. Мой дядя служил в полку «Нормандия-Неман». Воевал с фашистами бок о бок с вашими лётчиками. Он много мне рассказывал о подвигах наших предков во Второй Мировой войне.
— Конечно. Приводите вашего родственника. Будем ждать.
Француз попрощался с нами и уехал на служебной машине. Насколько же тесен мир!
После того как уехал представитель организаторов авиасалона, вернулись и «суховцы». Настроение у них было не самое радужное.
— Я не полечу на таких условиях, Сергей. По мне так лучше не позориться. Я приехал сюда показать всю красоту и возможность Су-27, а мне говорят «придержи коней», — объяснял Олег, когда подошёл к нам.
— А что твой коллега?
Печка посмотрел в сторону второго лётчика и злобно зыркнул на него. Парень отвернулся, надел шлем и пошёл к самолёту.
— Сказал, что если скажут, сделает и пробежку по полосе. Прогнулся под начальство. Самсонова винить не буду. Он работает в интересах фирмы. Но себя я не на помойке нашёл.
— Что ж, поедем теперь и мы разговаривать с начальниками, — сказал Анатолий Ростиславович и пошёл к нашему минивэну.
Была у меня мысль не ехать, но генеральный конструктор всё же решился на этот шаг. Бросать его одного на амбразуру Чубова я не буду.
Морозов после рассказа Олега сомневался. И, всё же, решился поехать с нами к Чубову.
Через несколько минут мы вошли в центральный павильон выставки. Официальные лица в данный момент беседовали с представителями разных стран. Сразу стало ясно, что попасть к руководителю советской делегации не так уж и просто.
Масштаб выставки колоссальный. Собранные здесь образцы и макеты летательных аппаратов поражают воображение. Огромное количество фирм и производителей показывают свои модели самолётов и вертолётов.
Яркий свет, мелодичная музыка, запахи дорогого парфюма, пластика и средств, для мытья окон. Кто-то постоянно что-то протирает и поправляет на стендах. Шум голосов на разных языках, словно жужжание тысяч мух и пчёл.
— И это только закрытый показ. Что будет, когда сюда ещё и простых обывателей пустят, — сказал Николай, который шёл рядом со мной.
Дойдя до центра, мы обнаружили рядом с макетами наших самолётов огромное скопление людей. Борис Николаевич Паклин, взяв в руки микрофон, рассказывал о преимуществах наших истребителей над всеми остальными в мире. Затем перешёл к макету Ан-124 и уделил ему несколько слов. Удостоились его внимания и вертолёты Ми-8 и Ми-26.
— Мистер Палин… — спросил один из иностранцев, неправильно называя фамилию заместителя Чубова.
— Паклин, но вы можете, как угодно меня называть, — улыбнулся Борис Николаевич.
Противно, когда он так лебезит перед зарубежными делегатами.
— Мистер Палин, чем вы можете доказать преимущество ваших новых истребителей? Их пока не видели в воздухе, — продолжил иностранец.
— Увидите. Вам понравится, — кивал Паклин.
— Истребители ВВС США считаются лучшими в мире. Недавно себя отлично показал в небе над Средиземным морем Ф/А-18 «Хорнет». У нас были свидетельства, что новейшим корабельным истребителям СССР не удалось выиграть борьбу за господство в воздухе. Как вы это прокомментируете? — спросил другой иностранец с диктофоном в руке.
Журналисты, оказывается, тоже здесь присутствуют.
— Этот вопрос я не могу обсуждать. Он в ведении Министерства Обороны. Советский Союз за мирное урегулирование споров.
— Так ответьте, какой из истребителей лучше? Мы видели в деле «Хорнеты», а ваши самолёты пока только… макеты.
И после такого он стерпит? Как оказалось, да. Паклин ушёл от ответа и продолжил рассказывать, что ему нравится во Франции.
Мы нашли в толпе Егора Алексеевича, который давал короткое интервью молодой журналистке. Переводчик пока переводил слова Чубова, я подошёл и попросил на пару слов.
— Родин, хоть вы и заслуженный человек, но знайте своё место, — ответил Егор Алексеевич, продолжая улыбаться симпатичной журналистке.
— Я его знаю. Поэтому и пришёл к вам обсудить вопрос.
— Если вы сейчас же не уйдёте…
— Не уйду, — спокойно ответил я.
Чубов сказал, что интервью продолжит через минуту, и отошёл в сторону.
— Родин, мне неинтересно, что вы там сейчас мне скажете. Вы или делаете другую программу, или это сделает кто-то другой.
— Значит, кто-то другой. А про вашу некомпетентность я донесу на самый верх. И поверьте, председатель Совета Министров, как человек авиационный, поймёт, насколько вы просчитались.
Чубов подошёл ко мне ближе, прожигая глазами. В нос ударил стойкий запах сильного аромата туалетной воды и геля для укладки волос. Модник у нас, Егор Алексеевич. Выглядеть ему надо на фотографиях эффектно.
— Что ж, вы человек целеустремлённый. И сила воли у вас имеется. Ваше конструкторское бюро может делать, как считает нужным. Будь по-вашему, — цокнул Чубов и вернулся к интервью.
И это всё? Так просто? Уж больно легко Егор Алексеевич сдался. На него не похоже. Хотя, может его самого отчасти совесть замучила. Плюс суховцы до нас ему плешь проели. Ну что ж, будь что будет. Если Чубов на меня кляузу напишет дома, то пусть так, но страну позорить не буду.
На следующий день всё было готово для первого вылета на авиасалоне. Вчера нам дали сделать по одному полёту, но все «фишки» мы приберегли на сегодняшний день.
Белкин назначил меня на сегодняшний показ, а Морозову сказал, что будет выступать на закрытии авиасалона. В нашем случае первый вылет был гораздо важнее. Причину, по которой именно сегодня нужно выложиться по полной, объяснил Анатолий Ростиславович, пока мы ехали к самолёту.
— Этот Паклин организовал настоящую пресс-конференцию сегодня. За нашим вылетом только Папа Римский наблюдать не будет, — возмущался Белкин.
— А что в этом плохого? — спросил я, когда минивэн остановился на самолётной стоянке.
— Если что-то пойдёт не так, к нам большего внимания не будет, — сказал генеральный конструктор, и мы начали выходить из машины.
И тут началось! За ограждением собралось огромное количество репортёров. Щелчки от фотокамер, просьбы ответить на вопросы и тянущиеся вперёд руки с диктофонами. Напротив них стоял Борис Николаевич и продолжал представлять МиГ-29.