— Понял вас,
Занял исполнительный старт. Жду, когда освободит полосу предыдущий выступающий. Им был как раз «Хорнет». Организаторы хорошо придумали поставить нас в программе выступлений рядом.
Отличная погода, многочисленные зрители нежатся на травке. По ощущениям здесь собралось несколько десятков тысяч человек. Почти как на футбольном стадионе.
Маску закрепил, светофильтр опустил, параметры проверил и начал выводить обороты на «максимал».
— 088й, разрешён взлёт, — дал команду диспетчер.
Переставил рычаг управления двигателями в положение «Полный форсаж». Самолёт затрясся ещё сильнее. Для начала пускай все увидят укороченный взлёт.
Секундомер запустил и отпустил тормоза.
Разгон по полосе всего несколько сотен метров, резко задираю нос и перед глазами только голубое небо. Полоса осталась позади, а в кресло тут же сильно вдавило.
Высота 1000 и начинаю выполнять петлю. Слегка зацепил перистую облачность, но от этого хуже меня видно не будет.
Вывожу из петли и сразу боевой разворот. Прохожу вдоль полосы, чтобы зрителям был слышен рёв двигателя более отчётливо. Начало неплохое, но теперь пора показать кое-что особенное.
Перекладывая ручку управления в другую сторону и выхожу в паре километров от полосы с обратным курсом. Высота на приборе 550 метров. Скорость установил 500 км/ч. Прошёл торец полосы. Вот он нужный момент для «кобры».
Ручку управления резко на себя. Скорость моментально упала, а перегрузка начала поддавливать на грудь и спину. Считаю про себя до трёх и толкаю ручку от себя. Проваливаюсь по высоте, но быстро восстанавливаю управление и выравниваю самолёт.
Чувствую, что получилось неплохо.
Разворот и снова проход над полосой. Вот только теперь в перевёрнутом положении.
Слегка повисаю на ремнях, но они плотно меня держат, не давая выпасть. Смотрю вниз, а там только поверхность ВПП. Пролетаю вперёд и начинаю виражи.
Один, второй и выхожу из разворота. Проход над полосой с каскадом бочек. Это так, чтобы зрители не скучали. Но пора их удивлять очередной фигурой.
Захожу в центр полосы. Включаю форсаж и разгоняю самолёт. Ручку управления на себя и начинаю набор с углом 80°.
Заданный угол набора подошёл. Форсаж выключил и постепенно убираю обороты. Звуки начинают потихоньку стихать
Фиксирую созданный угол. Это важно, иначе может произойти сваливание. А то и перевёрнутый штопор.
Крен и скольжение отсутствуют.
Скорость падает, падает… Ноль!
Высота 1000 метров. Самолёт начинает соскальзывать на хвост. Вот тот самый «колокол»!
Ручку толкаю от себя и вывожу самолёт из падения. Рычаг управления двигателями толкаю вперёд до упора. Снова «полный форсаж», чтобы резво пройти над зрителями.
— 088й, две минуты до конца, — подсказал диспетчер.
Смотрю на секундомер. Именно так и есть. Осталось выполнить необычный проход. Летать быстро могут все, а вот медленно не у каждого получится.
Очередной разворот на аэродром и начинаю снижать скорость. Нос немного задран. Самолёт тормозится и тормозится. Внутри всё напряглось. Момент очень сложный. Приходится быть очень внимательным. Если какой-то отказ, времени среагировать очень мало.
Полоса уже подо мной. Еле-еле получается удерживать самолёт на столь малой скорости. Но нужно держать, держать…
Слабый удар слева. Странный звук и начали падать обороты. Табло «Запуск левого двигателя» загорелось. Начались толчки в разные стороны.
Вот он и помпаж!
Запас по высоте есть, а на одном двигателе этот самолёт может и манёвры крутить. Тут же ставлю рычаг правого двигателя в положение «максимал», а ручку управления толкаю от себя. Надо разгонять самолёт, пока он не свалился в правую сторону. А там люди!
Нос резко опустил, но самолёт продолжает снижаться. Надо держать прямо, чтобы он не ушёл в сторону. Лучше пускай рухнет на край полосы.
Скорость начала расти, но ещё недостаточно. Высота 130… 110… Есть ещё секунда и всё. Самолёт управляется.
Вывод! МиГ слегка качнулся с крыла на крыло и вышел в горизонтальный полёт. Делаю вдох и выдох.
Запрашиваю посадку и немедленно сажусь на полосу. Касание и быстро освобождаю полосу. Осталось теперь только зарулить.
Заруливаю на место и выключаюсь. Техники уже спешат к самолёту и цепляют стремянку. Рядом с ними и Белкин, но ни одного журналиста. Это хорошо. Поскольку, если в воздухозаборник попала птица, могут быть видимые разрушения сопла двигателя. Сразу куча вопросов возникнет.
Я вылез из самолёта и тут же направился к двигателю. На удивление, всё хорошо. Есть повреждения, но они не снаружи.
— Птица. Чтоб ей неладно было, — указал один из техников на останки пернатого создания в сопле двигателя.
— Ты её в концовке поймал? — спросил инженер по двигателям.
Я утвердительно ответил и рассказал, как всё мне виделось из кабины. Инженеры и техники были рады, что самолёт удалось спасти, а Белкин был мрачен.
— Плохо скрываете радость, товарищ генеральный, — сказал я, подойдя к Анатолию Ростиславовичу.
— Не прельщает меня встречаться с начальством в лице Чубова.
— А что, нам встречу уже назначили?
— Сначала чуть не отправил гражданским рейсом домой. Потом хотел на поезд посадить. В итоге мы с тобой остаёмся.
— Так отлично же. Теперь ждём Олега и едем в гостиницу. Можно сегодня и отметить хороший вылет, — предложил я, потирая ладони, с которых ещё не успел снять перчатки.
— Олега ждём и едем. Вот только не в гостиницу.
Глава 23
Олег закончил программу в течение нескольких минут. За это время успели убрать наш самолёт от посторонних глаз, а на стоянку начали выкатывать резервный борт.
Камеру, которую устанавливали в кабине, сняли. А плёнку передали организаторам. Таков был уговор с журналистами.
Мы с Белкиным ждали Олега около минивэна, а Самсонов общался с кем-то из организаторов.
— На кадрах ничего не будет видно, как ты спасал машину? — спросил у меня Белкин.
— Нет. Там же снималось лицо.
— Движок под замену, товарищ генеральный, — подошёл к нам один из инженеров.
— Само собой. Заглушки поставили, чтоб видно не было? — спросил Анатолий Ростиславович.
— Конечно.
Инженер убежал, а Белкин достал платок, чтобы утереть взмокший лоб.
— Большая пресс-конференция на сегодня была запланирована. Сразу после выступления американцев. Они выступили, а тут и наш пилотаж. Пришлось организаторам немного сдвинуть начало, — сказал Анатолий Ростиславович.
— И кто-то очень сильно обиделся? — улыбнулся я.
Белкин постарался быть серьёзным, но у него это не получилось. Видно было, что он рад.
— Эх! «Колокол» прозвучал над Европой, и «Кобру» увидели все, — сказал генеральный конструктор и одобрительно похлопал меня по плечу.
Су-27 Олега произвёл посадку, а гром аплодисментов не стихал до момента, пока он не освободил полосу.
— Невероятное выступление советских пилотов! Вив ля Руси! — прозвучал голос анонсера.
Мимо нашей стояки прошли два человека в парадной форме ВМС США. Выражение лиц недовольное, и голову они предпочли быстро отвернуть в другую сторону.
На душе стало гораздо лучше. Плевать, что нам выскажут деятели из министерства, чьи планы не совпали с нашими. «Вив ля Руси!» прозвучало в Ле Бурже именно после сегодняшнего выступления. Овации и восхищение зрителей были не показными. Как и недовольство конкурентов.
Олег уже заруливал на стоянку, а к нам только-только примчался помощник Паклина.
— Борис Николаевич рвёт и мечет! Там прессы ужас как много! Внимание колоссальное! — хватался помощник за голову.
Рядом с нами появился и переводчик Кирилл. Он поздравил с отличным выступлением.
— Признаюсь, никогда не видел такого пилотажа. В сравнении с американцами, у вас ощутимое преимущество, — сказал Кирилл, пока помощник Паклин продолжал пытаться оторвать себе клок волос.
— Спасибо. А чего этот человек такой нервный? — спросил я.
— Всё просто — журналисты ждут тебя и Печку. Вас нет. А было запланировано, что за одним столом сядут американская делегация и наша.
— Странно, а ведь нам не говорили присутствовать на этом «заседании», — посмеялся я.
— Правильно, потому что вас там и не должно было быть. А теперь журналисты не хотят видеть улыбающегося Морозова и коллегу Печки. Вот и задают вопросы неудобные. И Чубову пришлось пообещать, что скоро вы прибудете, — сказал Кирилл.
— Свобода слова и средств массовой информации, — ответил я
Как только Олег освободился, нас доставили в центральный павильон. Пресс-конференция шла полным ходом. За длинным столом с микрофонами и бутылками минеральной воды сидел целый бомонд — Чубов и руководитель американской делегации, Паклин и представители фирм Локхид и Макдонелл. И ещё много кого, в том числе и мой «старый знакомый», господин Дейн. Только мы вошли в зал, как весь фокус сместился в нашу сторону.
— Друзья, генеральные конструкторы наших фирм, товарищи Белкин и Самсонов. И конечно же, их лётчики! — громко произнёс в микрофон Паклин.
Аплодисменты были бурные, а многие и вовсе встали, чтобы нас поприветствовать. Внутри радостно, что настолько сильно всем понравилось выступление.
— Спасибо! Всем большое спасибо! Присаживайтесь и задавайте вопросы, — сказал Паклин.
Мы заняли указанные Борисом Николаевичем места. Только я подошёл к своему стулу, как ко мне подлетел Чубов и… приобнял за плечи. А улыбался он так, будто увидел своего тестя.
— Спасибо за работу, товарищи! Большое спасибо, — благодарил он, обнимая каждого из нас.
Олега слегка перекосило от таких наигранных эмоций со стороны Егора Алексеевича. Он не сразу потом сел на стул, таково было его удивление.
— Меня будто перегрузкой прижало сейчас, — шепнул мне Печка.
Паклин попросил тишины, и слово взял Чубов.
— Товарищи журналисты, сегодня вам были продемонстрированы некоторые возможности наших истребителей. Но это лишь малая доля, что мы вам можем показать. Поэтому, делайте выводы о качестве наших самолётов, — произнёс Егор Алексеевич, и к нему сразу обратились с вопросами.