— Да как так⁈ Шесть пацанов! Хоть баскетбольную команду делай. Я ж девочку хотел, — махнул рукой мужик, но выпив немного коньяку, мгновенно повеселел.
— Родин: целую, люблю, скучаю. Конец сообщения, — передала мне листок женщина.
Вот же любопытная. Могла бы и так раздать записки не читая.
Я отдал пакет с едой, а сам пошёл в сторону машины. Поднял глаза на окна. Вдруг там появится Вера, но там пустота. И только всё тот же мужик пытается выяснить, «поел» или «поспал» ребёнок. По мне так, малютки только едят и спят в первые дни.
Сел в машину со смешным чувством. Вроде и записку получил от жены, но обычно она писала гораздо больше. А тут совсем ничего.
Я ещё немного побыл рядом с роддомом, чтобы посмотреть, есть ли в окне знакомый силуэт Веры. Но она не появилась.
Вернувшись в квартиру, я застал Рыжова, подбегающим к телефону. Я собирался сам взять, но Артём был ближе.
— Да! Конечно, тут. Серый тебя какой-то Хрюков к тел… тел… я… — начал заикаться Артём.
Похоже, что Рыжову сейчас «втыкают» по самые помидоры. Кому понравится, когда его фамилию коверкают.
Дрожащей рукой, Артём протянул мне трубку, но в ней до сих пор был слышен громкий голос Хрекова.
— Я тебя, рыжий, ещё в Осмоне на свадьбе приметил, раздолбая. Ты у меня поедешь служить в такую даль, где до ближайшей станции три дня на оленях добираются! — разрывался дядя моей жены.
— Андрей Константинович, это Сергей. Я ваши слова Артёму передам.
— Передай. И чтоб фамилию мою запомнил, пельмень рыжий.
— Всё-всё! Вы по делу? — спросил я.
— Так, а я чего звонил-то? Оу! Поздравляю, Сергей! У тебя дочка родилась!
Глава 25
В назначенный день выписки, я ожидал супругу у роддома. Ощущения первой встречи с дочкой были волнительными. Не каждый день происходит подобное событие. В первый раз за две жизни, я возьму своего ребёнка на руки.
Приехали мы в первой половине дня, но уже час, как я меряю шагами территорию перед роддомом. Медсёстры предупредили, что к выписке Вера и Вика не готовы.
Девушка кивнула и вошла в здание, но быстро вернулась.
— А вы правда Герой Советского Союза? Лётчик-испытатель? — спросила медсестра.
— Да.
— Вы знаете, у меня брат младший хочет пойти в лётное училище, но сомневается.
— Не нужно сомневаться. Просто берёт и поступает, — кивнул я.
— Я ему тоже самое говорю. Он переживает, что у него не получится летать. Очень сложная работа. И страшно.
Мда, не думал, что когда-то придётся мне вот так давать советы сомневающимся в поступлении в лётное училище.
— Работа сложная, но для меня и многих коллег она лучшая в мире. Передайте брату, что если он будет любить небо, то и оно его полюбит. Тогда всё получится.
Медсестра поблагодарила меня и ушла. На улице было холодно. Отряхнувшись от снега, я сел в машину, но не к себе, а к Андрею Константиновичу,.
— Родин, что за задержка? Кто старший в этом подразделении? Давай уши открутим, — сурово заявил Хреков.
— Всё в порядке. Скоро выйдут.
— Бардак!
Генерал в последнее время слишком серьёзный. Наверное, работа с молодёжью требует от него большей собранности.
— Это мы просто раньше приехали. Да и Виктории Сергеевне время нужно на сборы.
— Кто такая эта Виктория Сергевна, что мы должны её ждать?
— Виктория Сергеевна — та, за которой мы сюда и приехали.
Андрей Константинович хлопнул себя по лбу и всё понял.
— Разобрались с тобой. Как состояние у тебя? Два дня отмечали, а ты свеж, — улыбался Андрей Константинович.
— Не напоминайте, — покачал я головой, вспомнив застолье по случаю рождения дочки.
Хреков задумался. Давно не видел, что он просто сидит и молчит. Обычно у него в глазах форсажи горят.
— Вот завидую тебе, Сергей. Я ж тоже когда-то вот так хотел детей из роддома забирать, — с грустью произнёс Хреков.
— Мне сложно понять, — ответил я.
У Беллы Георгиевны и Андрея Константиновича детей не было. Видимо, поэтому они так трепетно оберегают Веру и помогают ей во всём. Особенно в свете того, что моя жена осталась без отца.
— Ладно. Ты сиди, грейся. Пойду воздухом подышу, заодно и покараулю, — сказал Андрей Константинович и вышел из машины.
Не прошло и минуты, как Хреков вернулся с двумя спортивными сумками в руках. Это были вещи Веры.
— Готовы, Сергей Сергеевич. Идут, — улыбнулся Андрей Константинович.
Я вышел из машины Хреков и пошёл к своей. Предупредил женскую половину, взял в руки букет цветов и пошёл к дверям роддома.
Волнение такое, что дыхание перехватило. Будто я в очередной аварийной ситуации в кабине самолёта. Ощущение такое, что там даже проще, чем сейчас стоять в ожидании моей семьи.
— Не волнуйся. Держать ребёнка несложно, — подошла ко мне Белла Георгиевна.
— Заметно, что волнуюсь? — спросил я.
— Нет. Но тут и в обморок мужики от счастья первой встречи с ребёнком падают, — улыбнулась женщина.
— Хорошая шутка, — ответил я.
— Про обморок, конечно, пошутила. Но мужчины часто переживают в такой момент. Всё будет хорошо, прикоснулась она к моему плечу.
Дверь роддома открылась и на ступеньках появилась моя супруга. Вера выглядела уставшей, но широко улыбалась. Однозначно ей хотелось домой.
— Дорогой, спасибо! — поблагодарила меня Вера и поцеловала, когда я протянул ей букет.
Только она взяла его, как передо мной появилась медсестра с большим белым свёртком в руках. Красивые узоры и розовый бант придавали изящество этому кокону, где и спала моя дочка.
— Поздравляю вас, папочка! — протянула мне Вику медсестра.
Я медленно протянул руки и взял свою дочь на руки. Ощущение, что она совсем невесомая. Приподнял осторожно край одеяла, заглянув внутрь, чтобы посмотреть на Вику в первый раз.
На душе очень трепетно, в висках запульсировало от радости и волнения.
— Не думал, что такое счастье вообще возможно, — тихо сказал я.
Счастья неописуемо много. Частичка меня и жены находилась у меня в руках. Слышу кряхтение моей новорождённой дочки, и мурашки бегут по коже.
Дочка такая маленькая и крохотная. С красным пятнышком на лбу.
Хочется сразу прижать к себе. Потискать и зацеловать. И никогда больше не отпускать.
— Серёжа, ветер сильный, лучше прикрыть одеялко, — шепнула мне Вера.
Выслушав поздравительную речь, мы вручили пакеты медсёстрам и детскому врачу с благодарственными гостинцами.
Снег прекратился, солнце показалось из-за облаков, ослепив ярким светом. Андрей Константинович, поспешил обнять Веру. Белла Георгиевна, баба Надя и мама Веры Эльвира Павловна тоже не остались в стороне и поздравляли нас. Так как у меня на руках была Вика, меня сильно не прижимали к себе.
— Молодцы! Поздравляем! Ну, тут без игристого не обойтись, — достал бутылку «Советского» Хреков и откупорил её.
Из горлышка пошла пена, слегка забрызгав капот автомобиля. Запах шампанского моментально смешался с морозным воздухом и ароматами женских духов.
— Ты, Андрюша, за рулём, — потянула бутылку к себе Белла Георгиевна.
— Ну, так я за рулём пить и не буду. Это ж лимонад…
— Я тебе специально для этого «Дюшес» положила в пакет, — улыбнулась тётя моей жены.
В общем, не дали пригубить игристого напитка Хрекову. Долго на морозе держать ребёнка было нельзя, так что ограничились одним бокалом шампанского.
Приехав домой, мы уложили дочку в кроватку в спальне, а сами пошли к гостям за стол. Через час нас оставили одних. Судя по весёлому настрою тёти Беллы, мамы Эльвиры и бабы Нади, банкет они решили продолжить у Хрековых дома.
Когда я вернулся в спальню, Вера уже спала. Ей, конечно, было тяжелее всех. Подойдя к детской кроватке, я облокотился на неё и застыл.
Глаз невозможно отвести от такого чуда. В какой-то момент я так засмотрелся и сильно нагнулся к дочери, что не заметил, как приблизился своим большим носом к её маленькому. Кожей ощутил слабое, но такое родное дыхание маленького человечка.
Вика заворочалась и улыбнулась во сне.
— Серёж, ты как? — сквозь сон спросила у меня Вера.
— Всё хорошо. Ты спи, а я за Викой посмотрю.
— Хорошо. Если что, сразу буди, — ответила жена и перевернулась на другой бок.
Теперь я — отец, а значит, для дочери я и защитник, и друг, и наставник.
Время потекло с угрожающей быстротой. Я и не заметил, как прошёл год и наступило время «перестройки». Речи Горбачёва о начале изменений в обществе и международной политике звучали из каждого утюга. Первый этап изменений, названный «Ускорение» особо ни к чему не привёл.
Единственное, что осталось светлым пятном в событиях 1986 года — аварии в Чернобыле не случилось. Но меньше проблем не стало.
Наступил конец марта 1987 года. В деле создания учебно-тренировочного самолёта дружный коллектив нашего конструкторского бюро приближался к моменту первого полёта опытного образца. Проходить пришлось через многое.
Постоянная смена технического задания, замена ведущих инженеров и поставщиков комплектующих, недовольство руководящих лиц медленными темпами. Хотя, куда уж быстрее!
В мае мы уже будем готовы поднять самолёт в воздух, а конкурирующие проекты ещё даже не на стадии сборки опытного образца.
В целом, в КБ царила напряжённая атмосфера. Работники конструкторского бюро переходили с одной должности на другую. Несколько интересных идей «положили на полку», а кое-что и вовсе было признано ненужным, не получив развития. Приходилось порой пользоваться и своим авторитетом, чтобы отстоять верную позицию в работе над тем или иным направлением.
Один из таких тяжёлых дней предстояло мне пережить завтра. Решалась судьба новой модификации корабельного МиГ-29 с индексом К2. Вечером, играясь с Викой, я размышлял о завтрашнем совещании у генерального конструктора Ивана Ильича. Вера в это время лицезрела на телеэкране «Железную леди», одетую согласно стилю «властного гардероба».
— Мы надеемся лучше понимать друг друга. Это даст свои результаты. И это позволит нам сократить оружие. Все виды вооружения… — отвечала на вопросы журналистов в интервью на Центральном Телевидении премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер.