— Вы с собой, как я чувствую, много взяли оздоровительной «жидкости», — сказал я, пару раз хлопнув по вещмешку на моих плечах.
— Ты аккуратнее неси. Там «добра» много.
Деревенские дома бревенчатые, но аккуратные. Видно, что после зимы многие хозяева немного подкрасили ставни и наличники на свои окнах. Из одного двора вещала радиостанция «Маяк» о начале нового часа.
— Сергей, а что ты про табличку «Клуб» говорил? Что там с ней стало? — спросил Нестеров.
— Нормально всё. Думаю, что новую повесили. Старую-то вы использовали, как щит.
— Мда. И как это Ребров ещё не в курсе этого…
Я не удержался и слегка посмеялся. Даже не могу представить себе монолог комэска, если бы ему доложили об этом событии.
У реки нас ждали Новиков и тот самый инструктор, который вчера подходил к курилке.
Ждали, это ещё слабо сказано. Офицеры жаждали испить живительной воды, дабы восстановить силы после вчерашнего употребления. Хотя, скорее всего, злоупотребления. Судя по величине тканевой авоськи с пустыми бутылками, вчера было весело.
— Давай скорее, Родин, золотой ты мой! — тянул руки к мешку на моей спине Новиков и вытаскивая оттуда стеклянную бутылку «Жигулёвского». — Ооо! — заревел Валентинович, когда испил из этого живительного источника.
— Валентиныч, пацана не пугай, — сказал местный инструктор. — Как зовут?
— Сергей, — ответил я и пожал протянутую мне руку.
— Валера, ну а точнее Валерий Алексеевич. Второй курс?
— Да.
— Снимаю шляпу перед твоими успехами. Ты ж самолёт в прошлом году посадил в поле?
— Повезло. Ну и инструктор неплохой у меня был просто, — сказал я, на что Нестеров весело рассмеялся.
— Ну, Николаич у нас такой. Всех выпускает. Никого не списывает и все у него вылетают на «отлично». Не было ещё проколов ни с кем? — спросил Валерий Алексеевич.
— Вот с тобой бы прокололся точно, попади ты ко мне на крайнем курсе, — подстрекал его Нестеров.
Швабрина я не обнаружил. Новиков сказал, что Иван Фёдорович решил не вставать так рано. Он спал беспробудным снов в палатке «Памирке», стоявшей недалеко от места вчерашнего застолья. Такие обычно используют альпинисты для восхождения.
В мои обязанности на этом празднике входило осуществлять подготовку костра и шампуров. Но это всё прекрасно совмещалось с моим наблюдением за рыбной ловлей.
Алексеевич рассказывал Новикову и Нестерову какие-то секреты приготовления прикормок и как их потом использовать. Начал он с «Геркулеса».
— Ошпарил кипятком, водичка стекла и замешиваем бурду…
— Тесто ты хотел сказать? — перебивал его Нестеров.
— Пускай тесто. Так вот, если бурда жиденькая, то манку добавить бы надо.
— А жмых можно? — спросил Новиков.
— Ну, или жмых. Вещь будет во такая! — сказал Алексеевич, показывая кулак с большим пальцем. — Можно на газетку ошпаренные хлопья выложить и на подоконник на солнышко. Пучок на крючок и рыбачим.
На мой совершенно сторонний взгляд — чё за бред! Однако, рыба на такую наживку шла у офицеров очень хорошо. Вот что значит грамотно подойти к делу.
— Так ну теперь давай я, — сказал Новиков, готовясь закинуть крючок с блесной.
— Валентиныч, только… погоди… ну вот опять, — разочарованно произнёс Нестеров. — Я ж тебе всегда говорю — закинул и контролируй катушку.
— Блин, опять «борода», — сокрушался командир звена над копной лески вокруг рыболовной катушки.
Скоро на кирпичах появились первые шампура, а котелок висел на треноге над другим костром. Для поддержания весёлой атмосферы одного пива и других горячительных напитков было мало. Так, что рядом со мной играли песни из радиоприёмника «Ленинград-002». Пока Николаевич чистил рыбу для ухи, отойдя подальше, Новиков продолжал свои попытки выловить хоть одну рыбку.
— Ну погоди, Валентиныч. Не тяни, не тяни, — успокаивал его Валерий Алексеевич.
— Да ты не видишь, что упёрлась, — не унимался командир звена. — Чего церемонится с этой рыбой!
— Грубая снасть, блесна большая. Да и леску ты толстую взял…
— Да отвали Алексеевич. Вон… уже у… берега почти, — натягивал леску Новиков.
Пока у берега продолжала бороться за свою жизнь рыба с двумя большими дядями, из палатки вылез свеженький Швабрин.
— О, Родин. Давай, давай, я уже проголодался, — небрежно сказал он.
— Иван Фёдорович, вы соизволили проснуться? Завтрак в постель вам или сами сходите за ним? — спросил я.
— Не хами! Знай, место своё, — резко сказал он, вытягиваясь вверх.
— Место своё знаю. Вам бы тоже не мешало поработать. Все что-то делают — рыбу ловят, чистят, жарят…
С берега доносились различные крики.
— Нагружать надо говорю! — рычал Новиков, вытягивая удочку. — Вот… сейчас.
— Снасть сильно нагружаешь, говорю, — переубеждал его Валерий Алексеевич.
— Ты меня напрягать вздумал. Ох, Родин не зли меня, — сказал Швабрин, разворачиваясь лицом к нашим рыбакам на берегу. — Разговорился ты что-то…, — прервался Иван Фёдорович.
— А что будет? — спросил я, но вместо этого увидел падение назад в траву старшего лейтенанта.
Первым подбежал Новиков, и начал хлопать по щекам Швабрина. Тот не отключился, но был в своеобразном нокауте и не понял, что произошло.
— Я ж говорил, не перегружай, Валентиныч, — негодовал Алексеевич, помогая подняться Швабрину. — Вань, ну как?
— Да я не понял… ничего. Повернулся и уже на земле. Голова заболела только. А чего произошло-то?
Мужики начали смеяться и показывать на красный отпечаток на лбу Швабрина. Оказалось, что рыба близко подошла к берегу, а Валентинович так тянул, что блесна вылетела из пасти чешуйчатого создания и прилела точно в лоб старшему лейтенанту.
Нестеров, который чистил рыбу чуть дальше от лагеря и не видевший момента этого выстрела, смеялся долго и подкалывал Швабрина весь день. Особенно, когда на траве расстелили брезент и накрыли стол. Шашлык был пожарен, уха сварена, а принесённый алкоголь охлаждён в воде.
— Это всё желчь в тебе сидит твоя, Ваня. Сейчас вот жизнь тебя по лбу и щёлкнула, — сказал он, разливая коньяк по стопкам.
Мне предложили, но я отказался. Вишнёвый компот был приятнее, чем благородный напиток «Аркадия».
— Стопки сам делал, Алексеевич? — спросил Нестеров, восхищаясь самодельной тарой. — С НУРсов снимаешь?
— Борька, знакомый твой, дал, чтоб в походы я ходил. Колпачки от С-5 стырил для меня.
История про эти колпачки в Афгане уже будет пересказываться и прочно войдёт в списки военных баек. И пока неуправляемые ракетные снаряды или НУРсы будут оставаться в достаточном количестве, это будет одним из самых любимых видов посуды.
Наевшись до отвала, мужики решили прилечь в палатках на отдых. Швабрин успел промочить свои сапоги, и был вынужден, оставить их сушится над костром. За столом остались только мы с Нестеровым.
— А сейчас бы лежал в казарме и не знал чего делать, правда? — спросил он меня, прикладываясь на спину.
— Так бы и лежал. Может, спал или читал. Как думаете, меня не хватятся?
— Да кому ты нужен. Я решил этот вопрос. Вечером в казарму пойдёшь, а завтра полетим назад. Ан-22 убрали. Не знаю правда, когда он улетит после таких повреждений.
Мне всё-таки хотелось пообщаться с Нестеровым по поводу его прошлой жизни.
— Николаич, а почему не рассказываете про свою испытательскую карьеру? — спросил я.
— А чего про неё рассказывать? Недолгая она была, быстро выперли меня. Вот и воспоминаний нет, — сказал он, срывая травинку.
— За что выперли?
— Уверен, что тебе это интересно? Не самая лучшая страница в моей биографии.
— Конечно, интересно. Может, и я пойду по вашим стопам…, — начал говорить я, но Нестеров только громко рассмеялся.
— По моим не надо. Будь лучше меня, а у тебя это получится, — перебил он. — Я рано поступил в школу испытателей, а закончив её через два года, попал во Вьетнам. Там своя работа определённая была, тебе о ней ещё рано знать.
— И с Родиными, ну… родителями моими пересекались?
— С отцом уже нет, а вот мать довелось увидеть пару раз. Хорошая была женщина. Когда её тело увозили, я летел тем же бортом домой, поскольку моя работа в испытателях закончилась. По прилёту мне сказали писать рапорт по собственному желанию.
— На увольнение? За что?
— Там были конторские, которые курировали некоторые операции. Думаю, это ты уже должен был узнать, раз приезжал Котлов и ты с ним беседовал.
— Да, довелось пообщаться. Так, что случилось у вас?
— Всё просто — мой неуступчивый характер и неумение держать язык за зубами.
Ну, здесь я соглашусь. Рассказывает Петр Николаевич всё, не старается что-то скрыть. Находка для шпиона!
— И конторские отправили вас домой с последующим изгнанием из Центра во Владимирске? За пару неосторожных слов? — спросил я.
— Ну слов было гораздо больше. И ударов тоже, — усмехнулся он. — Этот товарищ имел очень плохой вид. Поэтому, не хочу, чтобы ты повторял мой путь. Руки надо держать в таких случаях в карманах.
Мда, в этом мы с ним похожи. Как и мне, Нестерову был дан второй шанс в инструкторах продолжить карьеру. Мне уже судьба даёт третью возможность стать, наконец-то, летчиком. Однако вопросы с трагедией семьи Родина сидят занозой.
— Значит, вы были и в день смерти Валентины Родиной… мамы моей, рядом?
— Нет, конечно. Она работала в группе химиков по линии конторы…
— Химиков? Специалистов по оружию массового поражения — этих химиков? — удивился я.
Вот это уже интересно. И тупиково, как ни крути. С такими подробностями войны во Вьетнаме ознакомиться будет почти невозможно. Валентина Родина выполняла, похоже, очень серьёзную работу.
— Да. Обстоятельства смерти или гибели я не знаю. Всех везут всегда в цинке на родину.
Тут он прав. Несколько раз приходилось сопровождать погибших товарищей с чужбины домой. Пожалуй, это самая плохая участь военного, когда тебе нужно привезти их на родину и посмотреть в глаза родных.