— Буржуи недорезанные! Сколько можно?! — кричала она, когда я бегом спускался.
И здесь не было следов Катапульты. Васильевна пыталась помыть стекло на входе, но слишком сильно надавила на него, и оно выпало, разбившись вдребезги.
— Ты кого ругаешь, мать? — спросил я.
— Да как кого?! Я говорила этим бездарям, что побольше надо гвоздиков вбивать. Тогда и стекло будет держаться. А это халтура! Тьфу на этих работничков! Воры и засранцы!
— Васильевна, только Сталина не вспоминай, — тихо сказал я.
— Вот точно! И Сталина на них не хватает!
Больше звуков разрушений в общаге слышно не было. Поднимаясь по лестнице, я услышал голос Василия.
— Олюшка! Ну, прости ты меня! Не со зла. Не могу бросить эту заразу, — невольно услышал я извинения Васи.
— Ты мой хороший! Меня прости! Я же тебя ударила, — отвечала ему Ольга. — И это ты мне цветочек принёс?
— Не было нигде. Пришлось таким довольствоваться, — расстроено говорил Вася.
Парочка стояла на лестничной площадке и мило обнималась. Выглядит настолько мило, что аж противно!
Показываться на глаза «счастливой» семейной паре я не стал и спустился вниз, чтобы выйти на улицу. Голову проветрить, так сказать. И на входе мне встретился совершенно неожиданный гость для этого времени суток.
— Родин, не спишь? — перекрыл мне выход Буянов.
Комэска стоял передо мной и заглядывал за спину, будто я сейчас пытался скрыть что-то за собой.
— Иван Гаврилович, доброй ночи, — иронично вздохнул я, смотря на «смешанный» прикид подполковника.
Кожаная куртка, надетая на выстиранную майку, кальсоны в обтяжку и тканевые тапочки на ногах. Неужели опять Алёна Мендель, урождённая Буянова, сбежала к очередному ухажёру в общагу? Надоедать начинают мне эти амурные дела и семейные дрязги нашего городка.
— Так, глаза мне не закатывай! — рявкнул Гаврилович. — Где он?
— Кто? Катапульта? — предположил я.
Просто не на кого было мне подумать в тот момент. Может, Василий тут бегал рядом с общагой, да кошмарил всех тех, кто не спал в это время.
— Зачем мне этот здоровяк? Тебе тоже не советую с ним связываться, — пригрозил мне пальцем комэска. — Валера где?
Опа! А Гаврюк тут при чём? Вообще, слишком много действий для одного дня, проведённого в Союзе вдали от войны.
— Не знаю. Я как ушёл с территории части, так и не видел его.
— Он ко мне заходил. В не самом хорошем состоянии. А потом быстро ушёл. Я подумал, что сюда, когда услышал причитания Васильевны по поводу разбитого стекла, — покачал головой Буянов и закурил сигарету. — Пошли, поговорим. Ты теперь мальчик немаленький. Думаю, поймёшь.
Иван Гаврилович отвёл меня к скамейке во дворе и показал присаживаться. Ему хорошо говорить в кожаной куртке, а мне в вязаном свитере не совсем комфортно.
— Заметил, что с Гаврюком странности творятся? — спросил у меня Буянов.
Вопрос был очень даже по существу задан. Валера был в последнее время на взводе. История с невыполнением задачи тоже не добавила ему уверенности. А его отзывы о неправильной повестке советских газет при нашем замполите заслуживают отдельного разговора.
— Не больше, чем вы. Что-то критичное? — спросил я.
— Общими фразами, значит, решил отделаться. Не осуждаю тебя Сергей. Всё же, ты его ведомый, товарищ и он твой командир, — перечислял мои связи с Валерой. — Однако Гаврюк, прямо скажем, не в себе. И это вынудило меня и Араратовича принять кое-какие меры.
Вот так! Ну не сошёл ведь с ума Валера, чтобы на него смирительную рубашку надевать?!
— Вы его на медкомиссию отправляете? — спросил я.
— Нет, но с возвращением в Афганистан ему придётся повременить, — сказал Гаврилович и затушил сигарету. — Он останется в Союзе и поедет переучиваться на МиГ-29, как и ещё приличная часть нашего полка.
После этой новости у меня загорелись глаза. Может, сейчас мне скажут, что и я тоже поеду переучиваться! Новый самолёт, как новая веха в развитии лётчика. Раньше я и мечтать не мог, что смогу когда-нибудь полетать на МиГ-29.
— Чего так смотришь загадочно? — улыбнулся комэска. — Ты пока не поедешь переучиваться.
Ну вот и обломал меня сразу комэска.
— Что, недостоин ещё? Или какие-то другие причины? — спросил я.
— Людей не хватает подготовленных. Мне с кем воевать ещё четыре месяца? — грозно сказал Буянов. — Вон, Гнётов все уши прожужжал, чтобы втиснуться в эти списки на переучивание. И откуда он только узнал, что именно сейчас будут эти курсы, — отмахнулся комэска.
И, правда! Никаких ведь слухов не ходило, что мы можем пересесть на МиГ-29. Про этот самолёт вообще разговоры начали ходить, только когда мы его в небе у границы с Ираном встретили.
— Значит, как воевать, так это Родин. А как двигаться вперёд — тебе ещё рано. Так, получается? — спросил я, совершенно не стесняясь регалий своего комэска.
— Ну, ты мне погунди ещё! Переучишься и ты на МиГ-29. Вообще-то, у меня есть иная информация насчёт тебя, — сверлящим взглядом посмотрел на меня Буянов.
— Иван Гаврилович, оттягивая моё переучивание на новый тип, вы меня не удержите в полку. Вы же про возможность моего перевода? — спросил я.
Гаврилович начал ворчать, соответствуя своему предпенсионному возрасту и статусу дедушки. На его месте я бы тоже старался удержать в полку перспективного парня. Единственное, что меня сейчас в этой ситуации настораживает, это не самый надёжный вариант перевода. Точнее, он очень долгий. Документы должны пройти много согласований, прежде чем я получу выписку из приказа о назначении на новую должность в другую часть.
— Родин, ты хочешь меня с Барсовым оставить и зятьком?
Мда, компашка у комэски на неопределённый период будет в Афгане так себе. Ещё и после курсов приедет Гнётов и будет в каждой новой операции тянуть на себя одеяло, чтобы выслужиться.
— Так в профессионализме и Менделя, и Марка я не сомневаюсь. Они не хуже меня в лётной работе.
— Много ты знаешь! — мазнул рукой Иван Гаврилович и встал со скамейки. — Давай ты не будешь переводиться, Сергей. Чем тебе плохо в Осмоне? Хочешь, мы тебя в должности повысим.
— Старший лётчик? Спасибо, но это не аргумент, — ответил я.
— Если мало старшего лётчика, давай тогда на командира звена. Что скажешь? — улыбнулся Буянов, и я чуть было челюсть не выронил.
— Какого ещё звена, Иван Гаврилович? — удивился я.
— Тактического, — иронично сказал комэска. — Авиационного звена, естественно! Приставим к тебе инструктора, дадим личный состав и будешь руководить.
— Иван Гаврилович, зачем вы меня… повышаете, так сказать? Не надо покупать меня таким способом, — ответил я. — К тому же у нас нет свободных мест командира звена.
Может быть и есть в других эскадрильях, но о них я не знаю. Да и куда мне?! Я даже допуск на полёт в качестве ведущего не имею.
— Будет. Гаврюк уйдёт и освободится место.
Челюсть у меня уже второй раз чуть не отвалилась. Что это за кадровые перестановки такие со стороны командования?!
— Валера не собирался на пенсию. Вроде, — сказал я.
— К сожалению, Сергей, Гаврюк больше не может служить у нас. Причины ты знаешь. Томин как мог, пытался его удержать, беседовал с ним, закрывал глаза на… трусость. Теперь всё, — сказал Буянов.
Вот оно что! Не успели командира проводить в последний путь и сразу начали сводить счёты.
— И вы вот так его лишите неба? Он разве не заслужил шанса остаться? Переведите его в бомбёры, транспортники, вертолёты. Да хоть на «кукурузник»! — возмутился я.
Иван Гаврилович объяснил подобное решение не только событиями в этой командировке в Афганистане. В их первый срок в этой стране Валера тоже не всегда соответствовал моральному облику. Плюс ко всему, Буянов поведал об одном инциденте во время их совместного вылета на МиГ-21УМ.
— Больше года назад он потерял сознание прямо в полёте, — сказал Буянов. — Не знаю причину, но я не придал этому значение. Временно не ставил его на полёты, а нагрузил нарядами.
— Это было в ноябре прошлого года? — спросил я.
— Именно.
Вот же совпадение! Значит, в день моего приезда в Осмон, Валера уже был отстранён от полётов и тащил очередной наряд.
— А он мне говорил, что переучивался на модификацию СМ, — сказал я, вспоминая наш первый разговор с Валерой у КПП.
— Я его и туда отправил, поскольку он очень эмоционально убеждал меня и Гнётова, что готов летать. Максимыч только пришёл в эскадрилью, и у них сразу отношения с Валерой не заладились.
Удивительно, как всё не то, чем мне казалось. Я до сих пор не верю, что меня учил человек с таким «багажом». С другой стороны, мы с ним друзья. Он реально меня обучил определённым навыкам. Вместе со мной летал на задания и так же, как и я выполнял боевые задачи. Надо же, как всё повернулось теперь.
— Решение принято, Сергей, — подытожил Буянов. — Его принял и Гаврюк. Переучивается, достойно выходит вместе с нашим полком из Афганистана и на этом всё, — сказал Иван Гаврилович. — Думай над моим предложением, пока оно ещё в силе. Пойду дальше Гаврюка искать.
Прикладываясь ко сну, я ещё раз обдумал очередное «привлекательное» предложение.
Да что за напасть-то пошла такая?! Всем я нужен. Неужели в армии всегда была напряжёнка с людьми? И как вообще меня представляют в роли командира звена, если я даже допуск на ведущего пары не имею?
В таких ситуациях обычно и оставляешь всё на откуп начальникам. Поэтому в армии мне и легко. Здесь думать не надо, а только соображать. И думал я сейчас больше не о себе, а о Гаврюке. Вот так взять и выкинуть человека на обочину.
Похороны Томина стали продолжением всех памятных мероприятий в его честь. Много народу, цветы, венки, ободряющие слова для его супруги и родных. Один из больших начальников в звании генерал-лейтенанта объявил, что Валерий Алексеевич будет посмертно представлен к званию Героя Советского Союза. Пожалуй, командир это заслужил как никто.
Почётный караул выполнил прощальный салют, могила была закопана, венки расставлены и собравшиеся потянулись к выходу с кладбища. Я тоже пошёл за всеми, но затем увидел одиноко стоящую женщину в тёмном