Выстроившись на полосе, Бажанян дал команду всем приготовиться и вывести обороты. До расчётного времени взлёта остались секунды.
— Обороты максимал, — доложил я, удерживая самолёт на тормозах.
— Понял. Внимание, форсаж! Паашли! — скомандовал Араратович, и мы устремились по полосе, рассекая в разные стороны остатки воды.
Отрыв, и мы взяли курс в район города Фарах. Пара Гусько через минуту пристроилась справа от меня.
— Набираем 6000, — дал команду Бажанян, и мы пошли в набор.
Заняв нужную высоту, Араратович вышел на связь с командующим на борту Ан-26РТ.
— 001й, группа 101го в двадцати километрах от точки начала боевого пути.
— Понял. Работу разрешаю, цели прежние, — дал разрешение командующий.
— Внимание, работаем по две в заходе. Высота сброса расчётная, угол пикирования 30, — сообщил Бажанян, и я начал устанавливать органы управления вооружением в нужное положение.
Зарядка у нас сегодня — разовые бомбовые кассеты РБК-250, по четыре у каждого. В Панджшере из-за высоты гор можно было бросать их почти со стратосферы. Здесь же нужно ниже.
— Подходим к точке. Разворот влево на курс 120, паашли! — дал команду Бажанян, и мы начали занимать боевой курс.
Уже виден Луркох. Отдельные разрывы от бомб, сброшенных Су-25ми. Вот они выходят из пикирования и занимают курс на Шинданд. Горный хребет постепенно поглощает пылевое облако, да только кого-то не хватает у нас. Где-то пропала восьмёрка Су-17х.
— 001й, цель наблюдаю, дальность 20, — доложил Бажанян.
— Понял вас. Работу разрешил, — без тени сомнения сказал командующий.
— Эм… 001й, точно наша очередь? — переспросил Араратович, который понял, что мы обогнали Су-17е.
— 101й, не понял вас. Какая очередь?
Араратович молчал, а у меня к горлу подкатил ком. Где-то же должны быть восемь бомбардировщиков.
— До цели 10. Приготовиться к пикированию, — дал команду Бажанян. — Включаем главный.
— Главный включён, — доложил я и посмотрел на пару Гусько, который летел на небольшом интервале справа.
И всё слегка свербило у меня в одном месте. Не давали мне покоя эти Су-17е. Тут одно из двух — либо они полетели не вовремя и ещё далеко, либо… В момент моих размышлений в кабине слегка потемнело.
— 001й, 405му, — кто-то весело запросил командующего.
Без тени сомнения ему отозвался командующий.
— 405й, группой из восьми единиц на боевом, цель вижу. Разрешите работу.
— Разрешаю, 405й, — спокойно отвечает командующий, и тут я поднимаю голову вверх.
Мне кажется, что я смог отчётливо прочитать на каждой из бомб наименование «РБК-250» и сосчитать заклёпки на фюзеляже у Су-17х.
То, что было дальше, нужно было просто слышать.
— Мать вашу! Запретил! Влево! Влево! — скомандовал Бажанян, и я устремился за своим ведущим вниз и разворачиваясь в сторону от траектории полёта бомб.
МиГ слегка разбалансировался, строй был сломан, но ничего на наши головы так и не свалилось.
— Выводим! Выводим! Курс 300, — скомандовал Бажанян и я начал снова пристраиваться к нему.
Справа я видел, как меня пытается догнать пара Гусько. Савелич сам летел чуть выше меня, а Мендель сильно отстал.
Вот же «стрижи», как их прозвали в Афганистане. Забыли, похоже, что надо не только вовремя взлетать, но и заранее говорить о входе в район!
Командующий сориентировался и стал раздавать указания. Чуть было не опоздали, товарищ генерал!
— 405й, работу запретил! Марш оттуда и быть на связи!
— А оставшиеся бомбы куда? — расстроено сказал ведущий Су-17х.
В эфире возникла минутная пауза.
— 405, вам запасная цель 10 километров западнее, населённый пункт на букву Х.
Вот так даёт целеуказание! Представляю, как сейчас начинает в кабине Су-17 ведущий их группы искать этот населённый пункт. Карту развернуть надо, а это в ограниченном пространстве сложно.
Снова тишина в эфире, пока мы крутимся в вираже. Наблюдаю вдали, как Су-17е начинают отворачивать с боевого курса и выходить на новую цель.
— 405й, понял. Населённый пункт на букву Х. Эм… цель вижу, разрешите работу, — запросил ведущий бомберов.
Я сам быстро глянул в карту. Благо она у меня была удобно сложена, и я мог быстро смотреть по разным направлениям. Западнее 10 километров был только один населённый пункт на букву «Х» — Халидрудак. Однако наши коллеги из числа «Стрижей» вряд ли знакомы с этой местностью и могут отбомбиться не по кишлаку, а по горе на букву «Х».
— 405, на боевом. Внимание, сброс!
Снова тишина. Дальше я понял, что сегодня этим бомбёрам ничего не светит. Как я и предполагал, населённый пункт был спутан с горой. Ну а там…
— Вы что! Я Торос! Торос! Стрижи, твою мать! Здесь свои! Отметка 1554, точка Халиш, — буквально вопил наш старый знакомый авианаводчик.
Вот ему только дружественного огня не хватало за время службы в Афгане. Не представляю, что там на земле, если вся восьмёрка уже отработала.
— Свои! Гора Халиш. Повторяю, Торос занял Халиш. Как приняли?
— Да ёлки-палки! Кто там в районе Халиш? — раздался в эфире рёв командующего.
И снова молчание. Наверное, «стрижам» пора домой.
— 405й, в районе Халиш. Работу запретил, — осторожно доложил в эфир командир группы.
— А ну, пошли вон оттуда! Всем на точку! 101й? — запросил нас генерал.
— 001й, 101й отвечаю, — отозвался Бажанян.
— Отработать по своей цели. Быстро! — разозлился генерал.
К счастью, отработали мы по целям точно. Кассеты разлетелись по площади очень хорошо, оставляя серебристые отблески при виде сверху. При возврате, в эфире командующий постоянно запрашивал о состоянии у Тороса.
Там тоже всё хорошо закончилось. Бомбы легли совсем неточно.
Уже на аэродроме мы сразу принялись разбирать этот случай, пока ждали посадку наших товарищей, сопровождавших МиГи. Посадку новые истребители выполнили штатно. Даже тормозные парашюты не выпускали. Следом села и пара Буянова.
Бажанян подошёл к липецким лётчикам, чтобы расспросить об их первом вылете. Парни очень эмоционально рассказывали и жестикулировали руками. Предложили даже Бажаняну посидеть в кабине, но он отказался. Туда бы Гнётова, но он уже улетел на переучивание.
— Серый, а ну, беги сюда! — крикнул мне Араратович и предложил вместо него залезть в самолёт.
— Рано ещё. Да и примета плохая, — сказал я.
— Ничего. Сегодня уже не полетит самолёт, а значит, можно, — улыбнулся Ткачев и взял у меня шлем.
Я быстро вбежал по стремянке и запрыгнул в кабину. Посмотрев на расположение приборов, принципиального отличия от кабины МиГ-21 я не заметил. Да появился индикатор на лобовом стекле и его дублирующий экран справа. Немного изменилась ручка управления и навигационные приборы. В целом, всё то же самое.
— Хоть сейчас садись и лети, — сказал я, вылезая из кабины.
— Да. Отличный самолёт. Будущее прям, — сказал майор Ткачев. — Когда пересядете на них, сразу разницу почувствуете.
— Эт точно. Пошли. Не успели мы сегодня Толкачеву рассказать, — сказал второй лётчик.
— Стоп! — громко сказал я, услышав очень знакомую фамилию из уст лётчика. — Повтори, фамилию.
— Ты чего? Адольф Толкачев, инженер. Он тут был старшим среди представителей промышленности.
— Почему был?
— Вон, — указал Ткачев на полосу, с которой взлетал пассажирский Ту-134. — Улетел он в Москву. Мы ему должны были о первом полёте рассказать, но не успели.
Вот же я балбес! Похоже, что известнейший предатель в истории Советского Союза только что смылся.
Глава 14
Голова сильно заболела. И ощущения совсем не как после «весёлого» вечера. Резкая боль пронзила виски, и перед глазами промчались названия интернет статей и архивные фото-видео материалы.
Шпион на миллиард, агент под псевдонимом «Сфера», диссидент в сердце — много было слов сказано об этом человеке. И все они о том, что Адольф Толкачёв — предатель Родины.
Он продал американцам огромное количество секретов, связанных с локацией, авиационными ракетами, электроникой и прицельно-навигационными комплексами Советской авиации. Эта информация была не просто важной или очень дорогой. Она была бесценной.
В моём времени, его так и не смогли раскрыть без помощи извне. Его сдал один из американских шпионов-перебежчиков в 1985 году. В 1986 году Толкачев будет расстрелян.
Нужно сделать так, чтобы свою «деятельность» этот негодяй закончил гораздо раньше. Иначе, подобные ему, доведут отечественную авиацию до развала и гигантского отставания от авиации США.
— Тигран Араратович, мне отлучиться нужно. У меня вроде, вылетов сегодня не намечается? — спросил я, замечая, как Бажанян с недоверием смотрел на меня.
— Серж, ты чего? Заболел? — спросил он и прислонил ладонь к моему лбу. — Температуры нет, а кривишься, будто тебе голову сверлят.
— Что-то похожее на это, — сказал я.
Головная боль утихала, но мозг продолжил сортировать информацию. Ощущение, будто мне вставили флешку в затылок и закачали данные.
— Так, я тебя Сержик сейчас серьёзно спрашиваю, в чём проблема? Мамой клянусь, отправлю дежурить на КДП, если не скажешь! — завёлся Араратович.
Неа! Говорить ему напрямую, что мне надо к Леониду Борисовичу нельзя. А то ещё пойдут разговоры обо мне, как о стукаче. И так уже и Бажанян, и Буянов смотрят на меня искоса из-за моего перевода.
— Товарищ подполковник, голова болит! К медику надо, — сказал я.
Араратович посмотрел на липецких лётчиков, которые следили за нашим разговором. Попрощавшись с ними до вечера, Бажанян схватил меня локоть и повёл в сторону стартового домика, где мы теперь проводили время между вылетами.
— Ты хоть при остальных бы так не палился, Серж, — зашептал Араратович. — Сразу надо было подойти, и я бы отпустил.
Похоже, наш врио командира поверил в мою болезнь. Хотя я и не врал про своё состояние.
— Товарищ подполковник, ну вы же видите, что у меня вид «не очень», — сказал я, остановившись на магистральной, чтобы дождаться проезда мимо нас машины с надписью «Кислород».