«Вейн…» – вдруг прозвучал в мыслях Алеманда голос младшего брата.
Офицер уперся одной рукой в пол. Капитан приподняла голову, вопросительно смотря ему в глаза.
Он зажмурился.
Не сейчас. Не здесь, на корабле его величества. Не с этой женщиной.
Офицер уже однажды оступился из-за такой, как она. Теперь Тиму́р не мог нормально летать и смертельно рисковал, просто поднимаясь в небо. Чувствуя себя виновным в его увечье, старший брат помогал младшему обманывать Адмиралтейство. Алеманд годами бился со своими несдержанностью и горячностью, искалечившими Тимура, но научился побеждать – с трудом, загоняя все вглубь, пряча за стиснутыми зубами, манерами и маской безупречной вежливости.
Алеманд сжал правую руку в кулак и с размаху ударил в пол, чтобы очнуться. Погасить перекинувшееся с Лем пламя.
Не оставить и пепла.
Когда он открыл глаза, капитан продолжала смотреть ему в лицо. Кулак впечатался в доски у ее щеки.
– Убирайтесь, – потребовал Алеманд и отвернулся, измотанно ссутулившись. Правая рука саднила: костяшки сбились в кровь, пальцы свело судорогой.
За его спиной Лем поднялась и молча пошла одеваться. Вскинула руку, коснулась скулы. Щеку пекло фантомной болью. Капитан не успела испугаться, но внезапный всплеск эмоций офицера выбил ее из колеи.
От злости остались почерневшие угли. Остыв, Лем была готова признать, что работа с Дировым пошла рейду на пользу. Вряд ли Алеманда волновала судьба «Аве Асандаро», но ради собственных людей он, похоже, мог пробраться в Хозяйкины бездны и устроить среди цвергов революцию.
Лем натянула сапоги, застегнула рубашку, набросила на плечи жакет. Она видела: Алеманда сейчас лучше не трогать. Победа в схватке осталась за ней, а альконский военный мог признать поражение лишь под давлением действительно серьезных обстоятельств. Что до прочего – капитан почти сожалела о своем необдуманном поступке.
Губы слегка пощипывало…
Накрыв ладонью дверную ручку, Лем обернулась. Услышав, что она уходит, офицер медленно распрямился; под майкой обрисовались литые мышцы.
Капитан быстро потянула на себя дверь и неожиданно столкнулась с валетом Алеманда.
Для шестидесяти лет Руфин Бертрев сохранился отлично. Темно-русые с густой проседью волосы расчесаны и уложены в безупречную прическу. Над верхней губой золотились подстриженные волосок к волоску усы. Положенный по статусу серый военный костюм выглядел идеально чистым и выглаженным тщательнее, чем белье в отеле на Игорендской площади.
Он вежливо склонил голову перед Лем, посмотрел ей за плечо и произнес:
– Сэр, я вас искал. Сообщение готово.
– Что?.. – не поняла Лем.
– То, о чем я поначалу хотел с вами поговорить, капитан Декс, – Алеманд снял со стенда рубашку. – Мы возвращаемся на Аркон. Служба настоятельно попросила меня представить вас завтра одной леди.
Во внутреннем дворе роскошной виллы на побережье Россона звенят клинки. Тренировочные шпаги сталкиваются, блестя на солнце и разбрасывая блики. Никаких игр в поддавки: противники не жалеют друг друга.
Маэстро-россонец в свободной белой рубашке фехтует правой рукой, заложив левую за спину. Раздетый по пояс альконец – левой; на месте правой руки багровеет запекшаяся шрамом культя.
Алхимик наблюдает поединок с опоясывающей двор галереи. Еще полтора года назад маэстро-россонец обезоруживал альконца одним ударом. Сейчас тот по-прежнему проигрывает, но схватки длятся уже по пять-десять минут. Альконец цепляется за любой шанс на победу, как цеплялся за жизнь после крушения перехватчика. Упорства ему точно не занимать.
Его память возвращается пока обрывками, но Алхимик не торопит события. Долгая жизнь научила терпению. Всплыло имя – Эдуард, аристократическое происхождение, лица кое-кого из родных. Однако в памяти не восстановились ни военные годы, ни заседания Коронной Коллегии, ни как он оказался над Аркаллайским хребтом в подбитой машине.
– Надо же… Жив, – раздается тихий голос. – Ты умолчала о нем на Встречах.
Алхимик резко поворачивается. У соседней колонны стоит коренастый светловолосый человек с деревянным чемоданом в руке. С виду простой мастеровой, но она давно не обманывается его внешностью: рыхлой фигурой, грубой косовороткой, жилетом и брюками из рыжеватой кожи и потертыми ботинками. Часть лица скрывает полумаска из такой же кожи с монокуляром вместо левого глаза. Когда Часовщик присматривается к чему-то, прибор щелкает и выдвигается вперед; в глубине линз загорается, ровно мигая, синяя искра.
Никто, даже Алхимик, несмотря на всю близость с Часовщиком, не знает, есть ли под монокуляром глаз, или трубка и шестеренки уходят прямо в череп. Он никому не раскрывает тайну. Среди них вообще не приветствуется раскрывать тайны. Ее отношения с Часовщиком скорее исключение из правил. Членам Высшего круга обычно не известны лица коллег.
– Эдуард пока не пришел в форму, – отвечает Алхимик.
– А что ты от него хочешь?
– У меня давно не было правой руки.
– Иронично, – хмыкает Часовщик. – Он сам без правой руки. Минус на минус дает плюс?
Она смеется. Крепко обнявшись, Алхимик и Часовщик целуются в обе щеки.
– Пойдем в гостиную. Ты привез?..
– Конечно, – он приподнимает чемодан. – Ты же прислала мерки. Но неужели альконец настолько полезен?
– Перспективен. Отличные способности к языкам и общественным наукам, не говоря уже о прекрасной физической подготовке. Скоро оправится, и привлеку к операциям нижнего уровня.
– Значит, я не зря потрудился, хотя у Высшего круга могут возникнуть претензии… Ты не согласовывала кандидатуру.
Они входят в гостиную с просторным балконом, минимумом мебели и парой жардиньерок с плющами. Двери на балкон распахнуты, бриз колеблет белоснежные гардины. Вид – на Великий Океан, сегодня спокойный. До вечера неблизко; солнце пока высоко, и в затененном зале витает прохлада.
Часовщик пододвигает на край журнального столика шахматную доску с неначатой партией и ставит посередине чемодан. Садится на кушетку. Алхимик устраивается лицом к балкону на диване, звонит в колокольчик и просит служанку позвать Эдуарда и принести кофе.
Какое-то время старые друзья разговаривают. Часовщик пересказывает хозяйке виллы новости из Данкеля и Вердича, своего домена, но осекается, едва заслышав тяжелые шаги.
– Пришел твой протеже.
– Эдуард, – улыбнувшись, оглядывается Алхимик, – позвольте представить вам моего коллегу – Часовщик.
– Часовщик? – отрывисто переспрашивает альконец, садясь в кресло у столика. Взглянув на шахматную доску, он напористо двигает в атаку белую пешку. – Это профессия, или мне следует вспомнить «Путешествие за Великий Океан» Петера Корницкого?
Алхимик качает головой. За несколько лет она неплохо изучила характер Эдуарда. Потерпев неудачу, альконец раздражается, излишне прямолинеен и игнорирует простейший этикет.
– Вы чем-то обеспокоены? – интересуется она, выставив черную пешку навстречу белой.
Эдуард окидывает Алхимик хмурым взглядом.
– Я до сих пор не освоил левую руку, – цедит он. – Тяжело удерживать баланс.
– И все?
Он молчит. Часовщик цокает языком:
– До чего типичный альконец! А ну-ка, поглядите на меня, иначе прожжете в миледи дыру!
Эдуард разворачивается, пристально смотрит на Часовщика.
– Выполнено. Что дальше, книжный персонаж?
Словно в ответ, монокуляр щелкает и выдвигается вперед, настраиваясь на лицо альконца.
– Чудо, – насмешливо отвечает Часовщик и открывает чемодан.
В полумраке вспыхивает сталь: штыри, шарниры, поршни, трубки, шестеренки и идеально подогнанные подвижные пластины, скрывающие мелкие детали. Плавные изгибы соединяются во вполне ясный контур.
– Несмешная шутка! – альконец бешено сметает фигуры с шахматной доски на Часовщика. Пара падает на пол, какие-то закатываются под кушетку, а белая пешка залетает в чемодан.
Глаза Алхимик темнеют.
– Не смейте так обращаться с моими шахматами. Мне они дороги как память. Думаете, я бы стала над вами шутить? – отрезвляюще спрашивает она. – Часовщик создает необыкновенные вещи. Да, совсем как в романе Петера. Его история – не просто сказка.
– Ну-ну, – отмахивается Часовщик. – Не надо защищать меня, я все-таки взрослый мальчик.
Встав с кушетки, он накрывает руками крышку чемодана и громко барабанит по дереву пальцами. В чемодане лежит протез правой руки, выполненный тщательно и детально.
– Итак, Эдуард, будем мерить и подгонять, или мне увезти подарок от миледи обратно?..
Мятеж Кровавого герцога – одно из наиболее ярких и печальных событий в новейшей истории Королевства Альконт.
В 1924 г. стало очевидно, что правление династии Ре́стеровых подошло к концу. Королю Роману II исполнилось семьдесят. Он тяжело болел, а его единственный наследник погиб в авиакатастрофе. По закону власть должен был принять принц Николай Игоренд, Его королевское Высочество герцог Арконский, двоюродный племянник монарха.
Однако этого не случилось.
Когда Рестеров отправился в Чертоги Солнца, принц находился в Россоне. Получив телеграмму, он вылетел на Аркон. По пути корабль атаковали пираты, и принц проиграл сражение. Вместе с ним погибли экипажи яхты и двух кораблей сопровождения.
Права на трон немедля предъявил Его Светлость герцог Ветск, находившийся в списке претендентов сразу за принцем. Началась подготовка к коронации, но церемония опять не состоялась.
Небольшая группа аристократов, к которым присоединился и руководитель венетрийского отделения Службы государственного спокойствия, представили доказательства, что пиратский налет организовал герцог Ветск. Это возмутило высшее общество, и многие отказались признать его королем.
Лют Та́ргед, профессор истории Джаллийской академии философии