Племянница слушала истории о Гражданской войне, о матери – какой та была до битв за столицу и рокового столкновения с альконскими предрассудками. В такие минуты Мария, как и дядя, тоже считала Кирилла Лемарова святым. Он женился на осуждаемой обществом душевнобольной женщине и не побоялся завести от нее ребенка. В Альконте мало кто отваживался на подобное.
Георгий и Севан общались на кухне.
Просторное помещение пахло уютом и горными травами: на подоконнике в пузатой вазе желтел букет алиссумов. В буфете стояли банки с крупами, яркая глиняная посуда. На каменных стенах висели ковшики, кастрюли, сковороды, доски и деревянные фигурки животных. Под одной из кривых медвежьих лап печи когда-то давно просел пол, и дядя подложил плоский камень, чтобы плита не шаталась. От разогретого чугуна шел приятный жар, подсушивая мокрую одежду и волосы, изгоняя из мышц ночной холод и навевая сладкий дурман сна.
У Лем слипались глаза. Она слушала разговор краем уха, присматривая за джезвой с кофе, разогревая остатки вечернего рагу и кроличьего пирога.
Капитан отвратительно готовила. Не сжечь чужое блюдо, сварить любимый напиток – на большее кулинарного навыка не хватало. Зато Анастаси́я Гейц, дядина супруга, пухленькая венетрийка с вечно обеспокоенным лицом, была кухонной богиней.
Она устроила гостей в центральной комнате, принесла одеяла, аптечку и даже бутылку чего-то крепкого. Словом, позаботилась обо всем. Затем напомнила племяннице, где что искать, и ушла к детям.
Неразлучная троица, двенадцатилетний мальчик и две девочки шести и четырех лет, проснулись и хотели знать, что творится. Через дверь слышалось, как Анастасия говорила им: беспокоиться не надо. Однако сын не верил.
– Младшие Боги, пусть беда обойдет их стороной… – прошептала Мария.
Тем временем Севан и Георгий замолчали. У дяди закончились вопросы. Он задумчиво почесал бороду, а гитец глотнул кофе и посмотрел на рагу. От запаха картофеля и баранины его измученный стрессом желудок свернулся в колючий узел.
Дядя повернулся к племяннице:
– Я пойду с вами. Этот бугай, – кивок на Константина Ивина, – за тобой не углядит. Да и сесть по такой срани – еще та задачка.
– Ты несправедлив к Касу, – Лем перелила в бульонницу свою порцию кофе и уступила механику плиту. – Но если ты думаешь, что я откажусь от дополнительной пары рук, то ошибаешься.
– Кто идет, Мари? – Константин проигнорировал подначку и наполнил тарелки для Вильгельма Горрента и Устина Гризека.
Парень мигом набросился на еду. Штурман покосился на него и отошел к раковине вымыть руки.
– Ропулус и Колин останутся. Остальные на ногах. Дядя Грег, Анастасия позаботится о раненых?
– Она умница.
– Прекрасно. Тогда желаю приятного аппетита. Через пятнадцать минут я жду всех на корабле.
– Раскомандовалась, пацанка… – проворчал дядя. – Настена!..
Георгий переоблачился в рабочий комбинезон и надел пояс с инструментами. Сверился с планами палуб, разобрал связку ключей-дубликатов и отложил ненужные. Подготовил несколько фонарей.
Проверив рюкзак, он ушел к супруге и детям. Лем знала: дядя любил их искренне и беззаветно, но никогда не выставлял этого напоказ, словно пряча бесценное сокровище. Семья была для него всем.
Дети загомонили, но через пару минут в комнате стихли вообще все звуки.
Доев рагу, Устин начал клевать носом. Константин приобнял парня и позволил вздремнуть на своем плече.
В свободной руке механик держал полупустую кружку с кофе, изредка делал глотки и внимательно наблюдал за Вильгельмом. Помыв после ужина посуду, штурман занялся ожогом Севана: густо наложил мазь на потрескавшуюся кожу и аккуратно перебинтовывал палец за пальцем.
Многие сочли бы – Вильгельм просто сосредоточен на деле, но Константин чувствовал: что-то не так.
Он тронул капитана за руку и указал на штурмана.
Закончив с гитцем, Вильгельм встал у окна, кусая губы и смотря сквозь пелену дождя на «Аве Асандаро». Горящие фары напоминали городские фонари, но, увы, нигде больше не мерцало ни огонька.
Вильгельм безотчетно свернул штору в плотный жгут, накрутил на кулак и со стоном вонзил в него зубы. Рот заполнил привкус пыли, но штурман не обратил внимания, продолжив вгрызаться в жесткую ткань.
Лем положила руку ему на плечо:
– Ты мне нужен, Виго.
Он обернулся. Капитан протянула бутылку бренди, которую Георгий всегда держал за буфетом на черный день. Она решила: сегодня – именно такой, и дядя не обидится за самоуправство.
– Как второй пилот. Как штурман. Как доктор. Я знаю, ты не любишь насилие…
Вильгельм взял бутылку за горлышко, приложился и ответил:
– Я не для того дезертировал, чтобы влезать в еще одну тупую, никому не нужную войну. Тем более за чужое королевство.
Лем молча прикрыла глаза. Она не знала, что пережил Вильгельм. На грубом лице сменялись ярость, боль, страх, отвращение. Капитан не верила, будто он сбежал от войны. Штурман не был ни трусом, ни предателем. Жизнь протащила его через нечто гораздо, гораздо худшее.
– Но я сам назвал тебя своим капитаном, – Вильгельм твердо сжал ее плечо. – Пойдем.
Институт Инженеризма нельзя назвать религией в обычном понимании слова. В этой вере место высших сил и божеств занимает древний гениальный народ Ану – Предтечи. Последователи Института убеждены: ему должны уподобиться все без исключения жители материка.
Инженеристы считают Предтеч своими учителями и стремятся не просто изучить каждое оставшееся от них устройство, но и раскрыть глубинные принципы многовековых технологий. Не лучший способ экспериментировать в области фундаментальной науки, но последователей Института не переубедить.
Истоки веры лежат в Греоне. Мало где на материке найдутся более опытные специалисты по древнему народу Ану и более беспринципные ученые. Инженеристы утверждают: человеческий разум затуманила лень; забыв прогрессивные заповеди Этрана, первого цивилизованного государства, люди перестали развиваться, изобретать и стремиться к открытиям.
«Мир познаваем. Наш долг – изучить его полностью», – говорят последователи Института.
Мария Гейц
Георгий Гейц держался за кресло капитана Лем Декс и объяснял ей и Вильгельму Горренту, куда лететь. Дальности фар и днищевых прожекторов хватало от силы на сотню ярдов; за границей света бесновалась темнота.
Гроза миновала, но дождь все лил, лил, лил, словно на небесах открутили краны над ванной в форме Венетры. Вода уже поднялась до краев, потекла на пол, но никто не прекращал потоп.
Стеклоочистители тщетно гоняли ручьи по обзорному куполу. Вильгельм материл погоду каждый раз, когда Георгий понимал, что ведет не туда. Дядя извинялся. Лем их успокаивала.
Все устали и злились.
Галиот шел близко к скалам и каждую минуту рисковал в них врезаться.
– Повыше!.. Еще немного!.. Во!.. – Георгий удовлетворенно хлопнул ладонью по спинке капитанского кресла.
В свете фар блеснул заросший разводами лишайников дюралюминиевый борт небесного города с овальными провалами технических доков на минус третьей, минус второй и минус первой палубах.
– Теперь вырубай свет, а то заметят! Вверх!.. Еще!.. Еще, я сказал!.. Садимся под квартердеком! Мы ж не хотим тащиться через весь корабль?! Второй док свободен по графику! Справа второй!..
«Аве Асандаро» погасил освещение и медленно набрал высоту, почти касаясь носом борта Венетры.
Наверху возвышался горб квартердека с огромной рубкой и терявшейся в тучах вышкой связи. Часть окон горела желтым – работали резервные генераторы, как объяснил Георгий. Корма упиралась в скалу, и свободное пространство между отвесным склоном и рубкой занимал утопавший в зелени герцогский дворец с раскрытой навстречу городу полукруглой колоннадой. Под грозовыми шквалами разросшийся сад волновался озлобленным океаном.
Лем отпустила регуляторы скорости, сдвинув ноги к себе и придерживая педали лишь носками сапог. Протянула руку, повернула тумблер двигателей на единицу и отодвинула штурвал от груди.
«Аве Асандаро» притих, готовый к посадке.
В техническом отсеке Константин Ивин перевел электрическое управление тягой на ручное и запустил программу снижения мощности балансиров. Выставил три минуты до отключения. Подумав, накинул еще одну – за плохую видимость и недавние перегрузки. Системы работали нормально, но им пришлось потрудиться в шторме, и гидравлика подозрительно свистела.
Механик отметил в закрепленном на стене блокноте: «Проверить масло при первой же возможности».
Корабль перышком спланировал в зев технического дока и завис над овальной ладонью на краю причального языка. С потолка спускались клешни стыковочного устройства. Кораблям с острым килем требовались заботливые объятья доковых механизмов, но плоскобрюхий «Аве Асандаро» без труда приземлялся на ровные площадки. Фары высветили узкий мост с высокими перилами. Он уходил вглубь абсолютно пустого помещения с толстыми трубами на стенах.
Капитан повернула тумблер двигателей на ноль. Гудение сменилось пощелкиванием и молчанием. Одновременно погасли балансиры и закрылись сферы. Галиот, будто выдохнув, стукнулся днищем о площадку.
– Это нормально, что никого нет? – спросила Лем.
Георгий отрицательно покачал головой.
Все выбрались через грузовой люк. Лем не хотела бросать «Аве Асандаро» без присмотра, но их было слишком мало, чтобы оставить дозорного. Ашуру придется посидеть без компании.
Константин отодвинул маленькую панель на фюзеляже возле люка, втиснул в квадратное отверстие металлический ключ и повернул, подняв рампу.
– Берите фонари, не то ноги переломаете, – сказал Георгий.
Он пошел первым, показывая дорогу. Остальные – за ним: Лем, Константин, Вильгельм, Устин Гризек, Севан Ленид и в конце Фаддей Никис с крепышом Трифоном Иклидом.