Лис сощурил глаза-угольки. Примерившись, он вогнал саморез «сове» в незащищенный участок ноги под коленом и юркнул прочь. Пулеметчик взвыл и сразу получил от Павла в челюсть.
«Сова» завалился на «шестицветик».
Павел, убедившись, что пехотинцы уже скрутили крепыша, а дозорный без сознания, навис над противником и с непонятным ожесточением содрал с формы нашивки в виде распахнувших крылья белых сов.
Фреон хлестал тридцать пять секунд. Столько же длилась схватка.
Лис подскочил к двери, увидел Левицкого и Даремина, с облегчением повернулся:
– Свои!.. – и оказался нос к носу с Дировым.
По лицу лейтенанта было ничего не понять. Ольг привычно приготовился к выволочке. Однако тот лишь окинул его взглядом от носков ботинок до рыжей макушки и со странной интонацией спросил:
– Цел?
– Цел.
– Я рад, – ответил Диров и крикнул взводу: – Капралам навести порядок в группах!
Кубрик загудел. Лейтенант повернулся к пилотам:
– Майор Даремин, разрешите доложить?
Пока офицеры общались, Павел с Даниилом связали «сов». Под озадаченным взглядом товарища великан маниакально ободрал четыре оставшиеся нашивки и положил в карман к первым двум.
Ольг подсчитал оружие, включая «шестицветик». Вышло негусто. Две винтовки, три револьвера, три ножа; личное оружие пленников «совы» забрали и отнесли в арсенал под охрану своих.
Диров раздал все тем, кто уверенно стоял на ногах.
Марк направил орудие Верескова в сторону трапа. Пять человек целились в противоположном направлении.
Кейтид изучил рацию дозорного, иногда снисходительно посматривая на остальных. Большинство отделались легким переохлаждением, но у нескольких кружилась голова. Никто из товарищей не рос на химическом заводе. Сам Кейтид сбежал с родной гитской фермы на Венетру еще в десять лет.
Рация была почти стандартной. Настораживали только красный датчик на задней стенке и помехи на всех частотах, будто на фрегате глушили связь.
Левицкий присел перед крепышом, единственным в сознании из «сов». Даремин встал рядом:
– Давно вас проверяли, песий сын?
– Давненько, – крепыш безразлично пожал плечами и глазами указал на потолок: – Но вы вон что устроили. С минуты на минуту кто-нибудь явится, раз Дзета-два не ответил.
– «Дзета-два»?
– Позывной, – бросил Павел, оценивая выданную винтовку. – Должность и номер группы. Дзета – связной.
– А этот кто? – заинтересовался Левицкий.
– Новичок. Дельта.
Крепыш пристально посмотрел на великана:
– Ты, верзила, чьих был? Не узнаю… Или слился резвее, чем примелькался?
Павел молча перехватил винтовку поудобнее.
Ольг впервые наблюдал товарища в подобном состоянии. Понимай Дельта, на кого вякал, заткнулся и превратился бы в ветошь. Всегда собранный и четкий великан казался спокойным, но Ольг неплохо его знал. Еще хоть слово – «сове» свернут шею, и Диров просто не успеет вмешаться.
Павел заметил взгляд и дернул щекой. Ольг быстро отвернулся.
– А ты чего разговорчивый-то, горная морда? – Даремин наклонился к Дельте. – Совсем края потерял? Не боишься, что свои потом и удавят?
– Чего бояться, майор? Вы пока ни цверга важного не спросили.
– Э, сэр… Лейтенант Диров, – поправился Кейтид, когда к нему повернулись и Диров, и Даремин. – Вы меня за идиота не держите, но по этой рации никого не дозовешься.
Дельта презрительно осклабился.
– Хочешь, я тебе челюсть набок сверну?.. – ласково предложил Левицкий. Внимание крепыша переключилось на старлея. – Кейтид – дока в технике. Что он не уловил?
– А вот за это – могут и удавить, – наставительно ответил Дельта. – Старший лейтенант, фамилии, звиняйте, не знаю, вы на месте не сидели б. Не вернете корабль – наши подойдут. Вряд ли ведь в палубном бою сечете?
– Может, и не сечем, – ответил за Левицкого Даремин. – Только скопом подавитесь.
– Однако кое в чем он все-таки прав… – вздохнул Диров. – Атлид, Фолакрис!
– Здесь, сэр! – живо вскочил заскучавший от бездействия Лис.
– Проверьте палубу. Ты – направо, Атлид – налево.
Павел чутко вскинул голову и всмотрелся в дальний конец коридора:
– Кто-то идет, – подняв винтовку, он крадучись двинулся на звук.
Тренировкой офицеров занимаются одиннадцать Военных академий Его Величества. Поступать в них разрешено выпускникам кадетских корпусов, военнослужащим в звании не младше сержанта и молодым людям, сдавшим на высший балл альконский язык, историю, математику и общефизическую подготовку.
Выпускники кадетских корпусов и военнослужащие обучаются три года. Остальные – пять лет.
Успешно завершившие обучение получают звание младшего лейтенанта, кроме уорент-офицеров второго и первого ранга. Уорент-офицеры второго ранга выпускаются в звании старшего лейтенанта. Уорент-офицеры первого ранга – в звании капитана ВВПК или лейтенант-коммандера ВВКК.
Часть программы обучения посвящена службе в военно-воздушных корпусах, но основное время отдано специализациям. Например, пилоты перехватчиков тренируются летать целых два года.
Мария Гейц
В кабинете Леовена Алеманда дела обстояли спокойнее. Интендант Флейц ушел и унес все оружие – Руфин Бертрев лишился даже вилок и столовых ножей. Зато валета не приковали к креслу, другой мебели или трубам.
Бертрев нашел золотую середину между правдой и враньем. Он настолько убедительно изобразил скатывавшегося в маразм старика, что Флейц с жалостью посмотрел на Алеманда. Из уважения к выслуге лет аристократы нередко оставляли при себе балласт, который давно следовало бы списать на пенсию.
Алеманд позволил интенданту заблуждаться.
Флейца сменили два парня в комбинезонах авиатехников: рыжий и брюнет. Алеманд запомнил, что ключ от наручников интендант отдал первому, и принялся изучать обоих.
Венетрийские детины, каких пруд пруди в герцогстве. Обоим на вид лет девятнадцать-двадцать. Служили не больше года, если вообще когда-либо состояли на Флоте. Мышцы слабые, движения неточные – походка гражданских, не авиаторов. Боевой подготовки нет. Оружие: «таганы» в кобурах под мышками и складные ножи на поясах с инструментами.
Стрессоустойчивость низкая. Их определенно нервировало ровное высокомерие пленника, но руки они не распускали. Алеманд не дал повода, а напасть первыми щенки побоялись.
Без наручников офицер легко бы справился с ними, однако дубовое кресло сделали на совесть – ни разломать, ни раскрутить. С ухода Флейца офицер теребил соединявший конец подлокотника с сиденьем столбик и едва-едва расшатал. Такими темпами он рисковал застрять в кабинете навечно.
Алеманд с надеждой посмотрел на Бертрева.
– М-молодые люди, – валет повернулся в кресле, – н-не желаете ли чаю? М-мы здесь с вами четвертый час. И я н-ноги н-немного разомну, и вам радость.
Авиатехники переглянулись. Брюнет кивнул.
Бертрев тяжело поднялся и, шаркая, направился к своей комнате. Рыжий пошел за ним и встал в дверях.
Алеманд проводил их внешне бесстрастным взглядом. Валет ничем не выдал, что задумал. Офицер не понимал, как действовать, и напряженно вслушивался в позвякивание приборов. Бертрев тысячу раз заваривал ему чай. Алеманд знал шаги наизусть и надеялся на подсказку.
Валет поставил на поднос блюдца с чашками и дрожащими руками расправил уголки накрахмаленных салфеток.
Рыжий хохотнул – его забавляла старческая одержимость этикетом – и подпер плечом дверь. Увидев это, брюнет расслабился. Алеманд, наоборот, собрался, как пружина револьвера перед выстрелом: все мышцы напряглись, лишь на лице сохранилась маска непоколебимого спокойствия.
Бертрев отмерил заварку и трижды ударил по ситечку большим пальцем, стряхнув ароматную пыль в раковину. Опустил его в чайник, налил крутого кипятка – альконский фарфор не лопнул, выдержав испытание. Засек три минуты по карманным часам с полированной дубовой крышкой. Удовлетворенно кивнул. Извлек ситечко, отложил и до краев наполнил чашки.
Взяв поднос, валет чинно двинулся к выходу. Рыжий выпустил старика. В этот момент руки Бертрева дрогнули. Чашки звонко затанцевали на блюдцах – на охранника выплеснулся кипяток.
– Ах ты ж!.. – рыжий бросился к уборной.
Брюнет расхохотался.
– Прошу прощения, – огорченно пробормотал Бертрев, торопливо опуская поднос перед Алемандом. Неразличимое движение кистью – и непонятно как оказавшийся в пальцах валета ключ от наручников проскользил к краю столешницы и упал в ладонь офицера.
Алеманд возликовал: «Свобода!»
Когда щелкнул замок и офицер рванулся с кресла, оставшийся охранник схватился за кобуру. Однако провозился с клапаном – только и успел вынуть «таган». Бертрев тут же расколотил заварочный чайник о его запястье. Брюнет взвизгнул и отскочил, баюкая ошпаренную руку. «Таган» упал на пол.
Алеманд сорвал с пояса парня складной нож. Короткое лезвие щелкнуло в полете и по рукоять вошло в незащищенное горло. На рукав мундира плеснула кровь, прошив кипенную ткань алой строчкой.
Офицер перекинул нож в левую руку, подхватил «таган» и нацелил в дверь уборной.
– Сдавайтесь, или я вас убью, – его ледяной тон не позволил усомниться в ультиматуме.
Рыжий не рвался в герои. Дверь уборной приоткрылась. Вначале «таган», затем нож проскользили по полу в сторону офицера. Охранник медленно вышел, держа руки высоко над головой.
Бертрев наклонился и поднял оружие.
Алеманд приказал ему приковать пленника наручниками Флейца к креслу и убрал «таган» в снятую с трупа кобуру. Бросив взгляд на рыжего и повторно осмотрев тело, он мрачно отметил отсутствие раций.
– Мне кажется, сэр, пол нуждается в чистке, – сдержанно сказал Бертрев.
– Уверен, вы решите эту проблему. Потом, – Алеманд повернулся к пленнику: – Итак, мистер венетриец…
Рукоприкладствовать не пришлось. Рыжий ценил свое здоровье и раскололся быстрее, чем сдал позиции в уборной. Он знал мало, но офицер отчасти разобрался в ситуации.