е упало. Из наших никто не был даже ранен. Мы плотно позавтракали и были вновь готовы к подвигам. Наши аэропланы были заправлены и подготовлены к бою. Мы полетели вновь.
К вечеру мы с гордостью телеграфировали, что шесть германских машин уничтожили 13 неприятельских. Отряд Бельке лишь однажды отправил такое донесение. Один из наших, лейтенант Вольф, за сегодняшний день сбил четыре аэроплана, мой брат, Шефер и Фестнер - по два, а я - три.
На следующий день мы, ужасно гордые, читали о своих подвигах в официальном сообщении. Воодушевленные, мы в этот день сбили еще восьмерых.
Я говорил с одним из пленных английских пилотов и узнал интересную вещь: оказалось, что среди британцев бытовало мнение, что на «красном дьяволе», как теперь именовали мой аэроплан, летает некая юная дама, германская Жанна д'Арк. Мой английский коллега был удивлен и, по-видимому, расстроен, когда я развеял этот миф, сказав ему, что эта дама стоит перед ним. Он думал, что на столь необычно выкрашенной машине может летать только женщина.
Хочу сделать небольшое отступление, рассказав, что во всех моих приключениях меня сопровождал мой дог Мориц. Этот пес всегда был весьма разумен и понятлив. Я купил его щенком в Остенде и с самого раннего возраста приучил к аэроплану. В России я иногда возил его с собой вместо наблюдателя, он величаво озирал окрестности, единственная неприятность состояла в том, что механикам часто после таких полетов приходилось драить аэроплан.
Однажды произошел инцидент, чуть не стоивший Морицу жизни. Вообще, должен сказать, что нормальная смерть для собаки летчика - это смерть от пропеллера. Морицу было тогда уже два года, но он еще не обрел той серьезности, которая присуща собакам его породы. Он обожал сопровождать мой аэроплан при взлете. Однажды он, по обыкновению, с лаем бежал впереди моей машины, когда мой аэроплан настиг его. Винт поломался, а Мориц лишился своего великолепного отвислого уха (я в свое время отказался их купировать). После этого уши Морица стали не совсем обычными.
В течение полнолунных апрельских ночей 1917 г. на наш великолепный большой аэродром Дуэ стали наведываться англичане. Как-то поздним вечером, когда мы сидели в офицерском собрании, нам сообщили по телефону, что замечены британцы. Произошло некоторое смятение. Мы поспешили в бомбоубежище. Сначала мы слышали лишь отдаленное, похожее на комариное, зудение, перешедшее вскоре в рокот мотора. Наши прожектористы и зенитчики были готовы его встретить. Неприятель долго кружил над нашим аэродромом, мы уже подумали, что он отказался от удара по нам и ищет другие цели. Вдруг он выключил мотор и, наверное, начал снижаться. Прожекторы поймали его, и поднялась стрельба по всему аэродрому. Мы выскочили из убежища и стали стрелять из карабинов. На охоте в БухОве я поднаторел в ночной стрельбе, и сейчас мне представилась возможность применить умение на практике. - Неприятель снизился метров до 100 и сбросил бомбу, за которой последовала целая серия. Фейерверк был красивый, но никакого эффекта не произвел. Вообще говоря, я нахожу в ночных бомбардировках больше моральный эффект, рассчитанный на слабые нервы, нежели возможность нанести серьезный урон. Под конец летающее пианино бросало свои бомбы с высоты всего 50 метров, что было уже верхом дерзости. После того как оно удалилось, мы вернулись в собрание и обсудили наши действия в случае, если британец пожалует назавтра. На следующий день по краям поля были вкопаны столбики, на которых установили трофейные пулеметы. Использовать наши пулеметы мы посчитали слишком большой честью для англичан. На них мы поставили ночные прицелы и с нетерпением стали ждать появления визитеров. Вечером нас опять вызвали из собрания, и мы заняли свои позиции у пулеметов. Первый гость прибыл точно так же, как и вчера, на очень большой высоте, а затем опустился "до 50 метров, направляясь к нашим баракам. Его поймали в луч прожектора, и началась потеха. Наверное, атака кавалерийского корпуса не была бы встречена таким огневым отпором. Все же этот смельчак под ружейно-пулеметным огнем не отвернул, пролетев прямо над нами. Когда он проходил над нашими головами, мы, естественно, прыгнули в блиндаж, не хватало еще летчикам в расцвете сил погибнуть от гадкой бомбы.
Несмотря на отсутствие видимых повреждений во вражеском аэроплане, наша пальба достигла основной цели, британец сбросил бомбы бесцельно и скрылся. Правда, одна из них взорвалась рядом с моим «красным малышом», но вреда не причинила. После этого я пошел спать, но англичане наведывались еще несколько раз за ночь; однажды один из них так низко прошел над моей квартирой, что я в страхе натянул одеяло на голову. Из окон от близкого разрыва повылетали стекла.
На следующее утро мы были немало обрадованы, увидев, что сбили троих англичан. Их аэропланы опустились невдалеке от нашего аэродрома, а летчики были взяты в плен. Жаль, что они оставили нас в покое: они здорово потешали нас.
20 апреля мы летали на охоту и по возвращении не досчитались Шеффера. Все очень надеялись, что он будет дома перед сумерками, но пробило десять, а его все не было. Мы предположили, что он зашел где-нибудь на вынужденную посадку, никто и в мыслях не допускал, что он сбит. По телефону мы ничего не узнали. Мы пошли спать, уверенные, что он вернется.
В два пополуночи телефонист разбудил меня и сообщил, что Шеффер находится в деревне и очень хочет, чтобы его доставили домой. На следующее утро за завтраком перед нами предстал наш пропавший друг. Его тут же накормили, и он рассказал нам о своих приключениях.
Он летел вдоль фронта, возвращаясь домой, как вдруг заметил корректировщик артогня. Он атаковал его и сбил, но солдаты в окопах решили не отпускать его и открыли ураганный огонь. Шеффер понял, что его спасение - только в скорости, ведь англичане не догадывались стрелять с упреждением. Но в аэроплан все же попали, с треском остановился мотор, а враг начал палить с удвоенной энергией. Шеффер всячески пытался уйти из зоны английских позиций. Как только он приземлился, его аэроплан превратили в шумовку несколько пулеметов с окраины деревни Мошни у Арраса.
Шеффер, не долго думая, засел в ближайшей снарядной воронке. Ему стало ясно, что он опустился вне английских линий, но очень близко к ним. Благо было уже довольно поздно. Чтобы наверняка его уничтожить, англичане устроили небольшую артподготовку газовыми снарядами, а затем выслали к обломкам его аэроплана и к месту, где он прятался, солдат с пулеметами. Те обстреляли воронку, но в него не попали, хотя и заставили понервничать. Шеффер готов был выскочить и бежать.
Ближе к ночи его оставили в покос. Вокруг его воронки прогуливались куропатки, и он, как бывалый охотник, по их голосам понимал, что ему ничего не угрожает. Вдруг одна пара птиц взлетела, за ней последовала другая. Видимо, шел патруль, чтобы пожелать Шефферу спокойной ночи. Шеффер понял, что ему пора. Он по-пластунски переползал от воронки к воронке, двигаясь так примерно полтора часа. В конце своего пути он услышал, что к нему приближается группа солдат, но не мог определить, свои это или враги.
Наконец он увидел, что это германский патруль. Солдаты отвели его к своему командиру, тот сказал, что Шеффер сел менее чем в 50 метрах от английских окопов и что наша пехота считала его пропавшим. Он поужинал, а затем отправился в отряд. Англичане начали артподготовку, они хотели провести атаку, чтобы захватить Шеффсра. Но он был уже далеко. В два часа ночи он нашел первый телефон и соединился с нами.
Мы все были счастливы снова его видеть в добром здравии. Другой бы на его месте после такого приключения отдыхал сутки, но Шеффер уже во второй половине дня летел с нами на охоту.
Англичане с некоторых пор решили от меня избавиться и начали охоту за моим «красным дьяволом». Как же они были разочарованы, когда узнали, что весь наш отряд перекрасил аэропланы в красный цвет. Я узнал, что существует некая группа на нашем участке фронта, имеющая целью сбить меня. Тем не менее мне это нравилось даже больше, чем прежнее положение: теперь покупатели сами заходили в лавку, не надо было заниматься их поиском.
Мы прибыли на передовую, и через несколько минут пожаловал горячий британец на «Спаде», пожелавший атаковать нас. Теперь это было редкое явление, англичане признали наступательную тактику излишне дорогой и перестали сю пользоваться. За первым появились сше два «Спада» против меня, Вольера и моего брада. В самом начале, несмотря на то что неприятель считал себя выше нас, поскольку сидел в лучших аэропланах, нападающие превратились в обороняющихся. Началась обычная карусель, но ветер нам благоприятствовал, так как дул в сторону германских позиций. Мой англичанин упал первым. Я разбил ему мотор, и он решил опуститься вниз, но я теперь не щадил никого и атаковал его еще раз. после чего он развалился в воздухе. Вольф и мой брат также вынудили противников опуститься неподалеку от моей жертвы. Мы полетели домой, искренне надеясь, что цирк анти-Рихтгофена дал начало хорошей английской традиции - возвращаться после боя с нами сильно поредевшими.
Наш отец служил комендантом маленького городка близ Лслля, совсем недалеко от нас. 29 апреля утром он приехал к нам на аэродром. Мы с братом только что приземлились и выскочили из кабин наших аппаратов, крича одно и то же: «Здравствуй, отец, я только что сбил англичанина!» Наш старик был очень рад нам, мы с ним позавтракали, а затем отправились на полеты. В это время над нашим полем происходил бой: прорвался английский отряд. Его атаковали разведывательные аэропланы. Неожиданно одна из германских машин перевернулась и выпала из боя, потом перешла в нормальное планирование и приземлилась у нас на аэродроме. Пулеметчик был убит, а аппарат сильно поврежден. Около полудня мы летали еще раз, я сбил еще одного англичанина. После обеда я немного вздремнул, а Шеффер, Альменродер и Вольф увеличили свой боевой счет на одну машину. Во второй половине дня мы с Фсстнсром, Аль-мен