Внезапно я заметил, что передо мной мрак начинает рассеиваться, и вдруг я вылетел из тучи. Дождь все еще лил потоками, но это было уже не так страшно. Я сел на своем аэродроме, где все уже считали меня погибшим.
Я больше никогда не полечу в бурю, если этого не потребует отечество, слишком уж это напоминает самоубийство. Но все же хочу сказать, что в этот мой полет я испытал славное чувство и теперь все кажется просто великолепным.
С самого начала моей летной карьеры единственным моим стремлением было летать на одноместной боевой машине. После долгого надоедания моему командиру я наконец получил разрешение подняться на «Фоккере».
Мы владели старым истребителем на паях с моим другом Риманом. Я летал по утрам, а он - после обеда. Мы ревностно следили, чтобы наш старый «сундук» всегда был в норме, и боялись, что кго-нибудь из нас однажды разобьет его. Раз утром я слетал на задание, но противника не встретил. Вечером полетел Риман и не вернулся. Поздно вечером пехота сообщила о воздушном бое между «Ньюпором» и «Фоккером», причем немецкая машина опустилась где-то в районе Морт-Ома. В середине ночи нам донесли по телефону, что в передовых окопах у Морт-Ома появился германский летчик. Это оказался Риман. Он рассказал, что мотор нашего с ним истребителя был разбит пулей и он с трудом посадил машину, после чего поджег ее, укрылся в снарядной воронке и дождался ночи. В темноте он переполз в наши окопы.
Вскоре мне доверили новенький «Фоккер», который я, каюсь, разбил. Я пошел на взлет, как вдруг на малой высоте отказал мотор. Я не мог посадить машину, и она разбилась. К счастью, я не пострадал.
В июне нас снова погрузили в вагоны и отправили на восток, в Россию. Я опять стал пилотом-бомбардировщиком. Мы остановились в Ковеле и остались жить в нашем поезде (очевидное преимущество перед отелем - не надо менять квартиру и всегда готов ехать дальше). Правда, в разгар русского лета неподвижный спальный вагон представляет собой филиал ада. Поэтому мы с двумя друзьями поселились неподалеку, разбив палатку в лесу.
Задания наши на этот раз заключались в бомбардировках железнодорожных узлов. Однажды мы вылетели на бомбардировку станции Маневичи, находившейся на 20 миль в глубине русской обороны - очень далеко. Русские готовились к наступлению, и станция была до отказа забита длинными эшелонами, они протянулись на километры, и промахнуться было просто невозможно.
Единственной реальной опасностью при полетах в России был отказ двигателя над вражеской территорией. Мы особо тщательно проверяли двигатели перед стартом. Вражеских самолетов не было, вернее, почти не было, да и подготовлены они были плохо. Противоаэропланная артиллерия русских была хороша, но крайне немногочисленна. Так что полеты в России по сравнению с Западным фронтом - сущий курорт.
Я летал груженный бомбами под завязку - иногда мой аппарат поднимал их восемь пудов! Кроме того, у меня были еще два пулемета и очень тяжелый наблюдатель, не страдавший нисколько от неумеренного аппетита. Аэроплан летал очень нехотя. Тем не менее я участвовал обычно в двух вылетах за день. Жаль, что моя коллекция сбитых машин, по понятным причинам, не пополнилась ни одной русской.
В рейде на Маневичи мы пролетали над обширнейшими лесами, населенными, видимо, рысями и лосями. Единственной деревней во всей округе и были Маневичи, выглядела она плачевно, мы отметили лишь несметное число бараков у станции и армейские палатки неподалеку. Видно, другой авиаотряд побывал здесь до нас, так как пути на выезде со станции были разбомблены, а паровоз, стоявший рядом, пускал пар. Я углядел на другом краю станции движущийся локомотив и поспешил остановить его. Мы хорошо прицелились и уронили бомбу на рельсы перед ним. Паровоз остановился. Мы бросали бомбу за бомбой, хорошо целясь и не торопясь: зенитные орудия работали не в нашем направлении, а русских аэропланов не было и не предвиделось, несмотря на близость их аэродрома. Мы оставили одну бомбу на обратный путь и повернули домой. По дороге мы осмотрели русские лагеря. Русские, особенно их кавалерия, очень боятся пулеметного огня с воздуха. Их атаку можно опрокинуть одним аэропланом: при обстреле с него они теряют весь боевой Пыл и рассеиваются. Не хотел бы я быть командиром казачьего корпуса в подобной ситуации. Подарок в виде оставшейся бомбы мы преподнесли русскому змейковому аэростату, поднятому для наблюдения у самого фронта. При нашем появлении его начали быстро спускать, но когда мы сбросили бомбу, спуск прекратился. Я не думаю, что мы в него попали, наверное, русские просто разбежались, бросив своего товарища в беспомощном положении. Приземлившись, мы обнаружили, что в крыле у нас дырка от пули.
В другой раз нас послали атаковать переправу через реку Стоход, где русские навели наплавной мост. Подлетев к месту, мы были удивлены, что переправа уже действует - по мосту уже переходила кавалерия, очень плотные массы людей и лошадей. Мне стало ясно, что, попав бомбой в мост, можно причинить неприятелю огромный урон. Мы сбросили сразу три бомбы, ни одна из них в мост не попала, но беспорядок на переправе начался жуткий. Мой наблюдатель обстрелял переправу из пулемета, и мы удалились, так как за нами шел еще весь авиаотряд; Полагаю, что наш удар явился причиной неудачи русской атаки. Возможно, после войны официальные русские документы донесут до меня правду.
В середине августа наш ковельский аэродром посетил Бельке. Он только что ездил с военной миссией в Турцию и сейчас возвращался в главный штаб., Рассказав нам о своем путешествии, он упомянул и о том, что хочет организовать истребительный авиаотряд и продолжить боевую работу на Сомме. Для этого у него имелось разрешение набирать в свой отряд людей, которые, по его мнению, были полезны для его дела. Я не осмеливался просить его взять меня. Мне еще не наскучил русский фронт, здесь было интересно летать, но мысль о карьере истребителя на Западном фронте не давала мне покоя.
На следующее утро Бельке должен был ехать дальше. Совсем рано кто-то постучал в мою дверь, и я был вне себя от восторга, увидев на пороге великого человека с лентой «Pour le Merite». Мы были знакомы, но у меня и в мыслях не было стать его учеником. Он спросил, не хочу ли я поехать с ним на Сомму. Через три дня я уже ехал через всю Германию к новому месту службы. Моя мечта, наконец, сбылась. Я не думал, что бУДУ иметь тот успех, который имею теперь. Когда я покидал своих в России, один из моих друзей крикнул мне: «Смотри, не возвращайся без ордена «Pour le Merite»!
16 числа Бельке проинструктировал нас. Мы еще не имели больших успехов и поэтому внимали с открытыми ртами. Мы получили новые аэропланы и на следующий день полетели с Бельке в первый раз. Ожидалась большая активность англичан. Подойдя к фронту, мы увидели большой отряд британских самолетов, направляющийся к Камбре. Бельке заметил его первым, и мы устремились за ним в атаку. Все хотели достойно выдержать экзамен перед нашим уважаемым командиром.
Мы отрезали англичан от фронта 'и начали сближение. Нас было пять, у них было семь больших двухместных бомбардировщиков. Бельке пристроился близко к ведущему, но пока не стрелял. Я последовал его примеру. Моя жертва стала петлять, не давая мне зайти ей в хвост. Я открыл огонь, но не попал. Мой противник отвечал мне из своего подвижного пулемета. Мною владела одна мысль: этот аппарат обязан упасть. Я ни на мгновение не подумал о том, что другой британец может прийти на помощь своему товарищу. Наконец англичанин перестал петлять, видимо, потеряв меня из виду. Я зашел ему в хвост так близко,, что боялся удариться в него, и дал короткую очередь из своего пулемета. Я чуть не зарыл от восторга! Пропеллер англичанина перестал крутиться, машина стала странно раскачиваться (видимо, я подстрелил пилота). Наблюдателя также.не было видно. Англичанин опустился неподалеку от одного из наших аэродромов. Я настолько был возбужден победой, что сел рядом, чуть не разбив свой аппарат. К нам бежало множество солдат. Мои догадки оказались верны: я разбил мотор и тяжело ранил летчика и наблюдателя. Наблюдатель скончался на месте, летчик - по пути в перевязочный пункт. Я почтил память павшего врага и поспешил домой.
Когда я вернулся на аэродром, все уже завтракали. Меня спросили, почему я задержался. Я с гордостью сказал, что сбил англичанина. Все были очень рады. В тот день все, кто летел с Бельке, а также он сам сбили по вражескому аэроплану.
Должен отметить, что с тех пор ни один английский отряд не отваживался летать у Камбре, пока там был отряд Бельке.
За всю свою жизнь я не встречал столько вражеских самолетов, как на Сомме. Первые англичане появлялись с восходом солнца, последние исчезали с закатом. Бельке как-то раз сказал, что Сомма - эльдорадо для истребителя. Сам он в кратчайшее время довел число своих побед с 20 до 40. Мы же, не имевшие его опыта, все же смело смотрели в глаза опасности. Каждый день было жарко. Против нас иногда выступало 40-60 англичан. Мы, к сожалению, часто оказывались в меньшинстве. Но для нашего противника количество было важнее качества.
Англичане все же, надо признать, проворные парни. Они часто наведывались к нам, прицельно бомбя квартиру Бельке, вызывали нас на поединки и никогда не отказывались драться, не в пример французам, старавшимся в то время всячески избежать встречи с воздушным противником.
Бельке был нашим кумиром, мы во всем стремились походить на него и не допускали даже мысли о том, чтобы в чем-то отстать. К моменту гибели Бельке наш отряд имел 40 воздушных побед, а к настоящему времени - больше сотни. Дух Бельке, великолепного воздушного бойца, живет среди его достойных последователей.
•