составляла 70 вон (около 25 рублей), купить на которые он всё равно почти ничего не мог.
Плокатный образ молодцеватого корейского воина
Исполняя указания вождя, корейские воины готовы бить врага голыми руками
Для улучшения жизни народа как раз подоспело очередное указание товарища Ким Ир Сено: чтобы разнообразить стол, вождь велел ввести в рацион повсюду пичжи – блюдо из тёртых бобов с сушёными листьями редьки, такое же неудобоваримое, как и его описание; забота о гастрономии объяснялась тем, что одобренный партией переход на сушёные листья будет способствовать «аккуратному ведению хозяйственной жизни». Пропагандировалась и забота вождя об укреплении товарищества в воинских коллективах – посетив одно из военных училищ, он лично велел сдвинуть койки в казарме, чтоб те и во сне держались поближе друг к другу. На аэродроме, при «безразмерном» рабочем дне, техническим командам позволялся дневной отдых, для чего те могли расположиться на циновках прямо у самолётов.
Никакой враг не страшен бойцом Корейской и Китайской армий (китаец- тот, что в кепке)
Главным врагом в корейской пропаганде выглядел американский империализм, с которым призывали расправиться без особых сантиментов
Несколько лучше жили лётчики, выделявшиеся светло-зелёными комбинезонами и имевшие более сытный паёк. Однако эта «роскошь» была вынужденной, иначе они просто не смогли бы выдержать нагрузки при пилотаже – прежде уже бывали случаи, когда посаженные на пригоршню риса пилоты в воздухе теряли сознание. Обязательными в столовой в любой день были графины с бесплатной водкой.
К частым инспекциям и проверкам в части не было принято специально готовиться, наводя показной глянец. Проблемы и задачи боевой подготовки обсуждались, коллективно, общим собранием полка, проходившим достаточно непринуждённо. Не очень обычным для наших офицеров было то, что прежде всего слово давалось каждому из солдат и младшего состава, их предложения самым серьёзным образом обсуждались и дельные мысли принимались к исполнению руководством. «Демократический централизм», однако, имел свои рамки: уличённый в серьёзных промашках или безответственности попросту больше не появлялся в строю, и о нём не вспоминали даже близкие товарищи, удивляясь вопросам – человеку, способному на небрежность, на службе просто не было места. Наказанием не менее суровым являлся запрет носить значок с портретом Ким Ир Сена, являвшийся почти непременным атрибутом одежды.
Должное внимание на службе уделялось изучению тех же идей чучхе, каждодневно занимавшему несколько часов, а то и специально отведённые «политдни», и их реальному воплощению – самообеспечению и опоре на собственные силы. Хозяйственные и строительные работы выполнялись исключительно силами самих военных полка, а все свободные клочки земли между стоянками и у полосы были заняты посевами и огородами, на которых возились незанятые на полётах и матчасти техники и механики. Такой же массовой была и подготовка к рукопашному бою, согласно указанию вождя «уметь бить врага голыми руками», для чего повально все занимались тае-квон-до, колотя руками и ногами по вкопанным тут же брёвнам, разбивая их в кровь, но не прекращая занятий.
Столь же обязательной была и самодеятельность: повышая культурный уровень, военнослужащие в перерывах между работой осваивали народные инструменты и распевали хором патриотические песни, славившие Ким Ир Сена и его рифмованные заветы, с говорящими названиями – «Вместе с вами, дорогой руководитель», «Без вас не будет и нас», «Миллион лет жизни нашему Солнцу».
Что до боевой подготовки, то по мере освоения новой техники она развернулась самым серьёзным образом и велась с полной самоотдачей. В стране, обладавшей передовым учением, и авиация должна была находиться на мировом уровне. По опыту минувшей войны в КНДР было оборудовано множество аэродромов, позволявших осуществить рассредоточение авиационных частей, вывод из-под удара и манёвр силами. На автодорогах встречались расширенные до 15-20 м бетонированные участки длиной до двух километров, приспособленные для работы самолётов. Особенно много площадок базирования и аэродромов подскока находилось вблизи 38-й параллели.
Недостаток средств не позволял защитить технику крытыми бетонированными убежищами. На первый план выдвигались рассредоточение и маскировка, которой у корейцев можно было поучиться. ВПП и стоянки, пряча от глаз противника, располагали среди лесистых сопок и перелесков, обязательным было устройство ложных стоянок с макетами самолётов и камуфлирование аэродромов всеми возможными способами, от маскировочных сетей до убираемых «зарослей» и «скал».
В самом полку для новых истребителей-бомбардировщиков в склоне ближайшей сопки выдолбили огромную пещеру, плотно закрывавшуюся закамуфлированными воротами. В обширной штольне двадцатиметровой ширины могли укрыться самолёты всего полка, туда заезжали заправщики и АПА, и под гранитными сводами можно было вести подготовку машин в полном объёме, и те появлялись наружу только для вылета. Укрытие замаскировали настолько искусно, что его невозможно было разглядеть даже с аэродрома, да и нашим офицерам секрет его расположения поначалу не доверяли. Лишь когда на одном из самолётов обнаружились неполадки, туда решили допустить нашего специалиста, и то единственного. Между стоянками и рулёжными дорожками была высеяна кукуруза, за непроглядной зелёной стеной которой и вблизи ничего было не разглядеть. Неподалёку так же прятались позиции прикрывавших аэродром зенитчиков, которые, похоже, и ночевали у своих пушек.
В организации полётов доминировала экономность. Сберегая топливо и ресурс двигателей, на стартовую позицию самолёты буксировали тягачами, а сразу после посадки и отруливания с полосы глушили двигатели и тем же образом доставляли истребители-бомбардировщики на стоянку. Сберегая керосин, полётные задания до мелочей репетировали «пеший по-лётному», выпуская в воздух лишь назубок вызубривший будущий полёт экипаж. Из той же экономности полёты проводились реже, чем в советских ВВС, не чаще раза- двух в неделю, но за счёт рационального планирования каждая лётная смена плотно насыщалась разнообразными заданиями с тем, чтобы наибольшее число лётчиков имело возможность отработать все виды боевой подготовки – пилотаж, самолётовождение одиночно и в группе, боевое маневрирование. Не очень привычным для наших было то, что практически в каждую лётную смену включались обязательные реальные бомбометания, стрельба из пушек и пуски ракет. Столь же непременным был и тщательный разбор полётов, добросовестный и тщательный, где лётчики выслушивали замечания товарищей и обменивались полученным опытом. При внешней общительности и дружелюбии к советским представителям о каких-то проблемах и успехах по службе тем никогда не говорилось, и вообще, в контакт обычно вступали одни и те же лица, которым такое общение позволялось.
Так же регулярно корейцами проводились лётно-тактические учения, следовавшие ежемесячно всем составом полка – втрое-вчетверо чаще, чем в наших частях ИБА, где такие Л ТУ обычно приурочивались к зимней и летней итоговым проверкам, а полёты на боевое применение со стрельбой и бомбометанием выполнялись, в лучшем случае, пару раз в месяц. ЛТУ корейские истребители- бомбардировщики проводили штатными боеприпасами (в повседневной боевой подготовке обычно работали практическими бомбами малых калибров). Удары фугасными и осколочно-фугасными бомбами наносились по целям на специально оборудованном острове – полигоне в Жёлтом море, здесь же выполнялись пуски НАР. Боеприпасов при этом не жалели – считалось, что лётчики должны почувствовать свои силы и мощь оружия, а к грядущей войне готовились неустанно и усердно, накопив на складах неисчислимые запасы авиабомб и ракет. По большей части это были советские бомбы старых типов, завезённые сразу после войны 1950-53 гг. Реактивные снаряды, не допускавшие многолетнего хранения из-за старения пороховых шашек двигателей, пускали в расход ещё более интенсивно.
Годовой налёт корейского лётчика Су-7 составлял не более 45-55 часов, но за счёт целенаправленной подготовки лётные часы не растрачивались впустую и использовались с максимальной отдачей, техника
пилотирования была достаточно высокой, о пилоты уверенно владели машиной даже на сложных режимах. Квалификация лётного состава выглядела достаточно высокой, навыки усваивались быстро и прочно, что позволяло корейцам демонстрировать на «Су-седьмом», с его репутацией не самой простой машины, весьма лихие манёвры. В сложных ситуациях лётный состав неизменно в точности и педантично следовал инструкции, не допуская никакого своеволия. Пилоты же с недостаточным опытом, в стиле национального характера, демонстрировали стыдливость за упущения, прилагая утроенные усилия для того, чтобы наверстать отставание, и проводили у самолёта даже выходные.
К недостаткам можно было отнести отсталость материально-технической базы с древней автотехникой и средствами обслуживания и слабый собственный общетехнический уровень корейских авиаторов, долгие годы довольствовавшихся китайскими вариациями на темы МиГ-17 и Ил-28. Часть оборудования Су-7 корейцами вообще не использовалась из-за того, что на аэродромах не были развёрнуты системы слепой посадки, и лётчики летали по старинке, ориентируясь по карте в наколенном планшете, даже при нередких в Северной Корее туманах и снежных зимах. Прицельное оборудование самолёта освоили очень хорошо, умело пользуясь его автоматикой и добиваясь при стрельбе высоких результатов.
При крайне скромных экономических возможностях КНДР так и не смогла позволить себе создание мощных ВВС, и авиационная группировка по численности существенно уступала той, которой располагала Южная Корея (правда, и на этот счёт Ким Ир Сен подоспел с крайне ценным указанием «уметь биться один против ста врагов»). Соответственно и наличие современных истребителей-бомбардировщиков ограничилось единственным авиаполком, в котором «Су-седьмым» пришлось нести службу до конца 80-х годов. С завершением советнического обеспечения корейские Су-7 всё-таки не оказ