" машину, и, описав полную петлю, вышел из нее в тот момент, когда „Пфальц" проходил под ним. Ситуация переменилась в мгновение ока, и теперь уже „Ныопор" стал поливать летящую впереди машину боша.
Бош упал, и я, спикировав, пролетел мимо победоносного Джимми Холла. Представьте, каково было моё удивление, когда я обнаружил не Холла, а Грина, глядящего на меня из кабины! И больше ни одной машины в небе. Что могло случиться с Джимми Холлом?»
Так Рикенбекер одержал вторую свою победу, но подтверждена она была лишь после войны, когда Холл, сбитый в том же бою и оказавшийся в плену, сообщил о смерти лейтенанта Вильгельма Шерера из захватившего его 64-го Королевского Вюртембургского штаффеля.
Рикенбекер: «Я не в силах описать радость, которую испытала эскадрилья около месяца спустя, когда мы получили письмо от Джимми Холла лично. Он писал из госпиталя в Германии, где он лежал со сломанной лодыжкой. Он не был сбит в бою, как мы предполагали, а ввел „Ныопор" в слишком глубокое и быстрое пике, и слабая конструкция крыла разрушилась в полете; и когда он почти достиг земли, ему удалось выровнять аэроплан. Аварию Джимми пережил, отделавшись поломанной лодыжкой. Он надеялся полностью выздороветь за последующие две недели».
9 мая — Фонк сбил двухместный самолет и два истребителя за 45 секунд, а вечером одержал еще одну, третью за один день победу.
10 мая — Погиб один из опытнейших американских пилотов майор Лафбери.
Рикенбекер: «Как рассказал наш командир — майор Хаффер, около десяти часов противозенитные орудия на вершине горы Мийель начали извергать огромные клубы дыма на большую высоту. В эскадрилью незамедлительно поступило тревожное сообщение о том, что к нам летит немецкий фоторазведчик, и к тому моменту он находился практически точно над нашим аэродромом.
Единственным готовым к вылету пилотом оказался лейтенант Жюид... Практически сразу же лейтенант Жюид бросился в атаку.
Он открыл огонь с невероятно большой дистанции и продолжал обстрел до тех пор, пока не израсходовал весь боекомплект, не причинив двухместному „Альбатросу" сколько-нибудь заметных повреждений. Когда вражеский аэроплан направился домой, за дело принялись батареи „Арчи", находившиеся по соседству. Они буквально выстроили стену шквального заградительного огня, „укутав" в него одинокого оппонента со всех сторон. Но все без толку. „Альбатрос" неуклонно отступал в направлении Нанси, потихоньку набирая высоту.
Тем временем майор Лафбери, находившийся рядом с казармами и наблюдавший за ходом боя, вскочил на мотоцикл и помчался к ангарам. Его собственный аэроплан был неисправен. На поле находился другой „Ньюпор". Машина принадлежала лейтенанту Дэвису. Механик подтвердил полную готовность аппарата, после чего Лафбери без лишних слов впрыгнул в машину и, не теряя ни секунды, взлетел.
Хотя на счету майора уже имелось множество побед, ему еще не довелось сбить хоть один вражеский аэроплан над нашей территорией. Все семнадцать предыдущих побед в составе эскадрильи „Лафайет“, а также и последние, когда он вылетел отомстить за Джимми Холла, — все они были завоеваны за линией фронта... Лафбери вступил в бой даже не проверив, в каком состоянии находились пулеметы его машины, да и вообще ничего не зная об особенностях поведения пилотируемого им аппарата...
Когда прошло около пяти минут после взлёта, он поднялся на 2000 футов и оказался недалеко от „Альбатроса" в шести милях от аэродрома. Свидетелями первой атаки стали все, кто находился на поле.
Атаковав противника, Лаф выпустил несколько коротких очередей. Затем он резко отвернул в сторону: вероятно, ему пришлось повозиться с пулеметами, которые, похоже, заклинило. Еще один круг над их головами — и неисправность устранена. Он снова набрасывается сзади на врага, как вдруг машину старины Лафа охватывает бушующее пламя. Она проскакивает мимо „Альбатроса“ и еще в течение трех или четырех секунд летит прямо. Затем шокированные наблюдатели видят, как в безрассудном прыжке из огненного горнила появляется фигура их доблестного героя. Лафбери предпочел выброситься навстречу верной гибели, чем подвергаться медленной пытке превращения в угли. Его тело упало в сад возле крестьянского дома, в маленьком поселении строго на север от Нанси...
Мне припоминается разговор, который произошел у нас с майором Лафбери на предмет пожара в воздухе незадолго до этого трагического случая. Я спросил Лафа, что он предпримет в таких обстоятельствах — выпрыгнет или останется с машиной? Все мы относились к опыту майора Лафа с безграничным уважением и потому подались вперед, чтобы услышать его ответ. „В любом случае, я предпочту остаться с машиной, — ответил Лаф. — Выпрыгнув, вы точно не оставите себе никаких шансов. Кроме того, всегда есть возможность попытаться так скользнуть машиной на крыло, что вы сможете сбить огонь с себя и с крыльев. Возможно, вам даже удастся погасить пламя до того, как вы достигнете земли. Такое уже случалось. Так что я за то, чтобы оставаться со старой повозкой в любом случае!"
Капитан Де Род, командовавший соседней французской эскадрильей, повстречал нас и рассказал, что один из его пилотов — фактически, ас соединения — стал свидетелем смерти Лафбери и немедленно начал преследование „Альбатроса", чтобы отомстить за американского авиатора. В первой же атаке он получил пулю прямо в сердце и камнем рухнул вниз. Его машина разбилась в миле или двух от того места, где упал Лафбери. Однако, в конце концов, немецкий аэроплан был сбит огнем другого французского самолета и свалился в миле от линии фронта на нашей территории, а пилот и наблюдатель попали в плен.
Что касается Дуга Кэмпбелла, то вскоре мы узнали, что он тоже поднялся в воздух, желая отомстить за смерть Лаф-бери. Час спустя он вернулся и доложил о том, что „Аль-батрос“ удалился слишком далеко и пускаться за ним в погоню бессмысленно, но над Бомоном он вступил в бой с двухместным „Румплером" и после ожесточенной схватки убил кормового стрелка, а пилота ранил. Машина упала на нашей территории, а оба ее крыла оторвались во время стремительного беспорядочного падения.
Сдержанно приняв поздравления, Дуглас заверил нас, что этот „Румплер" — лишь первый из того множества аппаратов, которыми гансам придется заплатить за гибель Рауля Лафбери. И Дуглас Кэмпбелл сдержал свое слово!»
11 мая — С этого дня и до самого окончания войны ежедневно над водным пространством ведут дозор, выискивая подводные лодки, 300 английских гидросамолетов, 189 самолетов и дирижаблей. За этот срок летчиками было обнаружено 192 подводных лодки, атаковано 130, потоплено 4, серьезно повреждено 6, легко повреждено 20 и в 120 случаях летчикам удалось добиться ухода подводных лодок.
16 мая — В ночь 30 немецких самолетов отправились на бомбардировку Франции; французские зенитчики выпустили 1196 снарядов безрезультатно.
17 мая — Рикенбекеру едва удалось заставить свой «Ныопор» совершить удачную посадку после того, как оторвалась обшивка верхнего крыла.
Рикенбекер: «Утром ординарец выгнал меня из постели ровно в четыре часа, в соответствии с приказаниями, которые я отдал ему прошлой ночью. Я послал ординарца в комнату Рида, чтобы он поднял и его.
Через пятнадцать минут я и Рид обсуждали за чашкой кофе нашу маленькую схему утреннего рейда. Мы планировали подняться в воздух до рассвета и занять высоту вне видимости и слышимости гансов до того, как они выберутся из постелей. Околачиваясь вдоль их передовой, мы надеялись перехватить какую-нибудь отдельную машину, пересекающую линию фронта для фотосъемки. Великолен-ный план. Непонятно, почему никто не додумался до этого раньше.
Я направился к Мецу. Там должен быть хороший клев. В 25 милях от линии фронта, кроме знаменитой крепости, находился один из лучших немецких аэродромов...
Знаменитые укрепления вскоре лежали под крыльями моей машины... Хотя я и нашел Мец очаровательным, но все же на какое-то мгновение пожалел, что не управляю бомбардировщиком, с которого можно было бы сбросить в многолюдные лагеря внизу несколько сувениров. Вне всякого сомнения, в Меце расположились сотни тысяч солдат и множество высоких чинов, так как безопасный маленький город являлся воротами между Германией и линией фронта по Мезу. С такой высоты мой пулемет не мог причинить никакого вреда. С сожалением я описал прощальный круг и взял курс домой, снизившись в долину Мозеля. Ни один аэроплан оттуда даже не собирался подниматься в воздух.
Но все же в то утро у меня оставался еще один шанс достать боша. Я знал, что можно обнаружить воздушную активность над одним аэродромом по эту сторону от Тья-кура. Время патрулирования почти истекло, так как горючее было на исходе. Мысль о возможных проблемах с двигателем в двадцати милях за линией фронта заставила меня немного ускорить шаг...
Я выполнил два или три круга над Тьякуром с замолкшим движком. В конце концов, мой взгляд отыскал вражеский аэродром, который занимал маленькое поле сразу за маленьким городком. Там явно происходило что-то, а когда я проплывал над этой площадкой, то заметил три грациозных „Альбатроса“, поднимающихся в воздух один за другим. Судя по их курсу, они направлялись за линию фронта, набирая высоту по мере продвижения в южном направлении. Я постарался быть как можно более незаметным, пока последний из трех самолетов не оказался далеко впереди меня. Затем я вернулся на прежний курс и стал постепенно сокращать дистанцию между нами.
К тому времени, когда мы достигли Монсека — этой знаменитой горы к северу от Сен-Мийеля — меня и мою неожиданную добычу разделяло около 3000 футов. Мне так хотелось, чтобы противник оказался над нашими позициями прежде, чем я атакую его, что я совсем позабыл о том, что теперь представляю прекрасную мишень для немецких „Арчи". Два внезапных разрыва прямо перед моей машиной указали мне на ошибку. Не тратя времени на выяснение того, попали в меня или нет, я, призвав всю свою дерзость, бросился в отвесное пике на замыкающий „Альбатрос". Одиночный черный разрыв, посланный батареей снизу, заставил германских авиаторов оглянуться. Из этого сектора они никак не ожидали нападения.