еждение о приближении противника немец получил, услышав огонь германской зенитной артиллерии на линии фронта. Вскоре летчик заметил в воздухе и красно-зеленые огоньки двухместного биплана, приближающегося к своему аэродрому. Германский самолет крутым виражом пристроился ему в хвост и расстрелял с близкого расстояния. После того, как он выпустил всего 25 пуль, французский самолет загорелся, затем взорвался и рухнул вниз. Этот факт был подтвержден артиллерийскими частями 47-й бригады.
Спустя совсем непродолжительное время появился второй французский самолет, возвращавшийся с ночного задания. Германский летчик повторил маневр. После короткой очереди французский биплан исчез в темноте. Впоследствии немцы узнали от французских военнопленных о том, что и второй самолет разбился.
14 февраля — К (1) февраля поступило на вооружение ЭВК 38 машин.
20 февраля — Во Франции командующий Нивель подает в Военное министерство на утверждение подробный план воздушных бомбардировок. Теперь уже и Франция собирается приступить к централизованному утверждению объектов воздушного нападения.
25 февраля — Союзники начинают выполнять решения последней межсоюзнической конференции и посылают в Россию военных летчиков.
«Е. Крутень
Нашествие иноплеменников
У нас всегда зовут варягов. Авиация не может представить исключения. Были одиночные французы-летчики в начале войны, потом назвали механиков, потом стали выписывать летчиков вагонами — все мало — едет в Россию целая организованная банда в виде двух отрядов — разведочного и истребительного.
И этого мало — едут около двадцати англичан...
Но учиться у них пока что авиации решительно нечему.
В Англии, слов нет, лихая авиация, но без систематической организации и без хороших технических средств...
О французах надо говорить иначе.
...Вполне достаточно было бы ограничиться призывом инженеров, мотористов и прочего технического люда. Но вот призыв летчиков не находит себе никакого оправдания...
Едет компания не лучших летчиков, а „так себе“...
...В августе 1916 г. какой-то Смольянинов писал в газете „Новое Время" о том, как вдруг все изменилось на нашем фронте, когда к нам приехал французский авиационный отряд139, летчики которого ежедневно сбивали по несколько немцев и совсем заставили их перестать летать в этом месте...
Так это писалось еще тогда, когда французского отряда и в помине не было у нас. Что же будет теперь, когда вдруг среди заплеванных обществом русских летчиков появится в самом деле отряд истребителей из 16 летчиков*, среди которых, верно, хотя один да будет порядочный, да еще на лучших аппаратах „СПАД“, с которого довольно просто сбивать неподготовленных немцев...
Мы в технике уступаем, но в работе боевой французы не смеют сделать нам упрека.
Не только французы нас презирают, но и свои нас оплевывают, начальство не доверяет, а французов, которые смотрят на нас, как англичане на негров или мы на персюков, у нас сажают на первое место и дают полную возможность омертветь еще пока ретивому сердцу русского военного летчика.
Кризис близок.
25 февраля 1917 г.»140
27 февраля — На англо-французской конференции в Кале был одобрен план операций Нивеля. С целью обеспечения полного единства командования «в течение предстоящих военных операций» общее руководство французской и английской армиями возлагалось на французского главнокомандующего.
В Англии создан Комитет войны под председательством Ллойда Джорджа. Ллойд Джордж сменил на этом посту лорда Китченера, погибшего в июне 1916 г. при подрыве британского крейсера на миме.
МАРТ
В этом месяце в истребительную эскадрилью Рихтгофена «влился» его младший брат Лотар.
Рихтгофен: «По прибытии он, конечно, был очень молодым и невинным летчиком, который и понятия не имел о мертвой петле и всяких такого рода трюках. Но был весьма доволен уже тем, что может поднять машину в воздух и успешно посадить ее. На следующий же день я взял его с собой в разведку, прося лететь как можно ближе ко мне, чтобы он мог внимательно смотреть, как я буду расправляться с англичанами. На третий наш совместный полет я заметил, что он вдруг отделился от меня, ринулся на англичанина и сбил его. Сердце мое преисполнилось радостью. Ведь искусству поражать аэропланы противника научиться негде, все зависит лишь или от личности летчика или от решимости победить. Я не Пегу и быть им не хочу. Я всего лишь солдат, исполняющий свой долг».
Россия все больше и больше отставала в этой европейской авиационной гонке.
1 марша — Из отчета русского авиационного командования в Ставку: «...сложилась крайне неблагоприятная обстановка для нашей авиации. Материальная часть очень изношена. Новых самолетов поступает очень мало. Наша авиация действует в условиях значительного количественного и качественного превосходства самолетов противника. Разведывательная авиация вынуждена перейти к групповым полетам под прикрытием истребителей. Дальняя разведка производится одиночными самолетами-истребителями, а в особо важных случаях — группами по 5-7 самолетов... На сегодняшний день за первые два месяца кампании 1917 г. произведено 2505 самолето-вылетов, а всего с начала войны 31 162 самолето-вылета...»
Молль141: «При первых же воздушных боях весной 1917 года у русских... было сбито виндавскими истребителями 4 самолета без всяких потерь с нашей стороны. И с тех пор все русские гидросамолеты, при виде даже одного нашего, поворачивали обычно назад и спускались в районе своих авиачастей или дозорных кораблей. Их не удавалось расшевелить и вызвать на бой, даже применяя особые приманочные самолеты... И только над собственной территорией русские пытались всегда сбить наши гидросамолеты с помощью большого числа своих истребителей».
3 марта — Немцы разбомбили английский госпиталь, в котором погибли раненые — жертвы недавнего налета германских бомбардировщиков.
10 марта — Немецкие самолеты разбомбили еще один английский госпиталь; погибли все раненые и 2 сестры.
12 марта — (27 февраля) в России произошла Февральская буржуазно-демократическая революция.
После революции в летных школах была проведена чистка, обнаружены офицеры, которые не имели ни одного боевого вылета. От руководства летными школами были освобождены барон Буксгевден, полковник Стаматьев и др. Многих офицеров вернули в кавалерию и пехоту.
15 марта — Рихтгофен: «Летя с эскадрильей, я вдруг заметил противника, который теперь тоже летал только эскадрильями. Это все произошло над нашими артиллерийскими позициями по близости от Линса, то есть достаточно далеко, а нет ничего более возбуждающего, чем видеть противника, когда до сражения остаются считанные минуты. Я даже думаю, что в такие мгновения лицо мое немного бледнело, но сказать это с точностью не могу — зеркала с собой у меня никогда не было. Мне нравится это чувство опасности, поскольку оно сильно стимулирует поведение. Итак, ты видишь врага. Ты видишь целую эскадрилью. Ты считаешь вражеские машины и быстро рассчитываешь условия боя. Очень многое зависит в этом случае от направления ветра, куда он тянет машину — к фронту или от фронта. Например, однажды я подстрелил англичанина и сделал этот фатальный выстрел над английскими позициями, но ветер был настолько силен, что английский аэроплан приземлился не у своих, а как раз рядом с нашим наблюдательным воздушным шаром, так что мне повезло...
Нас было пятеро, англичан в три раза больше. Они летели, как мошкара. Расстроить такой порядок в таком скоплении машин — дело непростое, и одному аэроплану это не под силу. Это тяжело даже для нескольких, особенно, если имеется такое численное превосходство, как было в тот раз. Но, тем не менее, мы чувствовали такое воодушевление, что совершенно не сомневались в победе. На войне всегда главное высокий боевой дух, нападение, порыв, и бой в воздухе — не исключение. Правда, наши противники, наверное, думали точно так же, что я сразу и отметил про себя. Заметив нас, они построились кругом и атаковали, теперь нам пятерым надо было глядеть в оба. Мы сбились в тесный кружок и приготовились к приближению английских джентльменов.
Я внимательно смотрел, не поспешит ли какой-нибудь из них и не оторвется ли от компании. Ага! Вот и нашелся дурачок, который так и сделал. Теперь добраться до него было легко, и я сказал себе: „Этот пропал“. Громко закричав, я ринулся на него и подлетел совсем близко. Он в ответ тут же открыл беспорядочную стрельбу, что говорило только о том, что господин нервничает: Тогда я снова сказал себе: „Давай, голубчик, стреляй! Все равно промахнешь-ся“. Он стрелял из какого-то неизвестного мне оружия, но все равно мазал. Мне казалось, что я сижу перед гигантским кипящим котлом, и в этом было мало приятного. Правда, англичане всегда стреляют много из своих дьявольски отличных пулеметов, и мы более или менее привыкли к ним. Привыкнуть ведь можно решительно ко всему. Кажется, в тот момент я даже громко рассмеялся, но скоро получил за это хороший урок. Приблизившись к англичанину почти вплотную, то есть на триста футов, я приготовился стрелять, прицелился и дал несколько пробных очередей. Пулемет был в порядке и мысленно я уже видел своего противника падающим.
Возбуждение несколько улеглось. В таком положении надо оставаться очень спокойным, собранным и постоянно иметь в виду, что и тебя тоже смогут сбить. Однако воздушного боя без возбуждения все-таки не бывает — просто ему должна быть мера, ибо без меры ты непременно совершишь ошибку или, хуже того, ошибки, и никогда никого не собьешь. Но спокойствие — дело привычки. Во всяком случае, в тот раз ошибки я не сделал. Я приблизился к англичанину на расстояние в пятьдесят ярдов142