петь что-нибудь вздорное. «Розы, кресты, эвкалипты вырастут там на снегу. Встретим же Апокалипсис стаей гусят на лугу…»
Ничего подобного не происходит. Если уж нам они чужие, то друг другу совсем чужие. Бегают и прыгают на своем стадионе, как одержимые чем угодно – рекордами, что ли, но уж только не друг другом. Не знаю, разговаривают ли они друг с другом? Дом, ты слышал когда-нибудь, чтобы они разговаривали друг с другом?
ДОМ
Да, слышал. Они разговаривают друг с другом.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Ну, хватит об этом.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Что это значит – хватит об этом? О чем еще нам нужно сейчас говорить, как не об этом? Для чего мы подписались на Вторых? Не понимаешь, к чему мы подходим все ближе и ближе? Мне вовсе не светит продолжаться в каком-то чудовище. Лучше уж просто истлеть.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Я не могу этого слышать! Все эти разговоры бесплодны. Дело сделано. Назад не повернешь. Это не куклы. Они такие же люди, как все мы. В принципе, тут такие сравнения неуместны, потому что они – это мы.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ты уверен в этом?
Он молчит. Она молчит. Дом молчит. Лишь только чайки пищат.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Может быть, в них воплотились какие-то наши, нам самим неизвестные качества?
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ну, утешил! Да у них нет никаких качеств, кроме свежести тел. Может, тут какая-то халтура прогулялась? Или какая-то фундаментальная ошибка этой ёбаной технологии? Может быть, можно обжаловать? Послать рекламацию? Отправить их на доработку?
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Что за глупая идея?!
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ты сам, ты сам дурак! Ты только и ищешь повод, чтобы меня оскорбить! Сдохни, гадкий старик!
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
(так же моментально взъяряется). Вот и сдохну! А с кем ты тогда будешь жить? С моей молодой копией, да? А вот возьму и не сдохну! Возьму вот и буду спать с твоей копией!
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ура! Открылась твоя вонючая бездна! Вот на кого твой тореадорский рог нацеливается!
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Нет, это твоя вульва, пересаженная от балерины, трепещет похотью!
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Гадкий старик!
ДОМ
(громогласно). Молчать! Руки по швам! Задами – к Фьюзу!
Фьюз выезжает вперед. Мстислав Игоревич и Наталья Ардальоновна прижимаются задами к щечкам аппарата.
Аппарат, слегка вибрируя и излучая определенное свечение, заряжает их новой энергией.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Прости меня, роднульча.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Это ты меня прости, роднульча.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Бог с ними, со Вторыми. Пусть живут как хотят.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Давай уж и мы с тобой, мой милый, мой любимый, доживем вместе то, что осталось. И пусть будет так, как будет. Кё сэра, сэра! Уотэва уил би, уил би![19]
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Правильно, девочка. Ведь судьбы, кажется, еще никто не отменял. Даже Овал.
ДОМ
Сеанс окончен. Пациенты свободны.
Фьюз отъезжает в глубину сцены. Супруги, снова в хорошей форме, поворачиваются друг к другу.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
(смеется). Женщина Двух Столетий!
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
(смеется). Воссоздатель Воздуха!
ДОМ
Пою тебе, о Гименей! (Поет эпиталаму из оперы Рубинштейна.)
Супруги танцуют, лобзаются, предлагают друг другу какие-то ароматические порошки, чихают, от чего смеются еще пуще. Открывают шампанское.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ну хорошо, пойдем поплаваем с дельфинами, а потом по делам.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Эти дельфины! Вообрази, они, оказывается, все знают про нас. Кажется, у них еще более тесная связь с Овалом, чем у нас. Вчера я плавал с Млдом и Дломом, так было забавно, мило, мы вышли на какую-то проникновенную коммуникацию, и они стали расспрашивать меня об авантюризме в девяностых годах прошлого века. Их деды, оказывается, и тогда плавали вокруг Кипра и все про нас знали. Жалко, что нельзя заказать себе клона в виде дельфина.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
А мои подружки Зги и Гзи уверяли меня, что там где-то в морских глубинах есть своя Женщина Двух Столетий. Ну, дельфиниха, конечно. Они говорят, что она очень похожа на меня. Иногда, говорят, просто кажется, что это вы, мадам Какаша. Я так хохотала – чуть не захлебнулась.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Да, дельфины, что за народ! Это просто наша отрада! Иногда, знаешь ли, я воображаю свое – и твое, конечно, – перевоплощение в дельфинов.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Вот было бы чудно! Помнишь из Мандельштама? (Берет с полки томик.)
Ни о чем не нужно говорить,
Ничему не следует учить,
И печальна так и хороша
Темная звериная душа:
Ничему не хочет научить,
Не умеет вовсе говорить
И плывет дельфином молодым
По седым пучинам мировым.
Вот мы умираем, и наши жалкие останки сбрасывают в море. Тут вместо нас остаются эти Вторые, а там мы постепенно перевоплощаемся в дельфинов. Я беру себе имя Тевс, а ты будешь Ерог. Овал возьмет нас под свои лучи, неплохо, а? Мы будем плавать возле Кипра и все знать про тех, кто тут вместо нас оттягивается.
ДОМ
Ну и аппетиты!
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Странный какой-то сегодня день. То и дело наплывают картины прошлого. Сердце порой стучит, как будто мое собственное, а не того гонщика Макса Догоняйло, от которого взято. Вдруг, знаешь ли, вспомнилась песенка, которую я тебе спел к твоему семидесятилетию.
Игры моей апофеоз,
Твое лицо меж лунных фаз!
Павлиний хвост
В руках горит, и жарко тает воск
Прошедших лет и промелькнувших фраз.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ах, Славка, к добру ли нам такая сентиментальность? Ты вспомнил то, что было так мучительно забыто. Как я тебя люблю!
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
(смущенно). Ну хорошо, отправимся к дельфинам, а потом по делам. Ты где сегодня выступаешь?
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Только в Копенгагене. Хотела еще в Москву, но там эти несносные китайцы с их анкетами. А ты?
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Только в Кейптауне. Звали еще в Ростов, но там на сегодня мусульманское шествие назначено, это уж все-таки слишком для столетнего оратора.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ну, в общем, к вечеру мы оба будем дома. Дом, заморозь шампанского!
ДОМ
В каком смысле?
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ну, чтобы холодное было.
ДОМ
Оно всегда холодное.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Ну, я это просто так, для шику.
ДОМ
Как это – просто так, для шику?
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
А что, дома сейчас выпускают без чувства юмора?
ДОМ
Я вас сейчас, Наталья Ардальоновна, задницей к Фьюзу поставлю.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Ну, видишь, все-таки с чувством юмора.
Все трое хорошо, по-молодому смеются.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Дом, ты, надеюсь, помнишь, кто у нас в гостях сегодня вечером?
ДОМ
Это он печется о моей памяти! Как я могу этого не помнить, Славочка? Сегодня у вас тот, кто был вчера и позавчера – большой придворный чин из девятнадцатого столетия.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Тем более надо озаботиться шампанским. Ведь он без шампанского не может ничего, не может даже, подъезжая под Ижоры, посмотреть на небеса. А к шампанскому, мистер Дом, извольте приготовить гуся. Не виртуального, а настоящего, разумеется. Поджаристого, с корочкой, как у них на «Арзамасе» подавали.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Блестящая идея, Какашка! Вот будет сюрприз!
ДОМ
(ворчливо). Да вы этого с корочкой и есть не будете – ведь это же полпуда чистого холестерина.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА
Зато он угостится. Ну что ему холестерин? (Хохочет.) Ой, умру, ну что ему, на самом деле, холестерин? Он никогда о таком и не слышал. Ну пошли, Славка!
ДОМ
Не забудьте взять с собой «домовитки», а то еще опозоритесь в своих Копенгагенах и Кейптаунах.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ
Что бы мы делали без тебя, Дом, и без твоих «домовиток»? Наверное, давно бы уже были под стражей. Кряхтели бы в смирительных рубашках. (Протягивает маленькую штучку жене, другую такую же кладет себе в кармане.) Ну, прощай, дорогой уважаемый Дом!
ДОМ
Я не говорю вам «прощай», я говорю «до свидания».
Старики уходят в сторону моря, то есть в глубину сцены. Некоторое время мы еще слышим их веселые голоса и мелодии песен «Ах, Артур Шопенгауэр» и «Павлиний хвост». Потом все замирает.
В тишине по дому проходит Дом в виде пожилого почтенного джентльмена. Легким опахалом стряхивает с предметов мебели цветочную пыльцу. Смакует оставшееся шампанское. Декламирует:
Проявляется сон, выплывает из грота.
Сущим снится сирень, расставанья не-суть.
Снимает с полки маленький томик, читает:
Человек умирает, песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Останавливается в центре сцены, спиной к зрителям. Поднимает руки к Овалу. На несколько минут вместо сверкающего дня в театре воцаряется ночь. Овал флюоресцирует, узкие лучики света отходят от него и бродят по сцене. Слышится звук оттянутой и отпущенной толстой струны. Порой что-то так тявкает в разгаре лета в переполненном жизнью пруду.
ДОМ
Я слышу тебя, Овал. Я понимаю. Но нельзя ли? Да, понимаю. Я понимаю тебя, Овал.