ХОР ЛЯГУШЕК
Вот начинается спор двух великих поэтов афинских.
Спор шлемоблещущих слов, оперенных султаном, вскипает.
Стружкой завертится острое слово искусной работы.
Пора! Начинаем!
В честь Диониса Нисейского
Дружно мы песню поем.
Смело поэзию мы
От мрачных врагов защищаем.
Дионис-Дионис,
Наш кудрявый кипарис,
Бог цветов и юных Муз,
Наш таинственный арбуз.
ХОР ГРАФОМАНОВ
Хорошо тому живется, кто в коровнике живет.
Молочишко попивает,
Стенгазету выпускает. Песню звонкую поет
И с молочницей гребет.
Эписодий пятый
Та же площадь в Афинах. На ступенях храма сидят Клеофонт, Агафон и Пробул.
ПРОБУЛ
Сограждане, но что с Алкивиадом?
Его не видно. Массы смущены.
Тоскует сердце, селезенка стонет…
Куда тиран любимый запропал?
АГАФОН
Три дня уже прошло, как Лисистрату
Унес он в неизвестном направленье
Для продолженья спора о войне…
КЛЕОФОНТ
(украдкой хихикая).
Быть может, Лисистрата победила
Деспóта нашего, народного любимца?
(В толпе Графоманов осторожный смех,
Клеофонт встает.)
Быть может, маршал страстью роковой
Так истощен, что к нам прийти не может?
(Смех становится сильнее,
Клеофонт расправляет плечи.)
Быть может, людоеда довела
До судорог лихая Лисистрата?
(Толпа хохочет,
Клеофонт выпячивает грудь.)
Быть может, чучело свирепое уже
До корки стерлось, с Лисистратой споря?
(Дикий хохот толпы,
Клеофонт поднимает руки.)
Народ Афин! Свободный мой народ!
Во имя демократии священной
Отпор мы дать должны его гоплитам,
И если не сдадутся – зарубить
На месте всякого, кто служит тирании!
(Гробовое молчание Графоманов. Клеофонт в панике
оглядывается. Гремя доспехами, на сцену выходит
Алкивиад под руку с Лисистратой.)
АЛКИВИАД
(подходит к Клеофонту, одной рукой хватает
его за волосы, другой вытаскивает меч).
Чья голова?
КЛЕОФОНТ
(дрожа).
М-м-моя…
АЛКИВИАД
(поднимает меч).
Ну, если твоя…
КЛЕОФОНТ
Ваша, ваша голова, преданная вам ваша голова…
АЛКИВИАД
(размахивая мечом).
Ну, если моя…
КЛЕОФОНТ
(визжит).
Тела! Моего несчастного тела!
АЛКИВИАД
То-то!
(Отшвыривает Клеофонта,
вкладывает меч в ножны.)
Ну, Лисистраточка, поведай господам,
Чем кончился наш спор,
Пленительный и бурный.
И мне узнать не грех,
Поскольку ничего
Не понял из того.
Что ты три дня кричала.
ЛИСИСТРАТА
(смиренно выходит вперед).
О женщина Афин, солдата возлюби,
Пропахшего огнем, зловонным диким потом!
Чем больший он бандит,
Тем лучший всадник он,
И в этом я, лошадка, убедилась.
(Восхищенный шум Графоманов, свист, крики, смех.)
АЛКИВИАД
(в толпу).
Всем мужикам такие диалоги
Перед походом стоит провести!
(Хохочет вместе с толпой Графоманов, хватает
Лисистрату, танцует с ней вместе вызывающий
хамский танец. Лягушки безмолвствуют.)
Входит Геракл, таща на одном плече обвисшее тело народного кумира Фриниха. Сваливает тело на ступени храма, брызгает в лицо Фриниху водой из фонтана, садится рядом. Фриних недвижим.
ГЕРАКЛ
Ну, Фриних дорогой, надеюсь, ты запомнил,
Как яблоки из сада Гесперид
Добыл твой друг, Антея по дороге
Прикончив, чтоб мамаша Гера знала,
Как пакости мне делать. А потом
Бусирис-гад с сынком Амфидимантом
Меня же в жертву моему же папе
Хотели принести. Однако дудки!
Геракл не лыком шит. Чего молчишь?
Двенадцать подвигов с тобой мы разобрали.
Описанных фольклором. Ух, мерзавцы!
Опишешь ты, мой Фриних, не двенадцать,
А сто двенадцать… Почему молчишь?
(Трясет Фриниха, потом заглядывает ему в лицо,
печально присвистывает, отворачивается.)
АЛКИВИАД
(закончив танец, подходит к Гераклу).
Здорово, генерал! Я вижу, ты поэта
Мертвецки напоил?
ГЕРАКЛ
Увы, усоп поэт.
АЛКИВИАД
Как так усоп?
ГЕРАКЛ
И для меня загадка
Его кончина тихая. Весь вечер
Мы с ним беседу мирную вели
И творческие планы обсуждали.
Пришли сюда, и вот поэт усоп…
(Смахивает слезу, может быть, притворную,
а может быть, и искреннюю.)
АЛКИВИАД
(хохочет).
Слушай, парень, ты мне нравишься, определенно нравишься! Усоп, говоришь? Ха-ха-ха! Я вижу, ты накопил большой опыт работы с этими очкариками-софистами. Лисистрата, слышишь? Усоп, говорит, и плачет! Я думаю, не ошибусь, если оставлю его командовать в Афинах во время похода. (Кладет руку на плечо Геракла.)
ЛИСИСТРАТА
(с поспешностью).
Да-да, мой друг, не ошибешься. Во всех отношениях это лучший выбор.
Мрачный Геракл небрежно стряхивает руку Алкивиада со своего плеча.
АЛКИВИАД
(хватается за меч, смотрит на Геракла, который не обращает на него никакого внимания, потом, гневно раздувая ноздри, поворачивается к Пробулу).
Поймали Аристофана, паразиты?
ПРОБУЛ
(трепеща).
Мой вождь, полторы тысячи искусствоведов рыщут по всей Аттике…
АЛКИВИАД
(рычит).
Мерзавцы, что же вы треплетесь о новой эре, когда сатирики еще шляются на свободе?!
ПРОБУЛ
Как сквозь землю провалился, проклятый…
АЛКИВИАД
Ну, так ищи его под землей!
(Ударом меча сражает Пробула.)
И ты отправляйся туда же!
(Убивает Агафона, заносит меч над Клеофонтом.)
КЛЕОФОНТ
(вдруг начинает игриво танцевать и петь).
А я приду сюда с кифарой
И начну на ней играть,
И вы поймете, что не надо
Мою голову срубать…
АЛКИВИАД
Ха! Ловкач! Ладно, живи, ты еще пригодишься.
(Вкладывает меч в ножны, встает в позу.)
Народ, мой сын! Землица, дочь родная!
Сразили вы предателей двоих.
За новыми у нас не заржавеет!
Очистим мы священные края
От внутренних врагов
И повернем на внешних!
(Рев толпы.)
Пошли, Лисистрата! (Клеофонту.) И ты за мной! (Спускается по ступеням, проходя мимо Геракла, кладет ему руку на плечо, заигрывает. Геракл равнодушно бьет его ногой под зад.) Ох, папаша, какой ты невыдержанный, а еще олимпиец! (Шепотом.) Я ведь знаю, что ты действительно Геракл, но им это знать совсем не обязательно.
Алкивиад, Лисистрата и Клеофонт уходят.
ХОР ГРАФОМАНОВ
Воцарилось положенье, право слово, недурно!
Весело поет корова, видно, чует мясника.
Ласточка сидит на крыше,
Коршуна, должно быть, ждет.
Графоман сидит в столовой,
Щас компоту принесут.
ХОР ЛЯГУШЕК
(очень тихо, еле слышно сквозь воинственные крики).
Среди громов, среди огней,
Среди бушующих страстей,
В кипучем пламенном раздоре
Она с небес нисходит к нам,
Небесная к земным сынам
С лазурной ясностью во взоре,
И на бушующее море
Льет примирительный елей…
Поэзия…
ГЕРАКЛ
(смотрит на грустно танцующих Лягушек).
А, посвященные! Комедия зашла
Уж слишком далеко, концов не сыщешь…
Аристофан исчез и Фриних милый мертв,
И в городе бардак, какого свет не видел.
Пойду-ка я в Аид. Быть может, там, в Аиде,
Биографа себе по нраву отыщу.
И Фриниха возьму, несчастного цыпленка,
Который вдруг усоп, не знаю почему…
(Взваливает на плечи Фриниха,
медленно, по-стариковски бредет прочь со сцены.)
Агон
Подземное царство Аид. Соревнование поэтов в разгаре. Эсхил и Эврипид стоят в чашах весов. На вершине лестницы судья Дионис. Под лестницей возле пускового устройства расположился секундант Ксанфий. В глубине сцены Плутон, сидящий на троне, вокруг трона живописно расположившиеся чудища. Между троном и весами кресла, в которых сидят Шекспир, Пушкин, Лева Малахитов, Антон Биверлибрамс, Смуглая Леди, Анна Керн, Нина и Дагрен. Между креслами, трепеща руками, как крылышками, бегает чрезвычайно говорливый Бу.
Ода
ХОР ЛЯГУШЕК
Вот и мы горим желаньем
Мудрецов услышать речи.
Закипит жестокий бой!
Вот один прекрасно скажет
Остроумнейшую речь,
Засвистят тогда сравненья,
Словно камни из пращи,
А другой, с корнями вырвав,
Как деревья, изреченья
На противника обрушит.
Фигурально говоря.
КОРИФЕЙ ЛЯГУШЕК
Так начинайте драться фигурально.
Не превращая диспут в мордобой,
А помня о достоинстве поэта.
И кто б ни победил…
Эпиррема
ЛЕВА
Победит дружба!
ДИОНИС
(растерянно).
Кто это сочинил? Кому такая мудрость
Могла на ум прийти?
ПЛУТОН
Не обращай вниманья
На шалости поэтов-модернистов,
Воспитанных на праздных фестивалях,
Привыкших реплики из зала подавать
И шутками дурацкими морочить
Серьезным людям головы…
ЛЕВА
(возмущенно).
Папаша!
Прошу со мною говорить серьезно.
Ведь конный памятник не вам стоит, а мне
В Москве у знаменитого музея.
ДИОНИС
Свидетель Зевс, дурачества такие
Не остановят нас в святом стремленье
Узнать поэтов вес.
(Эврипиду.)
Начни, мой друг, тотчас.
ЭВРИПИД
Я о себе скажу, как о поэте, после,
теперь обманщика Эсхила обличу,
Который дюжиной ужасных слов ходульных,
Гривастых и нахмуренных, страшилищ невозможных
Дурачит публику.
ЭСХИЛ
О горе мне!
ДИОНИС
Молчи же!
ЭВРИПИД
Актеров ставит в ряд: речь так высокопарна.
Ни жизни, ни игры… О, как мне тошно было!
И лишь искусство от него я принял, как сейчас же
Ему, распухшему от слов высокопарных, тяжких,
Убавил жиру, посадив на строгую диету
Из легких слов, прогулочек, улыбок, сожалений.
И после первых слов уже все действовали в драме,
И говорили у меня и женщина, и дева,
И господин, и раб, и нищий, и старуха…
ЭСХИЛ
Да за дерзость
Такую смерти стоишь ты!
ЭВРИПИД
Клянуся Аполлоном,
Я поступал, как демократ, и жизнь давал искусству,
Учил отвесом измерять стихи и угломером.
Обдумать, видеть, понимать, обманывать, влюбляться,
Подозревать повсюду зло и размышлять.
ДИОНИС
Согласен.
Чаша весов с Эврипидом опускается вниз. Зрители аплодируют.
Эсхил садится в своей чаше, обхватив голову руками.
Эврипид элегантно раскланивается.
ЛЕВА
Видали? Как дал? Эсхил уже в гроги…
ЭСХИЛ
(поднимается).
Раздражен я такой переменой судьбы,
да и сердце мое негодует…
Пусть ответит, презренный,
чем следует нам восхищаться в великом поэте?
Эврипид, продолжая кланяться, делает вид, что не слышит вопроса.
ЭСХИЛ
(повышая голос).
Наставленьями! Речью правдивой его!
Воспитанием истинных граждан!
ПУШКИН
Я читал это в важных трактатах…
ЭСХИЛ
Посмотрите теперь, а людей-то каких
я оставил искусству в наследство!
Благородных, и сажень косая в плечах,
не боящихся службы народу,
Не базарных зевак, не лукавых шутов, как сейчас,
не обманщиков подлых.
Но дышавших копьем и копья острием
и султанами шлемов победных!
ЭВРИПИД
(играя на публику).
Надвигается страшное зло, и, боюсь,
он убьет меня шлемами вскоре.
ЭСХИЛ
(громоподобно).
Зевс свидетель, что я представлять не хотел
Сфенебей да и Федр-потаскушек,
И не скажет никто, чтобы где-нибудь
я образ женщины создал влюбленной.
ЭВРИПИД
Зевс свидетель, ведь ты Афродиты не знал совершенно.
(Поэты хохочут.)
ЭСХИЛ
(гневно).
И знать не желаю!
Но зато на тебя и на близких твоих
Афродита не раз нападала,
Сокрушила она и тебя самого.
ДИОНИС
Видит Зевс, это чистая правда!
(Чаша весов с Эврипидом опускается вниз еще на одно деленье.
Аплодисменты, смех, крики «браво, Эврипид!»,
«все мы люди!».)
ЭСХИЛ
(трясясь от гнева, показывает на Ксанфия).
Подлый раб, он шельмует
и гири кладет фавориту любви и распутства!
КСАНФИЙ
Провидение гири кладет, а не я…
ДИОНИС
(спокойно).
Продолжайте свой спор, драматурги!
ЭВРИПИД
Чем, скажи, нечестивый, могли повредить
государству мои потаскушки?
Ведь не я же о Федре преданье сложил,
оно ранее создано было.
ЭСХИЛ
Видит Зевс, это верно, но надо скрывать
все позорные вещи поэтам,
И на сцену не следует их выводить;
уделять им вниманья не надо.
Как учитель детей наставляет на ум,
так людей, уже взрослых, – поэты.
Лишь полезное должен поэт прославлять!
ЛЕВА
(радостно).
Как сказал Николай Николаич!
ЭВРИПИД
Быть должно человеческим слово твое!
ЭСХИЛ
Неизбежно ведь это, несчастный,
Чтоб для мыслей великих и доблестных дел
создавались высокие речи.
Из поэтов полезны бывали всегда благородные
сердцем поэты!
ШЕКСПИР
Крепко сказано! Браво, Эсхил!
ЛЕВА
Ловкий финт!
ДИОНИС
Ксанфий, что ты застыл, как мышонок?
КСАНФИЙ
Весы сломались!
ЭСХИЛ
Подлый раб шельмует!
ДИОНИС
(Ксанфию).
Спокойней надо быть, Аристофан.
КСАНФИЙ
(оцепенев).
О Аполлон Делосский и Дельфийский!
Я пойман, кажется…
ДИОНИС
Поэт Аристофан,
Эсхил, перед тобой. Отнюдь не раб ничтожный.
КСАНФИЙ-АРИСТОФАН
Ты знал всегда?
ДИОНИС
А ты как думал? Ясно
Я видел, кто несет тюки. Забавно было
Твои мне ухищренья наблюдать,
Желание проникнуть к сердцу драмы.
ЛЕВА
(вскакивает).
Так вы сатирик Аристофан? Мы вас еще в Литинституте проходили…
БИВЕРЛИБРАМС
Опять обошел на полкорпуса!
ЛЕВА
Ну как там у вас с сатирой в Афинах? Сильно давят?
АРИСТОФАН
Нет, не очень.
Плутон бьет в гонг.
ПЛУТОН
Пока бойцы-поэты отдыхают,
Мои соратники вас пляской развлекут.
Никто не сможет в скуке упрекнуть
Общественность подземного Аида!
Чудовища подземного царства образуют круг, притоптывая и прихлопывая, поют:
Мы чудовища Плутона,
Каждый весом по полтонны,
Слуги вечной тьмы!
Приходи, отцеубийца!
Демагог и кровопийца,
Будем рады мы!
Ух-ха, ух-ха, ух-ха-ха!
В центре круга появляется прелестная полуобнаженная танцовщица.
АРИСТОФАН
(восхищенно).
Нет, с Лесбосом не зналась эта Муза!
ТАНЦОВЩИЦА
(задорно).
А ты, пузач, с Венерою знаком?
АРИСТОФАН
(пускаясь в пляс, поэтам).
Эй, молодцы, сюда! Присоединяйтесь!
ЛЕВА
Веселый парень наш Аристофан!
БИВЕРЛИБРАМС
(печально – Дагрен).
Как этот танец мне напоминает
Загулы в «Электрическом саду».
Ты помнишь, Дагрен? Рынок «Ковент-Гарден»,
Бочонки и брюссельская капуста…
Констеблей спины и прилипших к окнам
Биндюжников, и гневный рев биг-бит,
И наши парни в драных треуголках,
И наши девки, юбки волоча,
Туда сходились… Помнишь, Дагрен, помнишь?
ДАГРЕН
(жалобно).
А ты тогда скрывал, что мы женаты,
И вечно двухметровая испанка
За мною шлялась…
БИВЕРЛИБРАМС
Я тебя любил…
ПУШКИН
(Анне Керн).
Ты помнишь, друг, октябрь уж наступает
В Михайловском. Уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей,
Дохнул осенний хлад, дорога промерзает
И в синей тишине…
АННА
Я помню, милый, все.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл…
ДИОНИС
(обнимая Бу).
Спор в тупике, мой чижик.
Сомненья тяжкие мне душу бередят.
Хоть ты бы подсказал…
БУ
Но я не понимаю.
На вашем уровне я просто примитив.
Вот если бы общнуться по каналам
Далекой связи…
ДИОНИС
Что ж, изобразим.
У нас, богов, давно уж в обиходе
Общенье дальнее.
Расходятся в противоположные углы сцены и начинают трепетать в течение всех последующих монологов до удара гонга.
ШЕКСПИР
(Смуглой Леди).
Вы помните, мой друг?
Камин трещит. Мальвазией упившись,
Кристофер с Фрэнсисом над «Гамлетом» потеют,
Вы у огня, а я у ваших ног
Пишу сонеты до утра…
СМУГЛАЯ ЛЕДИ
Я помню.
Вы мне писали так, сердечнейший милорд:
«Я лгу тебе, ты лжешь невольно мне,
И кажется довольны мы вполне…»
Мне было горько…
ШЕКСПИР
Я тебя любил!
ЛЕВА
(Нине).
Нинок, ты помнишь? Шквал аплодисментов
На «Маяковской» станции, а я
На эскалаторе, как ангел, поднимаюсь.
НИНА
С пробитым техталоном.
ЛЕВА
Ну, Нинок!
А после в ресторанчик театральный
Заходим вместе. Там сидят друзья.
Вот столик, Толик, Вася наколбасил…
Друзья, хотите, я стихи прочту?
НИНА
Пол-литра ставь, дружочки отвечают.
ЛЕВА
Несправедлива ты, моя любовь!
Внезапно прекращается танец чудовищ. Чудовища с диким воем бросаются к трону Плутона.
КЕРБЕР
Папаша, чую – близится тревога!
Все шесть ноздрей, как ласточки, трепещут!
Какой-то тип сейчас Харона стукнул,
Стикс пересек и вроде прет сюда!
ПЛУТОН
На перехват немедля, ребятишки,
Вы отправляйтесь. Ну а мы продолжим
Соревнованье яростных поэтов,
Спокойствие и разум соблюдя.
(Бьют в гонг.)
ДИОНИС
Продолжим дальше спор, а секундант
Пусть от весов подальше лучше будет.
Должны решить вы – кто такой поэт,
И путь какой поэт обязан выбрать.
ЭВРИПИД
Поэт – избранник. На челе его
Венец, невидимый коровам и лакеям.
Он путь единственный – к вершинам мастерства! —
Без страха и сомненья выбирает.
Чаша Эврипида опускается вниз. С этого времени весы начинают вести себя крайне странно, колеблясь поочередно то в сторону Эсхила, то Эврипида в ответ на каждую их реплику.
ЭСХИЛ
Поэт – слуга народа своего,
Слуга и вождь, на лбу его высоком
Горит венец. И видеть все должны
Лучи ведущего…
ПУШКИН
А ну, как если он?..
ЛЕВА
А если он – обычный член Союза,
Литфонда член…
АНТОН
Пен-клуба и гольф-клуба?
Иль просто посетитель кабачка?
ШЕКСПИР
(задумчиво).
Пока…
ЛЕВА
(пылко, как юноша).
Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон! (Смущенно.) Ой, Шурик, извини, тебя ненароком процитировал.
ШЕКСПИР
Всей жизнию своей найти ответ старался…
ПУШКИН
И я, мой друг, лишь этим занимался.
ЭВРИПИД
Поэзия для черни не нужна.
Служа ее неприхотливым вкусам,
Покроется коростою поэт
И станет жалким лишь приспособленцем.
ЭСХИЛ
Дичает без поэзии народ.
Становится ленивым и жестоким.
А патриотов истинных тогда
И днем с огнем, и ночью не отыщешь.
ЭВРИПИД
Народ дичает, коль над головой
Пустая мгла, но дышит он иначе,
Когда над городом торжественно висит
Литературы золотое тело.
Есть тело государства, есть народ,
Поэзия и мысль – другое тело,
Но если есть оно, то будет жар с небес,
А если нет – другой возникнет климат.
ЭСХИЛ
Ты благолепье выстроил на тьме
И ювелирное изделие подвесил
Над холодом и мраком, над бедой.
Над низким людом. Отказал в мечте,
Животные оставил лишь инстинкты
Своим согражданам, позволив изредка
Взирать на тело дивное Жар-птицы.
Поэзия, спустись, живи внизу!
И слезы общие, и радость, и победы —
Рассей туман и зажигай костры
Свободы, разума, мечты и благородства!
ЭВРИПИД
Мой друг Эсхил, меня не понял ты…
ЭСХИЛ
Свидетель Зевс, меня назвал он другом!
(Пораженные поэты смотрят друг на друга,
весы качаются.)
ДИОНИС
Певец или пророк?
Вот как стоит дилемма…
Все молчат.
Входит Геракл с трупом Фриниха на плече. За собой тащит на веревке свору связанных, жалобно воющих чудищ Аида. Вслед за Гераклом тихонько входят и скромно садятся в углу убиенные Алкивиадом Пробул и Агафон.
Геракл сбрасывает труп Фриниха на пол. Фриних садится и причесывается.
ГЕРАКЛ
Привет, Плутон! Ну, задал ты задачу!
Связать твою скотину нелегко
Мне было, несмотря
На предыдущий опыт.
ПЛУТОН
(гневно).
Опять, Геракл, творишь самоуправство?
Опять домашний скот ты обижаешь?
Немедля развяжи моих животных!
ГЕРАКЛ
Пожалуйста! Нужны они мне очень!
А ты скажи, чтоб мне вина и мяса
Сюда подали. Брысь!
(Развязывает чудовищ, которые тут же
окружают Агафона и Пробула.)
А, Дионис!
Ну, как, браток, житуха протекает?
Беда большая, братец, у меня —
Биографа прикончил ненароком.
Остался без биографа…
(Смахивает слезу.)
Сюда
Принес его, несчастного глупышку…
АРИСТОФАН
Ты ль это, Фриних?
ФРИНИХ
А, Аристофан!
Тебя твои товарищи искали
С таким усердьем…
(Показывает на Пробула и Агафона.)
ПРОБУЛ
(Аристофану).
Скучно без тебя
В Афинах было.
КЕРБЕР
(Плутону, умоляюще).
Разрешите, папа?!
ПЛУТОН
Валяйте, детки!
Чудовища набрасываются на Пробула и Агафона, через секунду, урча, расходятся. Вместо Пробула и Агафона на этом месте сидят два совершенно обглоданных скелета.
Гераклу приносят еду и вино.
ДИОНИС
Расскажи, Геракл,
Что в нашем городе священном происходит?
ГЕРАКЛ
(чавкая).
Веселые делишки, видит Зевс!
Алкивиад вернулся из похода.
С похмелья он три дня не просыхает,
Чудит полковник – головы летят,
Как кочаны капустные…
ДИОНИС, АРИСТОФАН, ЭСХИЛ и ЭВРИПИД
О горе!
ДИОНИС
Погибнет город наш под властью мясника!
Ну, Эврипид, что скажешь ты на это?
Того возьму с собою, кто мне даст
Совет полезней для спасенья града.
ЭВРИПИД
(мрачно).
Пусть город спрячет всех своих певцов,
Ваятелей, актеров, музыкантов —
В пещерах дальних… Пусть их сбережет
Для дней иных…
ДИОНИС
(Эсхилу).
А ты, поэт гражданский?
ЭСХИЛ
Прийти туда открыто, направлять
На верный путь губительное царство.
Поэзию и разум насаждать.
Без коих невозможно государство.
Молчание.
ДИОНИС
Один мудрец, другой – моя отрада.
Кого мне взять с собою? Аполлон!
ЭВРИПИД
Богов припомни, ими клялся ты
Меня на землю взять, возьми же друга!
ДИОНИС
Язык клялся, но выбран мной Эсхил.
ЭВРИПИД
(глухо).
Итак, ты что ж, меня оставишь мертвым?
ДИОНИС
Как знать, а вдруг и жизнь и смерть – одно.
Дыхание – закуска, сон – подстилка.
(Эсхилу и Аристофану.)
Готовьтесь в путь!
ГЕРАКЛ
Але, Аристофан,
Давно хотел поговорить сурьезно
С тобой, сатирик. В принципе, я добрый.
Хотя меня ты связываешь с кашей,
С ногой бараньей, а не с громом медным,
Хочу предупредить: ходить не стоит
Тебе в Афины. Можешь потерять
Ту штуку, что крамолою набита
И на плечах болтается.
АРИСТОФАН
Я знаю.
И все ж пойду. Сатира так нужна
Твердыням государства, как зубам
Нужна зубная щетка, без которой
Смердить начнут клыки и коренные.
ШЕКСПИР
Иным зубам потребно только мясо
Невинных жертв. Товарищи поэты,
От всех, кто здесь, хочу я вам сказать,
Пред вашею отвагой преклоняясь,
Что вы должны отчет себе отдать,
На что идете…
ЭСХИЛ
Друг Вильям, я знаю:
Идем мы не на пир, скорей на битву.
Но ради тех, кто по ночам не спит
И смотрит в небо, мучась от тревоги.
Готовы мы на все.
ДИОНИС
Друзья, в дорогу!
Дионис, Эсхил и Аристофан обнимаются с провожающими и уходят.
Антода
ХОР ГРАФОМАНОВ
Что ж, на дереве хорошем и повеситься не жаль!
Любо-дорого, ребята, повисеть вам на суку!
Как красиво в роще пышной
В крепкой петле повисеть,
Привлекая восхищенье
Очаровательных ворон!
Ай-ги-ги-ги-ги-ги-ги,
Вот какие пироги!
Ай-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Вот какие фортеля!
Антиэпиррема
ЛЕВА
Ушел Эсхил, а мы остались здесь…
(Решительно поворачивается к Плутону.)
Папаша Плутон, пойми меня правильно. Отпустил бы немного пожить, а? Отпустил бы ты нас всех ненадолго в нашу эпоху. Вот рванули бы вечерок в Политехническом: Шурик, Виля, Антоша, Бу, я, наконец… И свободная стихия там шумит, и синий снег, и черные деревья…
АНТОН
А какое пиво на Портобелло-роуд…
ПЛУТОН
(печально)
Я думал, вы достаточно умны,
Чтобы понять простейшую из истин:
Вы вечно живы там, во времени своем,
Вы любите, деретесь и поете
И память оставляете, а здесь
Вы только потому, что мне печально
Пред вечностью дежурить одному.
Без милых братьев. Что ж, друзья вернутся.
Они придут, но, может быть, в другом
Обличьи завернут на огонек приветный.
Мы будем рады. Одного страшусь:
На Стиксе буря может разыграться
И волны путников вдруг занесут тогда
В эпоху рокового беспоэтья.
Откуда нет возврата в наш союз
Сердец свободных и высоких мыслей.
Однако будем мы смелы и веселы.
Возьмите факелы!
(Поэты берут факелы.)
Пускай они горят
Надеждой на успех стремлений безнадежных!
(Поэты поднимают горящие факелы.)
Идем к столу, откроем славный пир!
Подать вина!
ГЕРАКЛ
Ого! Вот это дело!
ПЛУТОН
Ты будешь пить, Геракл, мы будем ждать.
Ждать двух друзей, держа в руках бокалы.
С надеждой ждать. Мы можем подождать,
Ведь век для нас подобен вспышке малой.
Внезапный порыв ветра гасит факелы. Слышится мрачный угрожающий рев.
КЕРБЕР
Папаша, Стикс надулся, как нарыв!
Вот-вот начнется шторм в двенадцать баллов!
Гаснут факелы, гаснет весь свет. Нарастающий, зловещий свист ветра, рев волн, стенания чудовищ, крики ужаса, боли, отчаяния…