— Здравствуй, Милли, — ответил Том. Он протянул к ней руки, усадил рядом с собой на скамью и поцеловал. — Как дела?
— Плохо, — сказала она.
Том гладил ее своей большой рукой, и Милли почувствовала, как его ладонь остановилась на ее груди. Она высвободилась и сказала:
— Подожди, Том!
— Что случилось, Милли? — спросил он, пытаясь в темноте разглядеть глаза девушки.
Она задержала дыхание, затем быстро произнесла заветные слова, словно стараясь поскорее избавиться от них:
— Том, я жду ребенка.
— Ты уверена?
— Конечно уверена.
— Черт возьми, — сказал он, но без всякой злобы.
Милли сразу стало легче, после того как ложь была сказана. Она сама уже почти верила в это.
— Что же нам теперь делать?
Он почесал за ухом и сказал:
— Положись на меня. Я постараюсь достать какие-нибудь пилюли или еще что-нибудь придумаю.
Она чуть было не расхохоталась вслух, подумав про себя: «Пилюли тут не помогут. Том!»
— Нам придется пожениться, — сказала Милли.
Том ответил не сразу, а когда ответил, то не словами. Он засмеялся, но не громко, а с каким-то издевательским весельем. Смех этот поверг Милли в отчаяние.
— Что тут смешного? — с возмущением спросила она и почувствовала, что в голосе ее появились те же ноты, что в голосе старухи: раздраженные и в то же время жалобные.
— Нам да вдруг жениться! — сказал он. — Выбрось это из головы, Милли! Я еще не скоро женюсь.
— Старуха выгонит меня из дому.
— Не бойся, — спокойно произнес он. — Куда она денется без твоего заработка да твоей помощи.
Он пошарил в карманах брюк, отыскал сигарету, зажег ее и бросил на землю обгоревшую спичку.
— Если ты и в самом деле беременна…
— Уже два месяца, — сказала она.
— Плохо, — беспечно произнес Том. — Но как бы там ни было, я на тебе не женюсь. Я как раз собирался тебе сказать: мне перепала работа в Северном Квинсленде. На следующей неделе я уезжаю.
Милли заплакала. Она едва могла припомнить, когда плакала последний раз, но теперь не в силах была сдержаться. Она чувствовала, что плачет из жалости к себе самой и от досады, что обман ее не удался.
Том обнял Милли за плечи и стал утешать. Она знала, что он делает это не из жалости к ней, а просто для того, чтобы она замолчала, — ее слезы привели его в замешательство. Милли отыскала носовой платок и вытерла глаза, а потом, окончательно взяв себя в руки, сказала:
— Что мне делать одной с ребенком на руках?
— Все обойдется, — сказал он. — Родится ли ребенок-то?
— Ты думаешь, я вру?
— Не верю я в это, — сказал он все тем же спокойным голосом, без всякого оттенка раздражения или злости; он просто говорил то, что думал.
И Милли вдруг захотелось ногтями впиться ему в лицо, до крови исцарапать его за то, что он изобличил ее во лжи. А когда это желание причинить ему боль прошло, наступила горечь поражения.
— Хорошо, — сказала она, — я наврала, ребенка не будет.
Он встал, и в темноте фигура его показалась ей огромной.
— Ладно, — я не виню тебя, — сказал он. — Но мне надо поспешить с этой работой в Северном Квинсленде. Поэтому сегодня мы с тобой в последний раз видимся.
Он немного подождал, но она не ответила и не двинулась с места. Тогда он вынул из кармана руку и слегка потрепал Милли по голове, а потом повернулся и пошел прочь своей небрежной, слегка расхлябанной походкой.
Над парком уже спустилась ночь, и еще долго после того, как тьма поглотила Тома, Милли слышала шарканье его ботинок по асфальту дорожки.
Она сидела неподвижно, тупо уставившись в темноту.
Когда Милли вошла, старуха дремала в своей качалке, но она тотчас же проснулась и требовательным голосом спросила;
— Где ты была?
— Гуляла.
— Врешь, — сказала старуха, — была на свидании.
Милли чиркнула спичкой о коробку. Пламя на минуту озарило всю комнату ярким светом, и Милли отыскала керосиновую лампу на туалетном столике, сняла стекло и зажгла фитиль. Она вставила стекло обратно и, немного подождав, прибавила огонь.
Черные птичьи глаза старухи следили за девушкой.
— Весь день я пробыла тут одна, — заныла старуха. — Посиди со мной.
— Я устала, — сказала Милли, — я ложусь спать.
Голос старухи сделался визгливым.
— Ну да, ясное дело, спать идешь! На меня тебе наплевать. Я могу подыхать — тебе все равно, подлая ты потаскуха!
Милли отвернулась и пошла к своей кровати. Ей не хотелось, чтобы старуха в эту минуту видела выражение ее лица. Эти проницательные черные глаза прочтут все ее мысли.
А думала она о том, что скоро убьет старуху, в этом она готова была поклясться.
Дэл Стивенс
Бродячий актер
Перевод Ф. Рейзенкинд
Портье держал на ладони бумагу, придерживая ее растопыренными пальцами. Он быстро просмотрел ее и наколол на предназначенную для этого шпильку. Острие прошло между указательным и средним пальцем. Портье усмехнулся.
— С этим надо быть осторожней, — сказал он. — Вам нужна комната?
— Да, — сказал человек, — мне нужна комната на первом этаже.
— На первом этаже комнат нет.
— Все заняты? — спросил человек. Его звали Роумер Вестон. Он был актером.
— Внизу у нас вообще нет номеров, — ответил портье, — и никогда не было.
— Не люблю комнат на верхних этажах, — звучно и нараспев, как священник, произнес Вестон. Это был пожилой человек с длинным лицом. Поля его серой шляпы были загнуты вверх.
— Очень сожалею, — сказал портье, пристально глядя на приезжего. — Во всех гостиницах города… ни в одной нет номеров на нижнем этаже.
— Понимаю…
— Да… вот так, — сказал портье. — Но есть хорошая комната на втором этаже.
Актер не ответил. Портье подозвал коридорного. Коридорный быстро подошел к ним. В верхней челюсти у него блестел золотой зуб.
— Что угодно? — спросил коридорный.
Портье перевел взгляд с коридорного на приезжего. Он ждал, что скажет приезжий.
— Хорошая комната, — сказал портье. — Можете посмотреть.
— Да, — произнес приезжий. — Да…
— Желаете сейчас подняться, сэр? — спросил коридорный с золотым зубом.
— Я не желаю сейчас подниматься, — проговорил актер. — Я вообще не хочу никуда подниматься. Можете отнести мои вещи.
— Слушаю, сэр. Сейчас отнесу.
Коридорный отошел и взял два чемодана. Роумер смотрел, как он поднимается по лестнице, и вдруг побежал за ним.
— Окно в номере запирается? — спросил он коридорного.
— На нем есть задвижка. Окно запирается.
— Я пойду посмотрю, — сказал Роумер и вошел вслед за коридорным в номер. Окно было открыто, оно выходило в переулок. Человек по имени Роумер Вестон подошел к окну и захлопнул его. Между рамой и кружевной занавеской валялись мертвые мухи; закрывая окно, он раздавил их. Поднявшаяся пыль набилась ему в нос. Актер подергал окно.
— Эта задвижка…
— Сэр? — вежливо спросил коридорный.
— Не годится. Самая обыкновенная задвижка.
— Это хорошие задвижки, сэр, — сказал коридорный, — их нельзя открыть снаружи.
— Мне нужно, чтобы окно нельзя было открыть изнутри, — сказал человек по имени Роумер Вестон.
— Как вы сказали, сэр? — вежливо спросил коридорный.
— Чтобы окно нельзя было открыть изнутри.
— Все окна открываются, сэр, — сказал коридорный. — Приезжие хотят, чтобы окна открывались. У нас был один постоялец, сэр, — кажется, биржевой маклер, — так он поднял шум из-за того, что окно не открывалось. Он сказал…
— Послушайте, — сказал актер, повышая голос. — Я хочу, чтобы окно не открывалось изнутри!
— Таких нет во всей гостинице, сэр, — сказал коридорный. — Во всей гостинице — ни одного.
— Ладно, — сказал актер, — ладно, это не важно. Я три недели жил в комнате на втором этаже в последнем городе, где я играл.
— Играли? — спросил коридорный.
— Я актер, — сказал приезжий.
— Вы играете в пьесах? На сцене? — спросил коридорный.
— Да.
— Это, наверно, интересно… играть в пьесах, сэр, — сказал коридорный.
— Интересно? А, да… очень.
— Я так и думал, что очень интересно, — сказал коридорный. — Так я пойду, сэр? Что-нибудь еще, сэр?
— Нет, все хорошо, — ответил актер. — Знаете, у меня была комната на втором этаже, пожалуй недели три, — и все было хорошо.
— Обслуживают хорошо? Хорошая гостиница? — спросил коридорный.
— Что? — спросил приезжий. — Ах да, очень хорошая.
— У нас вам тоже понравится, сэр, — сказал коридорный и пошел к двери. — Так я пойду, сэр, если вам ничего не нужно.
— Нет, ничего не нужно, — сказал приезжий.
Коридорный вышел. Он спустился вниз и подошел к конторке.
— Понравилась ему комната? — спросил портье.
— Понравилась, — сказал коридорный. — Ему окно не понравилось.
— Как так — не понравилось окно?
— Он хотел, чтоб не открывалось изнутри.
— Изнутри? Ты хочешь сказать — снаружи? — сказал портье.
— Нет, — сказал коридорный. — Он именно этого хотел. Он хотел, чтобы окно нельзя было открыть изнутри.
— Не врешь? — спросил портье.
— Ей-богу, — сказал коридорный. — Он именно этого хотел. И страшно разволновался.
— Господи! — сказал портье.
Коридорный постучал себя пальцем по лбу и подмигнул.
Портье усмехнулся.
— Ты так думаешь? — спросил он.
— Он из этих, из актеров, — сказал коридорный. Сверкнул золотой зуб.
В половине десятого к конторке подошел человек.
— Что угодно? — спросил портье.
— Здесь остановился актер Роумер Вестон?
— Он снял здесь номер, — сказал портье.
— Мне нужно видеть его, — сказал вошедший. Он был высокого роста. На нем было синее пальто.
— Я пошлю коридорного узнать, у себя ли он, — сказал портье.
— Не нужно, — сказал человек. — В каком он номере? Не стоит затруднять коридорного.
— Это его не затруднит, — сказал портье.
— Так в каком же он номере?